Проходя к выходу из дома с небольшой сумой в руке, я шлепнула ее на пол рядом с Эльзой, то ли провожающей нас, то ли просто отслеживающей происходящее. Все так же робко пряча руки под передником, она жалась у выхода.
Через распахнутую настежь входную дверь уже привычно пахнуло влажной свежестью. Приближаясь издалека и все громче барабаня по листьям, нарастал шум очередного дождя.
У дома стоял экипаж с двумя свечными фонарями, установленными по обе стороны от сиденья кучера. Сам он, укрывшись накидкой с капюшоном, крепил к задку кареты и укутывал провощенной тканью небольшой сундук с моими и Дашиными вещами. В свете каретных фонарей уже видно было, как падают первые крупные капли, постепенно превращаясь в дождь.
Потерла лоб рукой… что-то я хотела, что-то крутилось… А! Вспомнила:
- Скажи… прошлый год был таким же дождливым?
- Господь наказывает нас, грешных, - тоскливо перекрестилась она на свой манер.
- И картошка сгнила. То есть – фитофтора ее побила, - пробормотала я, соображая: - А сколько стоит мера картофеля?
- Метц? Один серебряный грош, фрау Таис.
- А какой здесь средний заработок у мужчин… за день, к примеру?
- Так смотря какая работа…
- Хорошо, ладно… Даша! Ты скоро?! – позвала я.
- На фабрике в городе серебрушек десять выходит, - с сомнением вспоминала Эльза.
- Хозяин дает тебе денег на хозяйство? Прикупи круп – сколько станет. Картошка сгниет вся, полагаю. Не закупай на зиму оптом… то есть – много. А каша еда сытная. Даша?!
- Да как же не закупать? Уже на Святого Бартоломея выбирать станут, - растерялась Эльза.
- Считай - выброшенные деньги, все равно сгниет и очень быстро. Бери крупу, голод не спросит, что нравится больше. Зерно тоже, полагаю, сопреет в дожди, если не хуже - спорыньей пойдет... Мукой бы вам еще запастись, Эльза…
В довольно просторной карете молча ждал нас мрачный родственник мужа. Мы с Дашей уселись напротив, и я с благодарностью отметила, что сидим мы по ходу движения – с недавнего времени карет я откровенно побаивалась.
- Простите мой тон, ger Ludwig, - сочла необходимым извиниться, - он вызван беспокойством. Мы не выбираем – тревожиться или нет, это происходит само собой и контролю не подлежит. В какую часть тела ранен Фредерик? Как это случилось и когда, как давно?
В полумраке кареты, при свете затухающей свечи выражения лица мужчины ясно видно не было, но голос его был недовольным.
- Сабельный удар по предплечью, ничего серьезного полагаю…
- Полагаете? – удивилась я, - но точно не знаете. Когда это случилось, где он сейчас?
- В расположении полка, под присмотром врача. Вам не об этом надлежит беспокоиться.
- Полагаю, вы об аудиенции? Там ничего страшного не случится, мне зададут несколько вопросов, я отвечу на них и это все. А мы сможем проведать Фредерика, это по пути? Подумайте сами – он не явился за мной, оставил на постоялом дворе. Так ли несерьезна его рана?
Дебаты затянулись… довольно вялые. Полагаю, мужчина просто засыпал, а я не давала, продавливая свое решение.
Грубостей себе больше не позволяла, уговаривала мягко, приводила серьезные доводы, привлекая Дашу и расспрашивая ее заодно о методах лечения рубленных ран.
И только сейчас начинала понимать, что все время здесь занималась откровенной ерундой, а нужно было обставляться изо всех сил – на такой вот или подобный случай.
Сейчас у нас не было стерильного перевязочного материала, только чистая простыня, стиранная непонятно чем и как. Я больше, чем уверена была – инструменты, если они у Даши и имелись, тоже не обработаны, как положено. Мало соображая в медицине, я точно знала, что успешность лечения ран во многом зависит от стерильности перевязочного материала и инструментов.
В темноте мы ехали почти шагом. Фонари, довольно яркие - с зеркальными отражателями свечного пламени, позволяли лошадям и кучеру видеть совсем мало – только куда ступать. Постепенно дождь стихал, легкая качка убаюкивала…
Сереющий рассвет застал нас среди городских улиц, застроенных очень плотно, почти без промежутков. Меня разбудил цокот подков по мощеной булыжником мостовой.
Это и еще ширина улицы, а также парадность прилепленных друг к другу разноцветных фасадов, дала понять, что плевал свекор на мои доводы – мы в Штутгарте. Его приоритеты я то ли не понимала… то ли действительно дела у мужа были не так плохи, как я нарисовала себе с вечера. Утром все казалось не настолько страшным – отец все-таки… Вряд ли должен совсем наплевательски относиться к собственному чаду, пускай и не особо любимому.
Приводили в порядок меня в одном из домов – с апельсинового цвета стенами и темно-шоколадной раскладкой. Тесная лестница, ведущая наверх, привела нас в крохотную комнатку где-то 3х4 метра. Узкая постель в углу и столик со стулом составляли всю меблировку.
Две здоровых краснощеких девицы, оттеснив Дашу, взяли меня в оборот. Раздев, обтерли теплыми влажными полотенцами, приторно пахнущими розовым маслом. Отдушка, полагаю…
Сорочка на мне была свежей, так что заминка вышла только с корсетом – я запретила его затягивать. Растянутая шнуровка открывала нижнюю рубашку, но я взяла с собой всё, полагающееся к парадному «русскому» платью. Половину волос мне уложили короной, на нее лег кокошник, фата и нижние пряди надежно прикрывали спину.
Все это заняло от силы полчаса и, привычно уже перекинув через левую руку трен, вскоре я спустилась на первый этаж, где в узкой прихожей, сиротливо притулившись на такой же узкой лавке, дремала Даша.
Стремительно появившийся откуда-то сбоку свекор выглядел плохо. И, скорее, интуиция, наверное…
- Ему стало хуже? – ровно уточнила я. Уже понимала, что на истерические выкрики этот человек реагирует всегда одинаково – с издевкой.
- Опять жар… но часть тела незначительная, врачи обещают выздоровление.
- Даша, жар после ранения… – сразу пришло в голову самое страшное.
- Как бы «антонов огонь» не приключился, барышня, - сонно отозвалась женщина.
Я заторможенно кивнула. Название пришло из Европы и означало конкретное заболевание – гангрену, вызванную отравлением спорыньей, грибком, паразитирующим в зерне.
Последний случай эпидемии случился во Франции в пятидесятые годы прошлого века, считай - в наше время. А болезнь получила своё название от святого Антония, в честь которого еще в средние века было создано учреждение для лечения отравленных спорыньей. Считалось, что излечивают мощи святого, на самом деле люди там голодали – получалась своеобразная бесхлебная диета. В результате многие действительно излечивались.
Но… на Руси антоновым огнем называли любой вид гангрены. Даже в наше время это название еще на слуху.
- Нас уже ждут, frau zu Hohenlohe-Ingelfingen.
Непримиримое выражение мужского лица говорило само за себя. И по фигу ему, что с сыном что-то не так. Хотя… во мне говорила женская эмоциональность, наверное – не на улице же его бросил, а под присмотром врачей.
И то, что рассвет только занимался, а нас «уже ждали», тоже обязательно имело свое объяснение – старческая бессонница у короля, к примеру.
- Мне бы съесть хоть что-то, - вспомнила я, уже сев в карету: - Может стошнить… опозорюсь.
- Воды фрау Таис, быстро! – велел мужчина.
- О, нет, благодарю - одной только воды будет недостаточно, - открестилась я. Явно же притащат некипяченую.
- Мы приглашены к завтраку, - дернул звоночек свекор и экипаж тронулся.
- Так рано?
- Король встает к четырем часам поутру.
- Похвально, - пробормотала я, прикрывая глаза и удобно умащивая голову на мягкой спинке. Весь мир подождет…
- Просыпайтесь! Мы на месте, - выдернули меня из сна.
Выйти из кареты помог свекор, придержал меня сонную, когда пошатнулась.
- Добро пожаловать в Neues Schloss.
В сером свете очередного, надо полагать, дождливого дня, передо мной возносились ввысь дворцовые стены. Дворец был выстроен в стиле барокко… жадно оглядывалась я. В этом году ему исполнялось ровно сто лет – с момента, когда на месте Старого замка был заложен первый камень новостройки. Его посетили в свое время Наполеон Бонапарт и Александр I. Но, как и принято во всех дворцах, до сих пор здесь все еще что-то улучшали и достраивали.
Став королевой в 1864 году, здесь будет жить Ольга. А до того - ютиться в небольшом неудобном доме, ожидая, когда для них с Карлом достроят виллу Берг.
- Вашу руку…
Мы прошли меж колонн парадного входа в холл и поднялись по первому маршу широкой лестницы. Когда она раздвоилась между этажами, повернули налево. На втором этаже остановились в красивом холле с парадными люстрами. Здесь князь предложил мне присесть на банкетку, а сам принялся прохаживаться по мраморному полу, невнимательно скользя взглядом по убранству стен.
Мужчина в возрасте… громоздкое, мощное телосложение и, если хорошенько присмотреться, то вполне приятное лицо - когда не юродствует злобно и не улыбается криво. Скромно одет в аккуратный повседневный мундир – и не скажешь, что какая-то там ветвь королевского рода. Не сильно вхож, похоже, раз заставляют ждать. Или так принято, или мы не идеально вовремя…
- Прошу вас, - распахнув двери, пригласил нас мужчина в придворном мундире. Какой-нибудь мажордом…
Я отпустила трен, расправив его и, пробежавшись пальцами, поправила вуаль. Внушительный мужской мундир и голубой бархат «русского» платья проплывали в многочисленных зеркалах. Каблуки постукивали о мраморный пол, как я ни старалась ступать тихо. Но свекор так вообще гремел, как Каменный гость – и ничего.
Так мы миновали небольшую анфиладу прекрасных маленьких залов. Всегда удивлялась такой планировке, но всю ее прелесть поняла только сейчас, наверное… Когда все помещения анфилады являются покоями одного человека – приемная, гостиная, кабинет, столовая, спальня… это не нарушает приватность и не выносит на всеобщее обозрение личную жизнь. Это все твое, как квартира, просто ее много.
В одном из маленьких залов – столовой с окнами во внутренний парк, был накрыт стол. Довольно длинный, он мог принять человек десять, но сейчас на белой скатерти стояло только шесть приборов. И пара лакеев у довольно большого стола на колесиках и с посудой на нем, накрытой блестящими крышками.
Мы молча ожидали…
Что я знала о короле Вильгельме кроме того, что он презирал своего единственного наследника и нехорошее отношение к нему нечаянно распространил потом и на Ольгу?
Как и все короли, он был человеком честолюбивым и властолюбивым. Но вместе с этим принадлежал к лучшим, сравнительно, государям своего времени, а его страна была из числа наилучше управляемых.
Что еще важно… Вильгельм пытался сопротивляться реакционной политике австрияка Меттернихта и пруссакам. Пытался противопоставить этим двум державам группу средних и малых германских государств. Не получилось… решительные действия первых и несогласия между вторыми планы его подпортили. Отстаивая свою самостоятельность перед Пруссией, сына этому он не научил – Карл легко сдал позиции и вскоре неплохое королевство превратилось в просто земли Баден-Вюртемберг.
А жаль… Объединение Германии не было на руку России.
Я чувствовала, как внутренне мерзну, хотя во дворце было тепло и сухо. Но дрожь эта была нервной, внутренней – часики тикали. Я помнила о Фредерике и словах Даши, стараясь вытеснить посторонними мыслями беспокойство и не дать ему перерасти в панику.
- Долго еще? – не выдержав, обратилась к свекру.
И будто в ответ, тот четко приветствовал кого-то наклоном головы, шагнув вперед и лихо прищелкнув каблуками. Я оглянулась…
К нам подходила группа из четырех мужчин и одного из них я уже знала. Собственно, и ожидая увидеть его здесь и сейчас – того самого «дядюшку» Гогенлоэ-Эринген.
После церемонии представления и глубокого моего приседания с поклоном, нас пригласили к столу. И только сидя уже за ним прямо напротив короля, я как следует рассмотрела его.
Моя теория о внешности аристократии работала – мужику было далеко за семьдесят, но это был очень представительный старик. Разворот плеч, выправка, мундир опять же… Рыжеват, среднего роста, лицо немного простили усы – не эксклюзив, но в целом приятная внешность.
Лакеи открыли крышки на блюдах и стали обносить ими всех присутствующих. Я кивнула, увидев горячие картофельные клецки в сметане, фаршированные чем-то перепелиные яйца и истекающие жиром обжаренные маленькие колбаски.
Ели молча – работал главный принцип «прежде всего еда…»
Я не особо стеснялась, понимая, что когда отложит салфетку хозяин, то же придется сделать и нам. А я проголодалась.
Но момент наступил, и салфетка была отложена. К этому времени я аккуратненько смела все, что было на тарелке, промокнула рот и, сложив руки на коленях, терпеливо ждала вопросов.
Взгляд нечаянно отметил странности сервировки – не вся посуда на столе была из одного сервиза. У двух человек тарелки были с кобальтовой росписью и густой позолотой, у еще двух – просто кобальтовыми, а у нас с папой – белоснежными.
Дифференциация по цвету росписи на посуде, как в «Кин-дза-дза»? Штаны малиновые, голубые, желтые, сиреневые, зеленые.
Ну, в принципе… здесь обычная кастовая система, где социальный статус подчеркивается какими-либо внешними атрибутами. Да и пускай, если людям в радость.
Скорее бы уже...