Договор на нелюбовь

Глава 40.

Катерина

– Царёва! Царёва! Выходи! Я не уйду, слышишь? До утра орать тут буду!

Я стояла у окна, пытаясь спрятаться за прозрачным тюлем, что подёргивался от моего резкого дыхания. Царёв, кажется, заметил это движение, поэтому рассмеялся и начал орать с удвоенной силой.

– Кать, ты серьезно решила просто так стоять? – Олька чмокнула сына в макушку, подошла ко мне сзади, уложила голову на плечо и обняла. – Я, конечно, плохо его знаю, подруга, но даже мне ясно, если этот мужчина пришёл, то уже просто так не уйдёт. Не похож он на того, кто не знает, чего хочет. А Царёв хочет. Видно же, смотри, как улыбается, Кать.

– Глупости, Оль. Покричит и перестанет, – прикусила губу, рассматривая Сашу из своего укрытия. Но что-то мне подсказывало, что уходить он никуда не собирается. По-мальчишески ловко влез на изогнувшийся ствол яблони, подтянулся за крепкую ветку и взобрался на неё, вальяжно свесив ноги. Губы растянулись в улыбке, рассматривая из своего укрытия этого наглого мужчину, что сейчас больше походил на мальчишку. Драные голубые джинсы, простая белая футболка, взлохмаченные чуть вьющиеся волосы и лукавый взгляд, что был направлен в мою сторону. Знал, что прячусь. Так глупо, но за это можно многое отдать, чтобы увидеть взрослого мужчину, что готов лазить по деревьям, крича о своих чувствах, не стесняясь никого вокруг.

– Царёва! Выходи, пока буянить не начал, – Саша подмигнул и опустил на лицо солнечные очки, чтобы отгородиться от меня.

– Ты просто обиделась, но, если честно, мало кто прошёл бы мимо этого видео просто так. Нет, я его не оправдываю и всегда буду на твоей стороне, просто понимаю его, Кать. Он влюблён, и это видно, а тут ему подкидывают такую картинку, что башню срывает. У меня бы тоже мозги поехали. Честно.

– А как же доверие, Оль?

– Кать, – подруга стиснула мои плечи, прижалась щекой и рассмеялась, наблюдая как взрослый мужик сидит под окном малолетки. – А как бы ты отреагировала?

– Придушила бы к чертям собачьим.

– Ну, вот, – рассмеялась Оля и подтолкнула меня к дверям на балкон. – Давай, иди к своему Ромео. Для профилактики можешь нервы помотать, конечно. Но вот смотрю я на его нагло-красивую морду и верю, что раскаялся он уже. Ты же сама хочешь, дурочка. И злиться уже давно перестала. Так к чему эта комедия? Поговорите.

Я прижалась щекой к её тёплой руке, словно искала спокойствия. Все правильно говорит. Конечно, не злюсь и простила давно ему тот вечер. Не недоверие меня покоробило, нет. А взгляд его. В нем было столько жестокости, он словно кричал «Я так и знал! Ты такая же!». Вот это меня убило, потому что для него хотелось быть абсолютно особенной. Не сразу различила в ворохе чувств то новое, крепкое и жгучее, что толкало меня к нему в объятия вновь и вновь. Парила рядом с ним, жмурилась от встречного ветра и ловила мимолётные касания, захлёбываясь в счастье.

И вдруг тот вечер отнял у меня ощущение полёта, но дал понимание, что люблю его. Сильно. Когда умудрилась? Зачем в это вляпалась? Не знаю. Но знаю одно, что с ним хочу быть: сейчас и всегда. Не хочу больше видеть боль в его глазах. А она там была. Живая, как подергивающийся на ветру огонёк. Теплилась, подогреваемая сомнением и страхом. Я не испугалась его тогда. Ничего с ним не страшно.

– Придурок, слезь с яблони, пока бабуля тебя не убила! – выпрыгнула на балкон и перегнулась через ограждение, чтобы насладиться искрами его глаз. – Сломаешь дерево своим весом!

– Спускайся, Катя, – Саша снял солнечные очки, словно почувствовал, что мне нужен был его взгляд.

– Нет, я же все тебе сказала, Царёв! Проваливай ко всем чертям!

– Не уйду. К жене пришел, право имею. Соскучился так, что капец, жить не хочется.

– Царёв, не позорь меня, умоляю! – прикусила губу и отвернулась, чтобы не светить слезами счастья. Пусть помучается сначала!

– Ещё чего! Сама просила влюбиться. Вот, получай. Смотри. Раздула огонь, тогда почему я один должен сгорать, а? По-хорошему спускайся, Царёва!

– Позвони Килиной, она тебя потушит своей миной, будто её в ведро со льдом макнули!

– Нет, ты раздула, тебе и тушить. Я звонил в МЧС, консультировался!

Саша вдруг спрыгнул с яблони, разбежался и схватился за канат. Перила качнулись, а я взвизгнула от неожиданности. Смотрела, как он со своей фирменной улыбочкой наперевес ползёт ко мне. Сжимала пальцами деревянный поручень, не разрывала взгляд, мысленно молясь, чтобы канат выдержал этого здоровяка. Двигаться боялась, чтобы не напугать. А хотелось рыдать… Царёв ловко перебирал руками, а когда расстояние между нами стало минимальным, схватился за бортик в том месте, где лежала моя рука. Не позволив сбежать. А так хотелось!

– Ты больной, Царёв! – выдохнула только когда его руки обвились вокруг меня цепями, с силой прижали к себе, утопив в густом облаке любимого аромата. Коснулась носом его шеи, вдохнула тепло его кожи и ноги задрожали.

– Ещё как болен, Катя. Давай, лечи меня.

– И что же у тебя болит?

– Душа болит, Катька. Душу ты мне всю истерзала.

– Не трогай меня! – взвизгнула я и бросилась с кулаками, пытаясь выбить из его груди всю дурь. – Не смей! Не смей меня так пугать! Я чуть с ума не сошла!

– А я сошёл, Катерина, – Царёв быстро погасил мою истерику, схватил за запястья и быстро усадил на перила, чтобы в глаза смотреть. – Давай, говори, как зла на меня, а потом извиняться стану.

– Ненавижу, Царёв! – с силой выкрикнула я, стараясь взбесить, напугать! Но нет… Он лишь нагнулся, покрывая моё лицо короткими поцелуями: нос, подбородок, скулы. Издевается ещё!

– Вижу, – убрал он мои рассыпавшиеся из пуска пряди от лица, чтобы насладиться праведным гневом. – Говори, милая. Говори…

– Не буду говорить. И вообще – давай проваливай. Больше нас с тобой ничего не связывает! Никакой свадьбы не будет.

– Будет, – опустил губы на ее шею, заскользил к уху, сжал губами мочку, и оглушим хриплым рыком. – Я виноват. Но искуплю.

– И как? Как прощения просить будешь?

– А ничего не меняется, Катя. Будет так, как ты хочешь.

– С тобой невозможно разговаривать, – голос пропал, и я откинула голову, подставляя его губам шею. – Я постоянно проигрываю тебе в своей же игре, Царёв. Правил не знаешь ты, а в лужицу расплываюсь я!

– Я обожаю твою лужицу, Царёва. Век бы смотрел в твои мутные от желания глаза. Скучала?

– А мне некогда было скучать. Обзванивала организаторов, чтобы отменить свадьбу.

– Обзвонила всех? – он подцепил пальцами край футболки и медленно стал двигаться по спине вверх. Скользил ладонями так, словно старался не пропустить ни одного сантиметра кожи, боясь обделить вниманием.

– Да… – перед глазами все потемнело, а в голове все смешалось.

Претензии, угрозы, сопротивление, аргументы – все в кучу сбилось. Мусором стало, потеряв значимость. Рядом с ним всё развеялось по ветру. То, что важно было, в пыль стерлось. То, чего боялась – необходимым стало. Вот как он, Царёв, всё вверх тормашками ставит. Когда он рядом, всё меняется. ВСЁ! Меня снова переполняет счастье. И не важно целует он, кусает или ворчит, а мне хорошо. Улыбаюсь и лоснюсь, как кошка. Ловлю взгляд, касание и взрываюсь удовольствием. И злиться не могу.

Плакала тогда, орала от обиды всю ночь. Стихла лишь под утро, когда первые лучи солнца стали заливать спальню светом, что приносил способность думать. И хорошо, что смогла мысли в кучу собрать, оделив от эмоций. Только благодаря этому не сразу к нему пошла, иначе бы наговорила гадостей! Сама выдохнула и ему успокоиться дала. Не стихийный, говорите? Ещё какой! Всё в нем эмоции – взгляд, касание и даже слова! Царёв – моя стихия. Бурная, внезапная, опасная, но от этого такая соблазнительная.

– А теперь звони и говори, что головой ударилась, но доктора уже тебя подлатали и мозги на место поставили. Извинись и возвращай все обратно, как было. Женой моей будешь, Катька. Настоящей. Любить тебя буду, мороженым по вечерам кормить, в магазины возить и сканворды дурацкие разгадывать. А ещё говорить научусь. Не молчать и сгорать от ревности и злости, а говорить. Но ревновать всё равно буду, потому что никому тебя не отдам. Женой будешь.

– Буду… – как болванчик закивала я головой, мысленно костеря себя за бесхребетность. Ругала и стонала… ругала и стонала…

– Хорошая девочка, – его поцелуй, как награда, накрыл мои губы, забирая все напряжение. Я даже не сразу поняла, почему он замер. Громкий стук выдернул меня из дебрей тумана, в котором я вечно тонула рядом с ним, пришлось открыть глаза.

Черт! Олька! Я совсем забыла!

– Ты не одна? – голос его вмиг потерял мягкость, пальцы вжались в кожу, и он отстранился, впиваясь в меня своим вопросительным взглядом.

– Нет, конечно! Меня же кто-то должен был трахать, пока ты в запой ушел на три дня – нервно рассмеялась я и выскользнула из его объятий. – Посиди, я сейчас.

Вбежала в комнату, замерла перед дверью, рассматривая, как Царёв быстро расхаживает по балкону. Так, сначала беглянкой займусь, а потом этим ревнивым мавром…

– Ты где?

– Т-ш-ш-ш! – Оля высунулась из кабинета, прижимая к себе растерянного Мишку. – Отвлеки Царёва, а мы убежим.

– Он отец?

– Кто? Царёв? – очумела Олька, застыв с раскрытым ртом.

– Да при чём здесь мой Царёв? Королёв?

– А когда Царёв твоим успел стать? Ты его пять минут назад кастрировать тупым ножом собиралась! – прищурилась Олька, чуть наклонив ко мне голову, словно сканировала.

– А мозг включила я, Сладкова, – точно так же наклонилась к ней, столкнувшись нос к носу. – Его хозяйство мне ещё пригодиться может!

– Подумала, значит? Наконец-то.

– Ты мне тут зубы его хозяйством не заговаривай. Отвечай, Олька! Сама отвечай, иначе…

– Саша не должен узнать, иначе расскажет всё. А мне не нужно этого. Хочу и дальше спокойно работать, и воспитывать своего сына. Мой он, поняла? – Оля отчаянно закрывала уши сыну, что с интересом рассматривал нас, будучи прижатым с двух сторон.

– Так не пойдет, подруга, – я посадила Мишку на диван, вручила модель паровоза и вытянула Ольку в коридор. – Отвечай!

– Кать, ты где? – с лестницы раздался рёв Царёва.

– Собирайся, милый! Извиняться сейчас будешь, – сжала губы, испепеляя подругу взглядом. – В кино идём.

– Куда? О, Олька Сладкова слаще кока-колы, – рассмеялся Саша, застыв на последнем пролете. Оперся о перила и перегнулся, смотря на нас сверху. – А я уж, грешным делом, подумал, что прячет от меня Катерина кого-то.

– Привет, Саш, – Оля захлопнула дверь в кабинет и задрала голову, нацепив на себя самую невинную улыбку. – Я уже ухожу.

– Хорошо, – кивнул он, продолжая подозрительно щуриться. – А чего не поздоровалась? Подсматривала за нами? А потом сбежать надумала?

– Так, всё! Саша, иди в комнату, – я закатила глаза, понимая, что нас раскрыли.

– Я тебя тут подожду, милая, – упирался Царёв, опустив взгляд на руки подруги, в которых она судорожно сжимала детские сандалики. – Соскучился, теперь повсюду за тобой таскаться буду.

– Пока, Олька. Провожать не буду, – я чмокнула подругу в лоб и взбежала по лестнице. – Идём, Царёв, повторишь, как плохо тебе без меня было, а то неубедительно как-то.

– Как же не проводить? Не гостеприимно это, Катенька, – Саша увернулся из моих объятий и двинулся вниз.

От каждого его шага Оля становилась всё бледнее. Ну, и последний шанс на благополучную развязку лопнул, когда дверь кабинета открылась и из него выскочил Мишка.

– Мама, – малыш вскинул синие васильковые глаза на Царёва и протянул ему свою руку. – Привет. А ты кто?

– Здорово, мужик, – Царёв присел на корточки и стал рассматривать лицо мальчишки, аккуратно пожимая крохотную ладонь. – Меня Саша зовут.

– А меня Миша. Мам Кать, а можно мне домой паровоз забрать?

– Мам? – крякнул Царёв, поднимая на меня мутные глаза.

– Крестная я, Сашенька. Крестная мать! Идём, милый!

– Очень приятно, – Саша сжал губы в напряженную нить, поднялся, словно всё понятно ему стало. – В комнате тебя подожду.

– Саша… – прошептала Оля, не понимая, что делать дальше.

Царёв замер на полпути, дернул плечами и обернулся.

– Мы в кино-то идём?

– Конечно, – я прочистила горло, усадила Мишу на тумбочку, надела сандалики, потому что подруга сейчас была не способна с этим справиться сейчас. – Оля, успокойся. Мы что-нибудь придумаем…

***

– Чёрт, – облизала ложку, закрыла глаза и откинулась на лобовое стекло. – Царёв, ты бесишь меня. Как же мы в семейной жизни ругаться будем? А? Если я сердиться на тебя не могу? А как же страсть? Битьё посуды?

– Битьё посуды я могу взять на себя, – хмыкнул он, обнимая меня.

– Наслышана я о новом дизайне твоего дома, – зарылась лицом в его толстовку и снова отпрянула. – Но мне и старый дизайн очень нравился.

– А это ты во всём виновата, – Саша закинул руки за голову и поднял голову к темнеющему небу, бросил взгляд на часы, словно сверялся с пунктуальностью опускающейся темноты. – Вы сами не взяли меня с собой на мальчишник! Но я знаю, как тебе отомстить.

– Как?

– Я не приглашу Севу на свой мальчишник, – Царёв улыбнулся. Открыто и многообещающе. – Ты будешь сгорать от любопытства, Катенька.

– Нет!

– Да-да! – он отобрал ведро мороженого и притянул к себе, укрывая пледом. – Фильм начинается.

– А ты романтик, да? Ведь я имела в виду обычный душный кинотеатр, Саш, – снова окинула взглядом огромное поле за выставочным центром, где летом устраивали кинотеатр под открытым небом. Любителей уединения было довольно много, правда прятались они все в салонах авто, тогда как мы устроились прямо на капоте его джина.

– Я вот всё гадал – откуда столько мелодрам, при чем большую часть из них сняли мужчины. А оказывается, всё просто – виной всему женщины. Что вы с нами делаете?

– Не мечтай, Царёв, – перебросила ногу и вскарабкалась на него. Руки легли на тонкую ткань футболки, чтобы ощутить биение сердца. – Может, вы и снимаете фильмы… Но романы пишем мы, Саша.

– Сдаюсь, – он снова рассмеялся, согревая меня звуком своего хрипловатого смеха.

– Правильно, милый. Сдавайся по-хорошему, – прижалась губами к кадыку, чтобы впитать каждый волшебный звук его голоса.

– Я серьёзно, Кать. Не отпущу больше. Со мной будешь, – Саша сжал меня за руки, чуть приподнимая, чтобы в глаза смотреть. – Всегда!

– У-у-у-у, Царёв, да ты влюбился, – улыбнулась и прижалась лбом. – Только не говори, что я не предупреждала тебя.

– Хорошо, по пятницам мужикам в гараже буду плакаться, – выдохнул он, поймав губами. – А потом вернусь домой, и ты опять влюблять в себя начнешь. И пахнуть от тебя будет сладким мороженым.

– Хватит болтать, – я рассмеялась, ёжась от щекотки. – Целуй меня, только так, чтобы поверила я. Как тогда… Той ночью.

– Почему ты не сказала, что у тебя никого не было? – его руки заскользили по спине, а потом легли на задницу, прижимая меня к себе крепче. – Почему позволила мне зайти так далеко? Это неправильно.

– А потому, что мозг мой в мороженое превращается, когда ты смотришь на меня. Думать не могу. Дрожу, как лист осиновый от каждого твоего вдоха. Всё сразу правильным становится. Твои касания и поцелуи – они другие. От них не сбежать хочется, а трусишки скинуть.

– Девчонка, – выдохнул он то напряжение, что затаил в груди и поцеловал. Как тогда… Глубоко, грубо и жадно. Не смягчал, не очаровывал, а

демонстрировал то, что чувствует. То, чего хочет и сыплет обещаниями того, что будет. А будет. Это я точно знала. Не смогу без него.

– Идем, Царёв, – оторвалась я, жадно глотая воздух, пытаясь наполнить горящие жаром лёгкие. – В машину, быстро!

– Только после свадьбы, Катерина.

– Это что тут за динамо-обломинго намечается, а? Я выбрала тебя, Царёв. Давай, скидывай портки, прощения будешь просить. Только чур, чтобы мне понравилось! Чтобы было чем подругам похвастаться.

– Нет, – он обхватил моё лицо чуть подрагивающими руками. – Я уже один раз чуть не совершил глупость.

– Я обожаю глупости, – напрягла пальцы, впиваясь в ткань острыми ноготками заскользила по его груди. Не разрывала взгляд, чтобы впитывать его усиливающееся возбуждение.

– Нет…

– Я изведу тебя, Царёв, – щелкнула пряжкой ремня, запуская шаловливые ручки в его джинсы. – Сдавайся, Царёв!

– Катя…

– Ты молиться будешь на первое июля… Домой, Царёв! Живо домой!