Влад
– Спасибо, – киваю девушке-флористу.
Два розовых букета в моих руках резко контрастируют с осенней московской действительностью, когда выхожу из магазина, забросив на плечо дорожную сумку.
Перелеты последних недель слегка меня доканали. Время суток могу прочувствовать, только посмотрев на часы; чтобы заснуть в новом часовом поясе придется выпить две таблетки снотворного.
Голова гудит.
Только десять вечера.
Знакомый район подсвечен фонарями. В квартире Моцарта я был пару раз, и, без преувеличения, один из этих визитов навсегда останется для нас судьбоносным. В результате него появилась София.
Когда я переступил порог этой многоэтажки в последний раз, мы расстались на пять лет. Это была моя инициатива. Сейчас уходить отсюда мне не хочется, меня заебало быть где угодно, только не с ними рядом.
Арина впускает меня в дом, сказав в домофон тихое: «Заходи».
Все знакомо. И лифт, и лестничные клетки. У стены возле нужной мне квартиры припаркован розовый самокат. Боясь разбудить его владелицу, просто стучу в дверь, вместо того чтобы воспользоваться звонком.
Дверь открывается почти сразу.
Глаза женщины, к которой я как ошпаренный мчался из другой части света, смотрят в мои с выражением пристального сверлящего внимания.
Почти четыре дня назад мы расстались в состоянии холодной войны. Несмотря на охуительный секс, я был зол, она тоже.
Я не хочу с ней воевать, я приехал не для этого, но, глядя на нее, подозреваю, что мои намерения ей до лампочки.
На ней черные шелковые пижамные штаны и комплектом рубашка с длинными рукавами. Несколько пуговиц сверху расстегнуты. В манящей ложбинке между ее грудей я вижу золотой блеск цепочки с оливковыми листьями.
Если это сигнал, я буду, твою мать, признателен.
На ее щеке виднеется след от подушки, но глаза у нее ясные, и сейчас они смотрят на цветы в моих руках.
– Впустишь? – спрашиваю.
– Если нет, ты просто на коврике уснешь? – отмечает она мой вымотанный вид.
– Скорее всего.
Метнув в мое лицо колючий взгляд, прохладно интересуется:
– Это твой белый флаг?
– Это мои извинения. Я не люблю на тебя орать. Предпочитаю вообще никогда этого не делать.
Сверкнув глазами, Арина испытывает мое терпение еще пару секунд, после чего сообщает:
– У меня Кристина спит на диване.
– Я ненадолго. Хотел тебя увидеть, посмотреть на Софи и оставить ей подарок.
Ее бунтующий взгляд от меня прячется. Она толкает дверь и отходит в сторону, пропуская меня внутрь своей квартиры. Пахнет ее духами и домом.
Прикрыв глаза, наполняю этим запахом легкие.
Впервые за много лет это ощущение настигает меня и почти сбивает с ног. Как и понимание того, что лицо моей дочери больше не выворачивает наизнанку мою грудь. На пороге этой квартиры я осознаю, что про тупую боль, которая двадцать лет не давала мне покоя, не вспоминал уже… да черт его знает. Долгое время. Она просто откатилась на второй план моей жизни.
– Ты что, вылетел сразу после своей встречи? – обняв себя руками, тихо спрашивает Арина. – Зачем, Влад?
– Как она? – игнорирую оба вопроса, потому что ответ на них очевиден.
Мотивы своих поступков в отношении нее и нашей дочери я объяснил доходчивее некуда. Если она до сих пор не может этому поверить, мне остается только уйти отсюда к чертям собачьим и больше не возвращаться.
– Спит. Она спрашивает о тебе не по сто раз за день, а по сто пятьдесят, значит, ей лучше. Она полюбила тебя, Влад.
– Я тоже ее люблю.
Протягиваю цветы, бросив на пол дорожную сумку.
Арина кусает губу и смотрит на меня исподлобья.
Для нас обоих будет лучше, если она их примет.
– Твоих любимых не было, так что…
Протянув руку, забирает у меня мои извинения и опускает в цветы лицо. Делает вдох и идет в сторону кухни, по пути прикрыв дверь в гостиную.
Глядя ей вслед, разуваюсь и бросаю на тумбочку пиджак.
– У меня есть только суп и макароны. Я не думала, что ты прилетишь сегодня.
– Я поел в самолете.
– Можешь не шептать. – Арина опускает цветы в вазу, косясь на меня через плечо. – Крис спит в берушах, а Софийку пушкой не разбудишь после ибупрофена.
Прислонившись плечом к стене, наблюдаю за Моцартом, не скрывая ни хрена. Ни того, что хочу ее поцеловать, ни того, что хочу ее саму.
Повернувшись ко мне, Арина приваливается бедром к столешнице и, скрестив на груди руки, интересуется:
– Как прошла твоя встреча?
– Рад, что тебе не по хер на то, как прошел мой день.
– Может быть, это вежливость.
– Надеюсь, что нет. Иначе зачем я вообще здесь?
Отведя глаза, радует меня своим тонким профилем.
Немецкие корни, смешанные со славянскими, подарили ей охеренные гены, но самый большой подарок для меня находится в ее голове. Там, где цветет ее уникальная натура, на которую моя отзывается со всем размахом.
Она знает, чего я от нее хочу. Ее любви, твою мать. И преподнести ей свою на блюде. На меньшее в наших отношениях я не согласен. Любить на полпальца Арина Беккер не умеет, я, судя по всему, тоже.
Оттолкнувшись от столешницы, тихо говорит:
– Принесу тебе полотенце для душа…
Перехватываю ее локоть, когда проходит мимо, и уточняю:
– Предлагаешь мне остаться на ночь? В твоей постели?
– Я же сказала, что диван занят.
Смотрю в ее лицо, уточняя еще раз:
– Это твой белый флаг?
– Ты разве оставил мне выбор?
– Я даю его тебе сейчас. Одно твое слово, и я уберусь из твоей квартиры. И больше не буду тебе докучать. Вернемся к общению прежнего формата, где нас связывает только Софи. Этого ты хочешь? Такой свободы?
– Ты же сам сказал, что я не знаю, чего хочу.
– Иногда и я ошибаюсь.
– Дай пройти… – говорит тихо.
Играю желваками, выпуская ее локоть.
Арина выскальзывает из кухни, зная, что я никуда не уйду. Я слишком долго сюда добирался, и я не про свой перелет.
Нахожу ванную по памяти, прихватив свою сумку, чтобы достать чистое белье и одежду.
Арина заходит, когда расстегиваю рубашку.
Поймав мой взгляд в зеркале, закрывает за собой дверь изнутри и кладет на умывальник белое махровое полотенце, после чего усаживается на стиральную машинку в углу и поджимает губы.
Оторвав глаза от моей спины, Моцарт смотрит на свой маникюр.
Достаю из шлевок ремень и бросаю его на корзину для грязного белья.
Арина вскидывает на меня взгляд и выпаливает:
– Мне предложили контракт. Гастроли в Японии на год в составе симфонического оркестра.
Значит, ее заметили.
Делаю глубокий вдох, избавляясь от рубашки.
– Это отличная новость.
Сняв брюки, остаюсь в боксерах.
– Ты знаешь, что это для нас значит?
– И что же?
– На следующей неделе я начну репетиции. Я уже нашла наставника, своего бывшего преподавателя из консерватории. У меня будет плотный график. Очень плотный!
– Понимаю. – Упираюсь ладонями в умывальник, продолжая смотреть на нее через зеркало.
Щеки у Арины горят, как и глаза.
Я тысячу лет не видел ее вот такой. Настоящей Ариной Беккер. Моим Моцартом.
– В перспективе я буду мотаться по Японии целый год, Градский. Но я не могу отказаться. Мне этого хочется. Очень. Я пока не представляю, что делать с Софи. Отчасти хочу влезть в эту авантюру ради нее. Открыть для нее мир музыки. Она очень способная. Показать, что все возможно, главное, не отказываться от своей мечты.
– Тебе не нужно отказываться. Я рад, что ты наконец-то знаешь, чего хочешь.
– Я не знаю, как вообще справлюсь с этим одна… – смотрит в потолок, сглотнув слюну. – С Софи… но я не хочу ехать без нее…
– Это приглашение? – оглядываюсь на нее через плечо.
– Ты очень занятой человек… – почти шепчет. – Ты купил виллу на Бали, я знаю, что тебе удобнее вести свои дела оттуда. Я же не слепая. Какая… Япония?
– В Японии нет вилл?
– Это не смешно. Я серьезно, Влад. Какое у нас будущее? Видеться раз в месяц?
Подойдя, упираюсь кулаками в стиральную машинку по обе стороны от ее бедер. Так, что наши лица оказываются на одном уровне. Заглядываю в ее широко распахнутые голубые глаза. Такая красивая… такая близкая. Иногда мне кажется, что я встретил Андрея Беккера только для того, чтобы встретить его сестру. И это тот случай, когда я готов поверить в гребаную судьбу.
– Арина, в моей сумке лежит коробка с кольцом. Для тебя. Я для себя все решил. Я хочу с тобой. Все только с тобой. Чтобы ты была моей. Без тебя мне не нужна вилла на Бали. Что, блять, я должен сделать, чтобы ты наконец-то это поняла? Любишь меня сейчас?
– Да!
– Это решает половину наших проблем, потому что я тоже люблю тебя. И полечу с тобой в Японию.
Ее руки ложатся мне на плечи, она прижимается лбом к моей груди и обнимает торс двумя руками, оставляя легкий поцелуй на коже.
Сдается. Я чувствую, что последняя стена между нами только что рухнула вниз.
Этого мимолетного поцелуя достаточно, чтобы кровь в венах устремилась и осела тяжестью в паху, а под ребрами, наоборот, появились легкость и покой.
Опустив лицо, прижимаюсь губами к ее макушке.
– Я скучала… – Оставляет еще один поцелуй, чуть выше.
– Хреновая основа для свободных отношений, не находишь? – напоминаю о том, что говорил ей много раз: свободные отношения не для нее и не для нас, твою мать.
– Иди в задницу!
Запустив руку в ее волосы, приподнимаю голову так, чтобы смотрела на меня.
Ее подбородок упирается мне в грудь, мягкие аккуратные губы приоткрываются и манят, ногти впиваются мне в задницу, удерживая на месте.
Блять…
Переместив ладонь Арине на горло, слегка сдавливаю его до тихого выдоха и запечатываю ее рот грубоватым поцелуем. Глубоким настолько, насколько вообще позволяют возможности.
Моцарт стонет вместе со мной. Как всегда, отзывается и легко подстраивается, разделяя любые мои эксперименты.
Выпустив ее шею, иду в душ, сняв по дороге трусы.
Врубаю тропический режим и засовываю под него голову, упираясь руками в стену.
Спустя пару секунд моей спины касается прохладный воздух, вслед за ним – напряженные соски, на затвердевший член опускается рука.
Откинув голову, закрываю глаза и делаю долгий выдох, потому что еще через секунду вместо руки на член опускается рот Арины.