Яркие лучи солнца беспощадно пытались меня разбудить. В голове гудело так, будто дядя Костя из соседнего дома опять пытается завести свой оранжевый запорожец.
Открыла глаза и подскочила. Я была в кровати Царёва. Ну, точно! Как я здесь оказалась? Ведь я точно помнила, что умостилась в кресле, накрывшись его пиджаком.
– Что случилось? – Саша отреагировал на мой визг и подскочил, растирая ещё красные глаза. – Проспали? Куда?
– Прости, Саша, – я прижимала руки к груди, чтобы не светить грудью в кружеве сорочки, стала сползать с кровати. Какого черта я решила выпендриться и взять с собой именно эту пижаму? Почему не взяла с милыми утятами? На что надеялась? Или ждала?
– Ты куда? – прохрипел он, потянулся к бутылке воды, что стояла на тумбочке и осушил её залпом, посмотрел на экран телефона и зарычал.
– Я, наверное, ночью… Точно помню, что легла в кресле… – заикалась, пытаясь понять, что сделать правильнее?
– Кать, время девять утра! Воскресенье! Спать! Саша резко схватил меня за руку, бросая обратно на кровать, прижал к себе ещё и ногу сверху закинул.
– Саш, мы в одной кровати, – шепнула я ему куда-то в район шеи, боясь пошевелиться.
– Ага.
– Это неправильно.
– Неправильно – спать в кресле, – Саша укрыл меня своим одеялом и обернул руками. – Тишина. Мне нужна тишина, Катя. И если мне придётся удерживать тебя силой, чтобы заставить молчать, я сделаю это. Поверь.
– Это ты меня перенёс?
– Да.
– Зачем? Мне было удобно!
– Все, спим!
– Царёв! Ты охренел? – я толкнула его в грудь со всей силы, но он даже не шелохнулся и руки с меня свои загребущие не убрал. – Заигрался, что ли? Так я тебе быстро напомню!
Моя рука заскользила по его груди, животу, аккуратно прошлась по кромке боксеров, вдоль рёбер и со всего маху вонзилась своими когтищами в спину.
Саша выгнулся, прижимаясь ко мне ещё сильнее и зарычал от боли. Глаза его распахнулись, в них вспыхнуло что-то новое. Прозрачная голубизна исчезла, уступив место туману, в котором он что-то прятал. Но что?
Я воспользовалась его слабостью и выскользнула сильных его рук. Обернулась в простыни и соскочила с кровати.
– Царёв, то, что мы с тобой играем влюблённую пару, не означает, что у тебя есть право вот так тискать меня! – зашипела я, грозно тыча в него пальцем.
– Иногда ты так смотришь на меня, Катя, – Царёв сел, ткнул в пульт и портьеры стали съезжаться, погружая комнату в темноту. – Что я начинаю думать, что ты не против.
– Я? И не против чего?
– Ты.
– Тебе кажется!
– Тогда я спокоен, – пожал он плечами и перевернулся на правый бок, отворачиваясь от меня.
– Ты невыносим! – я пошла в душ, нарочно топая так громко, как только могла.
– Напомни мне постелить здесь ковёр.
Чертыхалась, пока прохладная вода пыталась унять часто бьющееся сердце. Высушила волосы, надеясь, что шум вытеснит мысли о нем, переоделась в майку, шорты и вышла из спальни, нарочно хлопнув дверью.
– Сладких снов!
Внизу стояла тишина, лишь из ванной доносился плеск воды. Я зашла в кухню и открыла холодильник, мысленно поблагодарив Блондинчика, что он не пуст. Раз уж мы не одни, то логично было бы приготовить завтрак. Поэтому я достала яйца, молоко и даже нашла нетронутую пачку муки. Взбивала тесто на блины с такой силой, что стеклянная миска готова была разлететься на миллионы мелких кусочков от силы моего раздражения.
– Доброе утро, – Юлия Викторовна выдернула меня из мечтаний, выйдя из ванной при полном параде. Лицо её было свежим, а волосы аккуратным пучком собраны на затылке.
– Юлия Викторовна, вы колдунья? – рассмеялась я, смотря на себя в отражении зеркального холодильника. Ещё влажные волосы торчали в разные стороны, выбившись из высокого хвоста, а глаза сверкали нездоровым блеском гнева. – Вы выглядите как десятиклассница!
– Катюша, – рассмеялась она звонким смехом, присоединяясь к процессу готовки. – В твоём возрасте, чтобы выглядеть свежо, нужно выспаться, в моем же – не просыпаться.
– Вы такая … – я застыла со сковородкой в руках, наблюдая, как мама разглядывает содержимое холодильника. – Почему вы так добры ко мне?
– Хм, – она достала сыр, красную рыбу и зелень. – Ты хочешь поговорить серьезно?
– Да, хочу.
– Но тебе это может не понравиться, – вдруг её лицо изменилось.
– А я считаю, что лучше в глаза все сказать, чем услышать слухи. Поэтому давайте воспользуемся моментом пока мы одни и поговорим.
– А что тебя смущает, Катюша? – Мама вернулась к продуктам, краем глаза наблюдая, как я пеку блины, ловко орудуя лопаткой. – Маслом смазывать не будешь?
– Нет, вы же готовите начинку.
– Хм, – она не выдержала и рассмеялась. – Ну, так что тебя смущает?
– Ваш взрослый сын приводит домой незнакомку, за спиной которой ни шиша. Нет ни родственников, с которыми можно объединить капитал, тем самым умножив его; ни родословной. Ничего. А вы, Юлия Викторовна, раскрываете свои объятия, вместо того чтобы изжить меня со свету.
– Катя, я просто скажу, что у меня сын один. И его доверие, любовь и счастье – важнее всего. Я не предам сына. Никогда. Будь ты сто раз бродяжкой, я бы встретила тебя так же. Жены приходят и уходят, а сыновья остаются только в том случае, если матери не лезут в их постель и не создают проблем. Поэтому, Катя, я буду с тобой дружить до тех пор, пока ты рядом с Сашей.
От шока меня парализовало. По позвоночнику побежали разряды тока.
– Молчишь? А я тебя предупреждала, Катюша, – Юлия Викторовна погладила меня по плечу. – Не нужно задавать вопросы, если ты не готова услышать ответы.
– Не переживайте, Юлия Викторовна. Я сама попросила правду, поэтому глупо обижаться. Да я и сама все понимала.
– Катя, – Юлия Викторовна перехватила мою руку. – Наш разговор ни на что не повлияет. Ты пока не сделала ничего плохого моему сыну. Поэтому ты мне нравишься. Такой ответ тебя устроит?
– Нет, Юлия Викторовна, – пока жарился блин, достала творог, ягоды и бросилась на поиски блендера. – Мне не нужны ответы, которые могут меня в чем-то устроить. Я такая, какая есть. И другой не буду, даже чтобы вам понравиться. Поэтому у вас лишь один выход.
– И какой же? – женщина напряглась, пальцы, обхватывающие вилку, побелели, а глаза потухли. Ей стало страшно. Это было заметно.
– Юлия Викторовна, – я рассмеялась и обняла её. – Вам придётся узнать меня. Настоящую. И тогда вы влюбитесь.
– Думаешь? – губы её дёрнулись и напряглись. О! Я уже знаю, что означает это движение. Значит, она сдерживает улыбку.
– Ох, попались вы, дорогая Юлия Викторовна. Вы сейчас думаете о сыне, пытаетесь беречь его спокойствие. И это правильно…
– Да, – кивнула женщина.
– Но как только вы расслабитесь и позволите рассмотреть во мне больше, чем потенциальную невестку, все изменится. Это я вам обещаю.
– Потенциальную? – прищурилась Юлия Викторовна, и молодила руки на груди.
– Конечно! – фыркнула я, выставляя на стол стопку блинов. – Кашу ещё сварю быстренько.
– Что ты имеешь в виду, Катя?
– А то, что я ещё могу передумать, – рассмеялась я, наблюдая за шокированной свекровью. – Вы же понимаете, что мы все люди свободные. Саша тоже может разочароваться. И это нормально. Вы же сами сказали, жены приходят и уходят. Поверьте, женихи делают точно так же.
– Но ты же любишь Сашу? –женщина схватила меня за руку, пытаясь заглянуть в глаза.
– Я…
– А что это мы тут так громко обсуждаем? – голос Царёва прозвучал так неожиданно грозно, что мы обе взвизгнули.
– Вечно ты меня пугаешь! Лишаешься за это двух блинов! – затоптала я ногами, приложив руки к груди. Сердце билось так, будто выскочить пыталось.
– С чего это? – Царёв стоял, облокотившись на стеклянное ограждение второго этажа. Светлые волосы, ещё влажные после душа, зачёсаны назад. Лицо напряжённое. Взгляд прищуренный. Я усмехнулась и отвернулась. Давно стоит. Точно. И вмешался только тогда, когда запахло жареным.
– Споришь? Ещё минус два блина! – взмахнула я лопаткой, как волшебной палочкой и ткнула в него. – Одевайся, бесстыжее чудовище, и идём завтракать.
– Пожалуй, спорить не буду. А отец где?
– Спит папа. Пойду разбужу, нам уже ехать скоро, – мама скрылась в коридоре, а на кухню вплыл Царёв, на ходу натягивая чёрную футболку.
– Доброе утро, милая, – он подошёл сзади и обнял, уложив руки на животе.
– Царёв! Нас никто не видит, – зашипела я и попыталась оттолкнуть его, дёрнув с силой задницей. – Убери руки и свари мне кофе.
– Ой, они опять тискаются, – всплеснул руками Алексей Тихонович, выплывший из гостевой все ещё нетвердой походкой. – Завтрак! И поживее!
– Готов, папенька! – отрапортовала я.
– Молодец, – отец рухнул в кресло у стола, сжимая очевидно больную голову. – Как же я вчера так умудрился наклюкаться-то? Это, мать, все твои Мироша и Лёвушка!
– Лёша, отстань от мальчишек. Пусть веселятся на здоровье.
Незнакомая трель заглушила голоса, а Царёв, бросив взгляд на часы, и недовольно зацокал языком.
– Нет никого, – рявкнул он, подойдя к монитору домофона.
– Мы хозяев у дверей подождём, – раздался громкий смех уже знакомых мне голосов.
– Какого черта? – Царёв вздохнул, очевидно, распрощавшись с планами на спокойное утро, нажал кнопку и бросил в меня напряженным взглядом. – Кать, оденься пожалуйста. У нас гости.
Спорить я не стала, не желая лишаться блинов, передала лопатку улыбающейся Юлии Викторовне и рванула на второй этаж. И чем это мой наряд его не устроил? Влетела в гардеробную, застыв у зеркала и вздохнула.
– Ему не угодить, – порылась в рюкзаке, но ничего скромнее не нашла, поэтому схватила с вешалки его голубую рубашку и хотела уже выйти, как наткнулась на пару голубых глаз, наблюдающих за мной.
– Так нормально?
– Кать, – вздохнул он, роняя голову на руку, которой опирался на дверной косяк. – А есть что-нибудь длинное?
– Саш, ну чего ты прицепился? – вспыхнула я. – Можно подумать, тебе дело есть. Посмотрят и забудут. Или ты за репутацию свою печёшься? Думаешь, они подумают, что я их соблазняю?
– Я думаю, что если мне нельзя на тебя смотреть, то и другие не должны.
– А ты не думай, – я хотела прошмыгнуть мимо него, но попалась в капкан.
– Злишься.
– Конечно, злюсь. Ты заигрался, Царёв. Я – не твоя! Ясно?
– Предельно, – фыркнул он и отпустил руку, позволяя уйти. Вот только противная ухмылка говорила о том, что я ещё поплачусь за свои слова.
– Я есть хочу!
Мы спустились со второго этажа, как раз в тот момент, когда два бугая осаждали Юлию Викторовну, пытаясь забрать стопку блинов.
– Доброе утро, – хихикнула я и проскользнула мимо них.
– Красота, – Лёва сложил руки на груди, испепеляя меня взглядом.
– Точно, живая. И с родителями знакома. На кухне его кружится, – задумчиво шептал Мирон, наблюдая, как я взбиваю творог с ягодами. – Не мираж.
– Чего пришли? – Саша оттолкнул меня в угол кухонного гарнитура, закрыл собой, заняв место у кофемашины.
– На блины. На что же ещё? – Доний умудрился-таки сцапать блин из рук мамы.
– Так, садимся. Кто будет кашу? – Юлия Викторовна шлёпнула вора по руке и понесла завтрак на стол. – Лёша, чай?
– Нет. Кофе, взбодриться как-то надо, завтра столько дел перед вылетом. Сын, ты, кстати, летишь? Или у тебя дела?
– Конечно, летим, – Саша выставил на поднос кофе и, дождавшись меня, повёл к столу, усадив между собой и мамой.
– Все летим, – Мирон с подозрением наблюдала за тем, как я бухнула в его тарелку щедрую порцию каши. – Тысячу лет не ел.
– Ты только попробуй, Королёв, моя каша – это верх удовольствия по утрам!
– Катюша, – рассмеялся Мирон, вжимая голову в плечи, явно готовясь к удару. – Не повезло тебе с женихом, раз для тебя каша – верх удовольствия по утрам!
– Саш, твои друзья очень похожи на Севу, не находишь? – рассмеялась я, наблюдая, как звонкий подзатыльник от Алексея Тихоновича настигает Королева.
– Кто такой Сева? – мама встрепенулась, подкладывая мне блин на тарелку.
– Это Катин друг, – Царёв ткнул вилкой в завёрнутый блин и забрал его у меня. – Мам, у Кати аллергия на морепродукты. Ты же помнишь?
– Прости.
– Ничего страшного. Главное, что Саша помнит, – прошептала я ему прямо на ухо.
– Мам, – Царёв усмехнулся и пододвинул блины с творогом ко мне ближе. – Я хотел бы познакомить вас с Катиными родителями.
– Наконец-то! Я уж думала, вы не предложите, – фыркнула она, но без злобы как-то. По-доброму. – Это первым делом нужно было сделать! А как же сватовство? Сын?
– Мам-Юль, – зашипел Лёва. – Если калым окажется неподъёмным, я помогу.
– Чем, деньгами? – удивленно крякнул Алексей Тихонович.
– Нет, – рассмеялся Лёва, прячась за Мирона. – Заберу себе невесту.
– Ох, я сегодня как раз иду в хамам с подругами, там и пожалуюсь на поведение их сыновей! – Юлия Викторовна встала на ноги, уперлась кулаками в стол, угрожающе нависнув над веселящимися парнями. – Значит, так! К Катерине и на два метра близко не подходить! Глаза от неё отводить! Свои похабные шуточки спрятать в трусы! Ясно?
– А если в трусах занято? – зашептал Королёв, пододвигая тарелку с завтраком ближе, чтобы не забрали.
– Все, это невыносимо! Я сейчас же позвоню…
– Все, молчим…
– А нас будут знакомить? – Мирон нарочно смотрел на маму.
– С кем? – открыла род Юлия Викторовна.
– С родителями, с кем же ещё?
– Отца ты знаешь, – Юлия Викторовна опустилась в кресло, на миг растерявшись и посмотрела на улыбающегося в тарелку мужа. – Алексей Тихонович.
– С Катиными, – уточнил Мирон, пока женщина с ума не сошла.
– А чего ты на меня-то вылупился? – она со всего маху шлёпнула клоуна по руке.
– Ауч! Сами же сказали, не смотреть!
После завтрака родители засобирались, Лёва и Мирон пересели на диван, а Царёв помог убрать со стола.
– Какие планы?
– Поеду домой, конечно.
– Твой дом здесь, детка, – шикнул Лёва. – Может, и мы с Мироном переедем. Уж очень завтраки у вас вкусные.
– Очень смешно. Они устают когда-нибудь? Это же находка для Аншлага!
– Кать, ну, не злись на нас, – клоуны показательно пялились в противоположную от меня сторону.
– Скажи им, что я здесь, Царёв! Пусть голову хотя бы поворачивают, а то непонятно, с кем они говорят!
– Не-а, – Саша достал из холодильника бутылку минералки. – Меня полностью устраивает ультиматум мамы. Вот есть в ней необъятная женская мудрость. Пусть глаза свои держат подальше от моей невесты. Я отвезу тебя.
– Сама доберусь, – осмотрела кухню, убедившись, что все чисто, пошла собираться.
– Ага… – сказал он это так, что всем стало понятно, что обсуждать это бессмысленно.