Договор на нелюбовь

Глава 38.

Улыбалась… Глупо и, возможно, даже бессмысленно. Но переполняющее мою грудь счастье выражалось в отсутствующем выражении лица, беспричинных слезах и пугающей улыбке.

Наши мамы отлично поладили, поэтому вся предсвадебная суета, в которую меня затянуло с головой, проходила под их весёлые, немного взволнованные от ожидания разговоры. Юлия Викторовна заражала своим азартом настолько, что даже моя сверхэкономная мама, что готова была рухнуть в обморок от ценников и вырисовывающейся сметы, уже перестала так бурно реагировать, смирившись с упертостью Александра. Царёв был неумолим, а все разумные доводы отметал спокойной фразой: «Ирина Николаевна, это не повод для вашего беспокойства». Мама вздыхала, роняла быструю улыбку и прекращала очередной телефонный спор на тему бюджета.

Мне и самой весьма долго пришлось привыкать к его несгибаемости в вопросах затрат на свадьбу, потому что в голове отчаянно билась мысль «Это игра, Катя, просто игра». Да, конечно, наши с ним отношения были четко сформулированы в договоре, что абсолютно добровольно был подписан обеими сторонами, но внутри поселилось что-то незнакомое. Царапающее. И замутненное, как запотевший стакан, на который ты смотришь, понимаешь, что внутри всего лишь вода со льдом, но испарина на стекле искажает реальность, давая возможность воображению на шалость. В моем случае шалостью было сомнение, что это всё игра. Не верила больше ни ему, ни себе.

Я опустила стекло заднего сидения автомобиля, высунувшись на улицу, как та самая собака, которую везут на дачу, оставалось только язык высунуть для полного сходства. Но мои дамы не оценили бы этот порыв.

Радовалась тишине, тому, что меня не пытают вопросами и не заставляют делать очередной выбор: «три шоколада» или «красный бархат», орхидеи или гортензии, белые или серебристые салфетки. Все смешалось в голове, запутавшись в оливье из меню, приглашений, и униформы для официантов.

Ветер трепал мое лицо, душил своими порывами, от которых перехватывало дыхание и приходилось открывать рот, как рыбка. Бросила взгляд на передние сидения, прислушалась, пытаясь понять, что же мама и Юлия Викторовна снова эмоционально выбирают, но ветер шумел в ушах, словно уговаривал поиграть с ним ещё. Я хихикнула, обнаружив в поравнявшейся с нами машиной большого лабрадора, что так же, как я играл с ветром. Он-то меня понимает. Точно…

День тянулся жвачкой, пока мы объезжали один свадебный салон за другим. Юлия Викторовна даже отчаялась найти что-то более-менее приличное, когда мама взвизгнула и лишь ткнула пальцем в стеклянный фасад торгового центра.

Вот так вот мы и нашли мою мечту, на которой не болтался гордый, но абсолютно бесполезный брендовый ярлык, и стоило оно вполне сносно, хотя это не радовало мою будущую свекровь. Очевидно, Царёв провёл с матерью инструктаж, прекрасно понимая, как я отношусь к его транжирству. Поэтому женщина изо всех сил старалась не скривить лицо, увидев на ценнике недостаточное количество нулей. Она нервно дёргала носом, обходя меня вокруг подиума, на котором я, как свадебная фигурка стояла, ожидая вердикт. Она словно пыталась найти в платье хоть один изъян, чтобы завернуть эту примерку, но не могла. Оттого и нервничала, лишь сжимала в руке телефон, не решаясь позвонить сыну.

Но платье, что буквально бросилось на нас из кучи однообразия белого фатина, и правда было великолепно. А главное – оно шло мне! В нем не было диких воланов, огромных страз и камней. Оно так точно повторяла изгибы моей фигуры, будто лекало по мне вырисовывали. Все было на своём месте – глубина декольте, линия талии, длина юбки… Оно было моим.

Юлия Викторовна была растеряна, потому как металась между объективным признанием, что мы нашли то, что нужно, и необходимостью соответствовать статусу. Благо, объективность всё же победила желание утереть нос своим подругам, с которыми они раз в месяц собирались, чтобы покозырять достижениями своих отпрысков. А подготовка к свадьбе Саши Царёва уже которую встречу будоражила их фантазии.

– Но будет четыре платья, Катя! – сдавшись окончательно, она ткнула острым ноготком мне в грудь, сверкнув в глазах фирменными молниями четы Царёвых. – И ты дашь заказать мне того фотографа из Испании! Уговор?

Опять уговор… Эти Царёвы, словно не умеют иначе…

– Сдаюсь, – выдохнула я и упала на диван, осушая бокал шампанского, что мне вовремя принесла чуткая управляющая. – Валяйте! Хоть царя Всея Руси приглашайте! Но лучше бы Энрике Иглесиаса.

– Юля, не слушай её! – взмахнула рукой мама, представи,в во что тогда превратится свадьба её единственной дочери. – Никаких выкидонов, Катерина! Ты, главное, Саше такое не ляпни, а то он вмиг организует!

– Точно, с ним я и убегу! Эпичненько? Как думаете, бомонд оценит размах взбалмошной простолюдинки?

– Катька, – шикнула мама, нервно поправляя идеально уложенные белокурые локоны. – Надо было наказывать тебя в детстве, как буля советовала. А теперь поздно.

– Вот и договорились, – рассмеялась Юлия Викторовна и обняла меня. – Я в шаге, чтобы не влюбиться в тебя, Катерина.

– Не сдерживайтесь, маменька, не стоит. А хотите, вместе убежим со знойным красавчиком?

– А я подумаю, Катенька, – передразнила она меня и снова нырнула в зал, чтобы оплатить покупки. – Сильно не расслабляемся, нам ещё нужно найти туфли и коктейльное платье на второй день.

– Второй день? Юлия Викторовна… Я сейчас жениться перестану!

***

Вошла в дом, скинула лодочки на пороге и зажмурила глаза, ощущая приятный холодок старого деревянного паркета. Вот оно – удовольствие! Замерла, прислушиваясь к звенящей тишине, которую так редко можно было поймать. Дом наш постоянно звенел шумом, голосами и семейными спорами, а сегодня я оказалась одна. Юлия Викторовна всё же уговорила маму отправиться вместе на очередную встречу с подругами, а бабушка упорхала на пятничный турнир по покеру к соседке.

Разблокировала телефон в поисках того, кто бы мог ворваться, чтобы разбить тягостное уныние дома, но тут же убрала его обратно в сумку. Севка занят последними приготовлениями к свадьбе, Наташка с Кириллом на очередном сплаве, а Олька с Мишкой как-то слишком внезапно сорвались на море, даже позабыв со мной попрощаться.

Даже Царёв почему-то резко перестал пытать меня звонками и смс. Затих. Но я даже переживать не думала. После той стычки на юбилее Кириллова у Саши возникло слишком много проблем, и естественно, главной из них был дед, что упорно отказывался слушать голос разума, требуя безоговорочного подчинения. Но вся соль в том, что внук его одной с ним крови. Масть одна. Упёрт настолько же, насколько и сам старик, а возможно, даже сильнее.

Поднялась к себе в комнату, включила ночник и осмотрелась. Все было по-старому: та же мебель, рамки с фотографиями, мягкие подушечки и плюшевый плед, что я вязала целый год. Но будто что-то изменилось. Крутила головой, искала то, что было не так. Я почему-то потеряла ощущение уюта и спокойствия. Пусто и холодно… Словно дом перестал быть моим, и на миг мне захотелось очутиться в спальне на Каретном, где из окна виден весь город, а вся квартира пропахла пьяным цитрусом, от аромата которого крышу сносило. Вышла на балкон и вдохнула вечерний влажный воздух. Небо неожиданно затянуло грозовыми тучами, а вдалеке уже сверкали разряды молний, сотрясая рокотом грома.

Вновь бросила взгляд на экран телефона и пошла в душ, отчаянно пытаясь смыть с себя удушающее чувство тревоги. Но не получилось. Мысли быстрыми змейками мельтешили в моей голове, пугая своей скоростью, от которой голова кружилась. Не помогла даже ледяная вода, под которой я стояла несколько минут, стиснув зубы. Не проходило… Расплескивающееся счастье превратилось во что-то давящее, гнетущее. Мне даже воздуха не хватало. Накинула полотенце и распахнула дверь ванной, чтобы вырваться из замкнутого пространства и прервать эту пытку.

От сквозняка деревянная балконная дверь глухо шлёпнулась о журнальный столик, заставив меня вскрикнуть, и в комнату ворвался порыв ветра, от которого комната ожила. Занавески задрожали, взметаясь к самому потолку, журналы на тумбе захрустели самопроизвольно зашелестевшими страничками, а фоторамки на стенах жалостно дрогнули.

Меня охватила дрожь, то ли из-за того, что по коже обнаженного тела стекали холодные ручейки воды с волос, то ли от растерянности.

Странно… Ночник в спальне был опять выключен… И лишь в частых всполохах грозовых молний можно было различить очертания мебели. Застыла, внезапно ощутив тепло, что поднимается с пальчиков ног, разливаясь рекой по всему телу. Сердце дрогнуло, запуская свою взволнованную песню. Зажмурилась и выдохнула. Повернула голову как раз в тот момент, когда очередная вспышка осветила кресло. Мужская фигура резко выпала из темноты. Но я не ощутила страх, потому как узнала Царёва… Это был он.

Молчали оба. Не двигались.

Саша щёлкнул зажигалкой, чтобы прикурить. Он сделал паузу, словно давал возможность убедиться, что это он. Привыкнуть. Успокоить сердцебиение. Но зря… Я буквально споткнулась об его взгляд. Напряженный, острый и такой холодный, будто и вовсе чужой. Смотрел, как будто видел впервые. Всё, что я видела – пылающий гнев и разочарование…

Меня словно снова окатили ледяной водой. Сделала шаг назад, прислоняясь к стене, чтобы ощутить хоть какую-нибудь опору. Прижимала полотенце к обнаженному телу, содрогаясь от чувства тревоги, что уже плотно затягивалось вокруг моей шеи.

Хотелось включить свет, чтобы взорвать эту темноту! Но не могла пошевелиться, стояла, будто парализованная, ощущая лишь пристальный взгляд, что дулом пистолета замер на моём лице. Не видела. Чувствовала.

А он всё курил, медленно поднося пылающую сигарету ко рту. Плотно обхватывал губами коричневый фильтр, делал глубокую затяжку, освещая абсолютно ничего не выражающее лицо тлеющим угольком.

Он протянул мне руку, продолжая свою пытку молчанием. И я пошла. Делала мелкие шаги, не сводя взгляд с тлеющего кончика сигареты, будто это был единственный ориентир в этой беспросветной и тяжелой темноте.

Как только мы коснулись кончиками пальцев, Саша вздрогнул, больно сжал мою ладонь и дернул на себя. С силой вырвал из рук полотенце и швырнул на пол с такой злостью, что я перестала дышать. Движения были резкие, рваные. Дернулся, заставляя меня расставить ноги шире, снова потянул и усадил себе на колени. Разжал крепкий хват пальцев. Откинулся на спинку кресла и раскинул руки в стороны, словно пресекая собственное желание прикоснуться.

Сидела абсолютно голая на его коленях, чувствуя себя, как на плахе в ожидании казни.

Хотелось пошутить и услышать его хриплый смех, что согревал лучше, чем плюшевый плед. Хотелось ощутить его теплые ладони на своем теле, почувствовать горячее дыхание на шее и путанный шепот, выдающий его возбуждение. Но нет… Смотрел и не касался меня, продолжая медленно вдыхать вдруг ставший едким дым с ароматом горькой вишни.

Сжимала руки, с силой переплетая свои пальцы, но не чувствовала боли. А хотелось! Хотелось ущипнуть себя и проснуться в мире, где взгляд прозрачно-голубых глаз был похож на безоблачное небо, что несет в себе надежду, а не беду, которую я видела сейчас. Будто уже всё случилось, но я еще не знала об этом.

По щекам потекли слёзы. Их мокрый след тянулся по скуле, теряясь на шее. Горло сжалось в спазме, и даже если бы я сейчас захотела закричать, то всё равно не смогла бы.

Принятие затопило меня полностью, и он это ощутил, потому как чуть наклонился. От него пахло табаком, ванилью и алкоголем. Точно… Он был пьян. Оттого и взгляд такой стеклянный, отсутствующий. Словно броню нацепил, не позволяя подойти ближе.

Сделал последнюю затяжку и бросил окурок в горлышко бутылки, что стояла на полу. Он будто все это время напряжённо о чем-то думал. Саша выдохнул облако дыма вверх и резко подался вперёд, сгребая меня в свои объятия. Сильные, грубые и жадные.

– Огонь, говоришь? – зашипел он, впиваясь в мои губы.

Ощущала больные укусы повсюду… От губ до шеи. Терпела и молчала, принимая всё, что было приготовлено. Лишь выдохнула от звука его голоса. Пусть, главное, не молчит.

– Сгорать хочешь? – его руки опустились на мои плечи, пальцы с силой вжимались в кожу, начиная очередной этап пытки, двигаясь к груди.

– Ты серьёзно рассчитывала разжечь пламя и не обжечься? А ты жестокая…

Теплые ладони накрыли, с силой шаркнув по болезненно напряженным соскам, и я вскрикнула, вскинув назад голову. Но он отреагировал мгновенно, накрутил волосы на кулак, не позволяя отводить взгляд, что сейчас был ему необходим. Что он пытался в нём увидеть?

– Давай, Катя, поведай мне свой коварный план приручения мужчины…

Его губы вновь стали бегать по шее, оставляя влажный след от языка. Смотрела на него, жадно ловя обрывки взгляда в всполохах молний.

– Мало тебе? – зарычал он, опуская руки на мои бедра. – А чего же ты хочешь?

Почему-то я молчала. Ответ крутился на кончике языка, но челюсть будто свело, не позволяя произнести ни звука. Лишь слышала собственные стоны, постепенно превращающиеся в всхлипы. Пробежался по внутренней стороне бедер и замер, наблюдая за мной. Но это была лишь передышка. Тайм-аут, чтобы дать себе время подумать. А он думал… Царёв о чем-то усердно размышлял.

Губы его дрогнули в ухмылке, и он взял меня на руки. Как пушинку.

Те пять шагов до кровати были самыми долгими в мире, потому что успела прикоснуться к нему, вдохнуть его запах и убедиться, что это всё же он. Он! Мой Царёв. Но как только спина коснулась холодной простыни, Саша вновь отстранился.

– Чего ты хочешь, Катя? – он медленно стянул с себя черную футболку и навис надо мной. Грудью едва касалась его, когда делала глубокий вдох. Он зна-а-а-ал это… чувствовал. Наслаждался моей реакцией. Шарил по мне своим острым взглядом, пытаясь ничего не упустить.

– Говори… Я слышать хочу. Сам хочу услышать, Катерина, – зашептал на ухо, прикасаясь колючей щекой. – Когда правду говоришь сама, остаётся шанс на спасение. А когда за тебя говорят – это путь в пропасть, откуда обратной дороги уже не будет. Сознавайся. Сама…

Бесполезно это было, потому что я словно язык проглотила. Лишь вздрогнула от его поцелуев, что стали рассыпаться по коже, как разрывные бомбы. Меня словно разносило на части от контраста ощущений. А он этого и добивался… Касался губами, ласкал языком, втягивал кожу и прикусывал, смакуя момент пару секунд. Отпускал и начинал все заново. Быстрые касания, лёгкие укусы и жар от его выдохов сменялись нежным дуновением, унося меня во тьму. Потеряла счет времени, тело стало чужим. Меня переполняли ощущения, что подобно пузырькам шампанского скапливались под пробкой, ожидая свободы…

– Я согласен был на любые твои условия! Готов был принять любую прихоть, но вместо этого ты решила унизить меня?

Унизить? Я ахнула, пытаясь собраться с силами, чтобы выяснить, какого хрена происходит! Но нет… Я была убита и растоптана.

– Говори! – рычал он, опускаясь всё ниже. Но я продолжала молчать, лишь жалобно заскулила, когда его покусывания участились на внутренней стороне бедер. Впитывала шумные вдохи и шуршащее ласковое рычание.

Из глаз полились слёзы, когда Саша перешёл в атаку. Его зубы оставляли извилистую дорожку боли, прерываемую коротким поцелуем, что пунктирной линией старались свести меня с ума. Двигался по тонкой коже бедра, то и дело меняя направление, силу и темп. Следы путал, отвлекал, а потом я услышала собственный крик…. Абсолютно животный и до ужаса откровенный, потому что его язык опустился на болезненно набухший клитор. Я прикусила собственную руку, чтобы снова не закричать. Чтобы сохранить тишину и не дать той буре, что сейчас металась у меня внутри, выйти наружу.

Он слышал, но не остановился. Лежала перед ним полностью открытая, обездвиженная и раздавленная. Царёв отстранился, положил руки мне на живот, а потом опустился ниже, царапая вибрирующую точку грубостью кожи и заскользил по бедрам, чтобы развести мои ноги как можно шире. Улыбался Царёв… Рассматривал меня распластанную перед ним, жадно шарил по телу руками, впивался пальцами, а потом стал покрывать поцелуями. Миллионами нежных поцелуев, что ласкали каждый миллиметр моей кожи, и не успокоился, пока вновь не замер между ног. Языком прокладывал дорожку к моему удовольствию, сгущая мои ощущения до максимума: удары переходили в нежные засосы, движения то замедлялись, то учащались, сменяя лёгкие касания сильным нажимом.

Он упивался моими стонами, а я извивалась, как шелковая лента, то и дело выгибая спину. Его рука накрыла мою грудь, сжав с большой силой в тот момент, когда язык стал выписывать быстрые круги вокруг клитора. Тело рассыпалось от охренительно ярких вспышек нового ощущения: звук его влажных поцелуев, громкое дыхание, тяжелая рука, и сверкающие глаза, которые вонзались в меня, как только я снова опускалась на кровать. Не было в этом чего-то постыдного. И смущения в его мимолетном взгляде я не обнаружила, что ещё сильнее раздирало мне сердце.

Царёва было уже не остановить, а я и не пыталась. Старалась запомнить каждый миг этого болезненного удовольствия. И как только мышцы предательски стали скручиваться в узел, намереваясь прекратить всё это, прервать и обрушиться на меня всей силой оргазма, Саша вновь отстранился. Звякнула пряжка ремня и шум падающих джинсов взорвал секундную тишину, возникшую между громовыми раскатами. Напряглась, не понимая, что делать дальше…

– Тебе просто нужно было попросить, Катя! Не обязательно было делать из меня посмешище!

Его пальцы вновь вернулись к истязанию удовольствием. Игра его была не окончена, очевидно. Не прерывая пытки, второй рукой он перехватил мои ноги, уложив на свои и я ощутила долгожданное касание. Что-то теплое и гладкое заскользило синхронно с его пальцами. Слышала охренительно возбуждающие звуки его рычания, видела, как часто пульсирует вена на его шее. И в этот момент вздрогнула… Его напряженная плоть то настойчиво упиралась, то вновь дразняще скользила по клитору. Замер, но лишь на мгновение, будто давал шанс всё прекратить, остановить. Но я и не собиралась, лишь глаза распахнула, чтобы видеть его. Саша улыбнулся и стал медленно входить, будто сомневался до сих пор. Боролся. Видно было! С самим собой боролся Царёв, пытаясь понять, как поступить. Его пальцы кружили все быстрее, размывая мою реальность в сладком оргазме, что волной цунами обрушивался на меня своими смертоносными волнами.

– У меня… никогда … никого не было…

Мои слова заглушили рокот грома, а в ярком всполохе молнии показалось напряженное лицо Саши, что застыл, как статуя, не сводя с меня глаз. Как только спазмы удовольствия стали стихать, а сердце перестало заглушать звуки реальности, услышала шорох и хлопок двери. Ушёл.

Напряжение лопнуло, как воздушный шарик. Но это было обманом…

Сквозь туман спутавшихся чувств я услышала звук телефона. Экран вспыхнул, осветив недовольное лицо кумира на потолке, ставшего невольным свидетелем моей казни.

Царёв прислал сообщение. Я машинально смахнула пальцем уведомление и перестала дышать, зависнув пальцем над иконкой видео, что было во вложении. Запустила и вздрогнула, увидев, что крупным планом была снята моя машины, припаркованная в кустах, в боковом стекле которой мелькала светлая голова и мужская фигура, скрытая тенью… Девушка в красном топике отчаянно извивалась от удовольствия, а её длинные светлые волосы перекрывали лицо. Но мне и так все было понятно.

– Это не я, Саша…