Фрейлина. Предотвратить

Глава 8

Который день уже, а именно – со времени отъезда Таис, Константин пребывал в странном состоянии. Не горестные страдания, слезы или желание скрыться от мира – зачатки неподобающих мужчине и офицеру слабостей он благополучно подавил в себе еще в вечер прощания.

Другое…

Внутри него будто утвердилась взведенная пружина или же отсчитывал драгоценное время особый часовой механизм. Это что-то… трудно объяснимое даже самому себе, держало в постоянном напряжении и подгоняло, требуя немедленных действий и не оставляя времени на лишние переживания.

Ощущение не было неприятным – наоборот. Оно придавало жизни особый, высокий смысл, а еще будто незримо связывало его с Таис. Он чувствовал в этом их общность, родство внутренней сути… да просто рядом с ней себя чувствовал! Так бывает, когда люди не просто делят одно на двоих чувство, но и всецело захвачены одним важным делом.

Они были едины. Пускай мысленно, на отдалении, но связь эта существовала – неразрывность ее он ощущал постоянно, даже когда не думал о Таис, когда был занят другими людьми и посторонними делами.

А поэтому… каждый день его был расписан до мелочей. Сложности, которые открывались постепенно и ранее вызвали бы ступор, теперь воспринимались, как еще одна сложная и интересная задача. Как достойное препятствие, подвигавшее узнать границы своих возможностей и сил.

Сложности с постройкой паровых кораблей, о которых обмолвился Нессельроде? По какой причине они могут случиться… только предполагая препятствия, достаточным знанием предмета Константин не располагал. Одно было понятно – если не так в деньгах сложность, значит в самом строительстве, и она не будет единственной.

Кто бы мог просветить на этот счет? – соображал он между делом… во время поездок в полк и Царское село, потом к капитану I ранга Мофетту, которому предполагал передать «Палладу» и на корабль, за который по-прежнему отвечал…

Мелькнув в мыслях, там четко обосновалась кандидатура Максимилиана Лейхтенбергского – мужа Мэри.

Кроме увлечения живописью и продвижением прогрессивных идей с помощью Академии художеств, президентом которой он являлся, Максимилиан был силен в естественных науках и увлекался гальванопластикой.

Что-то помнилось в связи с этим и его планами по открытию близ Петербурга завода, который будет производить бронзовые отливки, а со временем и паровые телеги для железной дороги. Константин помнил все это, но до этого времени не особо интересовался техникой суши, что и понятно.

Но паровые машины для будущих российских кораблей также потребуют строительство производства, а значит… кто, если не Максимилиан на этот момент владеет нужным знанием?

Костя сорвался бы к нему с самого утра, как только поймал нужную мысль, но утренние визиты считались дурным тоном. Хозяева должны иметь время привести себя в порядок после сна и приготовиться к приему визитеров. Завтрак не был приличным временем для визитов.

Кроме того, Максимилиан болел.

Совмещая с прочими обязанностями должность главноуправляющего институтом корпуса горных инженеров, в прошлом году герцог посетил уральские заводы, осмотрел их и предоставил государю отчет, в котором подробно и основательно высказал свое мнение о ведении дел на местах. Во время этой же поездки он сильно простудился и за прошедший год все еще толком не поправился. Лихорадочная грудная болезнь (*пневмония) не желала отпускать его.

Последнее время он редко выбирался из Сергеевки. Дачная усадьба Лейхтенбергов на той самой великолепной дороге из Петербурга в Петергоф, застроенной дворцами, не так давно стала для него и местом жительства, и местом работы над документами. Когда чувствовал себя чуть лучше, выбирался на мероприятия первостепенной важности, а нет… их посещала Мэри. И никогда не скучала без мужа.

Последнее время, когда Максимилиан не имел уже сил воевать с ней, Мэри стала вести себя в свете совершенно неприлично. Безо всякого стеснения и стыда флиртовала с кавалерами на приемах и балах, отпускала пошлые шуточки и даже ее манера разговора стала грубой и неподобающей. Она вела себя совершенно по-мужски, в том числе курила сигары.

Каждый раз, встречаясь с Максимилианом, Константин прилагал усилие, прогоняя неловкость и даже неоправданный стыд за поведение сестры. Хотя почему неоправданный? Вся семья наблюдала компрометирующее поведение Великой княгини, но никаких мер, чтобы привести ее к порядку не предпринималось. Николай слишком любил эту дочь – свою копию и внешне и по сильному, властному и непримиримому характеру.

И все-таки Костя старался видеться с мужем Мэри как можно чаще – тот был интересным человеком и собеседником. Неловкость быстро уходила под влиянием умной беседы, герцог был на восемь лет… а иногда казалось – на жизнь старше и их разговоры не просто развлекали молодого мужчину, но и многому учили. Они по-родственному обращались друг к другу на «ты» и использовали домашние прозвища, много шутили… раньше.

Но сейчас в его умных советах Костя нуждался, как никогда, поэтому безо всяких сомнений, выждав положенное время, собрался и выехал…

Существовала еще одна норма приличия для собирающегося в гости – не передвигаться пешком и верхом. Явиться в пыльной одежде и грязной обуви, еще и пропахнув конским потом – откровенный моветон. Константин привычно взял карету.

И игру.

Дворец в уединенном месте, окруженный огромным парком и с окнами на Финский залив, всегда нравился ему – легкий, с воздушной колоннадой, выстроенный в южном приморском стиле.

Сестра извинилась через прислугу и не вышла, Максимилиан же… гостя с удвоенной силой топила неловкость – кажется, он прибыл совсем невовремя.

То ли перед его приездом имела место семейная ссора, то ли опять ухудшилось здоровье, но хозяин выглядел погруженным в себя, в свои переживания. Однако вопреки своему состоянию и его очевидности, вежливо изображал улыбку. Не был зол или мрачен, но в глазах и всем его облике читалась устойчивая меланхолия.

По этой причине Константин не стал раскладывать карту и рисовать риски войны – хозяину явно было не до всего этого… не сейчас во всяком случае. Поэтому коротко обрисовав угрозу, как уже реальную, попросил совета в связи со строительством паровых кораблей. Этапы, сложности, первостепенные нужды в связи с этим – его интересовало все.

- Макс, это чрезвычайно важно. Я могу рассказать тебе всё до мелочей о строительстве наилучших парусных кораблей для океанского плавания и рейдерства…

- Твоя «Паллада»?

- Как пример. Но... мне нужны паровые машины для морских кораблей. И металлические корпуса… это же совсем иные требования к верфи! Ты же имеешь бесценный опыт с заводами… в частности Петербургским чугунолитейным. Пускай он и принадлежит «Обществу русских горных заводов», но горная промышленность - твоя парафия. А еще ты - авторитет для отца, так поддержи меня! Не сможешь, не получится у тебя - я досконально изучу и добьюсь всего сам, но это время. А я уже говорил тебе, что у нас всего пять-семь лет.

Разговор происходил в креслах «античного» зала с колоннами. Пространство, казалось, парило вокруг стройных ажурных подпорок, мебель также была уникальна – в стиле чернофигурных античных ваз с красным фоном и черным рисунком на них. Каждый раз Константин любовался этим интерьером… художественный вкус хозяина был безупречен, но сейчас ничто не способно было отвлечь - он был расстроен.

Дело в том, что особых эмоций по поводу риска войны Максимилиан не выказал. Тихо усмехнувшись, предложил прогуляться - время до ужина было. Ну, и поговорить на ходу.

- Вероятно, ты удивлен… но я пересматриваю сейчас свою картину мира, Кост и – невольно. Где-то внутри я чувствую, что уже умираю. Не люблю нытья, но…

- Грудные болезни лечат на водах и теплых морях, - заметил гость, - мам а со своей чахоткой посещает Италию и весьма довольна результатами. А ты опустил руки гляжу... Виной тому Мэри? Прости за нее, ее похождения…

- Нет. Да и «похождения» начались с меня, - шел по тропинке Максимилиан, глядя по сторонам. И спокойно, мирно каялся, пугая этим: - Взгляни – какие места… здесь у нас три вида леса. У вас говорят: березовый лес, чтобы веселиться, сосновый - молиться, а еловый, чтобы удавиться… - хохотнул он, тут же закашлявшись. Переждав, продолжил:

- Вот видишь… У Мэри несносный характер, но я не нашел лучше, чем искать уважительного отношения к себе на стороне вместо того, чтобы как-то решить это с ней. Дело не в Мэри – это давно пройдено…

Они медленно прошли по парку мимо небольшой дворцовой церкви и кухонного корпуса, откуда аппетитно пахнуло едой. Желудок ответил на запахи голодным урчанием. И Костя вспомнил вдруг, что так и не позавтракал – оставил кашу на столе, весь в нетерпении…

А Максимилиан между тем продолжал:

- Любовь была, но в Мэри я быстро разочаровался. Видишь ли… там еще – дома, принимая меня, верхушка правящих домов всегда давала понять, что по положению я гораздо ниже. К примеру, когда всем подавали еду на золотых тарелках, мне ее приносили на серебряной. Когда на приемах гостей усаживали в мягкие кресла, мне приносили табурет. Я относился к подобному философски, считая чужой глупостью, а себя выше мелких обид. А здесь меня приняли, как родного, Кости. Нигде не было теплее для меня, чем в России, чем в вашей семье.

- И только Мэри…

- Да – опять отнеслась ко мне, как к низшему, всячески демонстрируя это и даже настаивая. Я не виню ее - просто она не создана для брака и счастлива в нем не будет ни с кем.

- Послушай меня, Макс… - остановился Костя на мостике, переброшенном через чистую звонкую речку.

- Погоди… это Кристателька, - улыбался Максимилиан, - ты знаешь такую рыбку – мшанку? Она живет только в кристально чистой воде. Так вот – здесь она есть. А еще в здешнем лесу около ста восьмидесяти видов птиц, и не менее тридцати из них я уже умею различать по голосам. Послушай их, Кост и , помолчим немного…

Обратно возвращались в молчании, слушая щебет и несмолкающее пение птиц. Действительно – как в раю. Костя потерянно молчал, буквально раздавленный обреченностью, сквозившей в каждом слове, улыбке, но главное - задушенном кашле Макса.

Подозревал, что сочувствие слов и взглядов только усугубило бы его состояние.

Это было неправильно, наверное, но то ли отчаяние, то ли злость - скорее второе и непонятно на что, но…

- Я предлагаю тебе не тихое умирание в этом раю, Макс, а совместную борьбу. За Россию и твою жизнь в том числе. Крым! Это замечательное место, по погодным условиям сходное с Италией. Соленый воздух, теплое море и красот не менее, чем здесь. Мне нужен ты, Макс, без тебя – никак! - перевел дух Костя и настойчиво продолжил:

- Ты генерал-майор русской службы, шеф гусарского полка Русской императорской армии. Прекрати этот тон – умирающий, он не идет тебе, я не узнаю тебя, Макс! Скоро придет осень, станет холодно, твое улучшение пройдет – все ты верно чувствуешь. А твой кашель сейчас… прошел дождь, было туманно – здесь всегда сырость, наши погоды не для больных грудными болезнями. Там же… вначале выздоровей, потом все остальное – корабли и прочая… Здоровье твое важнее во сто крат! Но уж потом я от тебя не отстану. Но ты только представь себе - еще два месяца лета, два месяца жары, целебная соль в воздухе, но главное - свобода от несносностей Мэри!

Стук копыт и легкое поскрипывание экипажа отвлекли обоих. Отсюда видно было, что карета остановилась у парадного входа. Вскоре из дверей дворца выплыла затянутая в алые шелка изящная женская фигурка – Мэри.

Мельком взглянув вокруг и на миг задержав взгляд на мужчинах, молча глядящих на нее, она невозмутимо проследовала к карете. Приняв помощь слуги, поднялась в нее, и карета тронулась с места. Проезжая мимо, лица к мужу и брату женщина не повернула.

Глядя ей вслед, Максимилиан коротко выдохнул, опять закашлявшись. Вытерев губы носовым платком, отстраненно заметил:

- Подо что мы станем строить производство, Кости, если у тебя нет планов и чертежей, нет самого движителя?

- Он будет, - развернулся к нему Константин, - в последние дни я сознательно рушу за собой мосты, Макс, хотя отец еще не принял решения по моему назначению. Но я рушу их, потому что пути назад не приемлю.

- И все-таки - где ты возьмешь движители?

- Куплю образец. Попытаюсь во всяком случае… ты знаешь историю строительства «Паллады»? – широко, как мальчишка, улыбался Великий князь, - чертежи добыл в Великобритании штабс-капитан Корпуса корабельных инженеров Амосов. А Стокке решился на перепроектирование ради применения более прочной и легкой – круглой кормы… Впрочем, это лишнее – я к чему? Моя задача – выйти так или иначе на схемы движителя, твоя – к этому времени выздороветь. Производством будешь занят ты, я – обеспечением его нужд с начала и до конца. Планирую привлечь корабельные верфи Николаева… но решать, опять же, станешь ты.

- Я мечтал о Лейхтенбергском заводе по производству «сухопутных пароходов», - выказал последнее, минутное сомнение Максимилиан.

- Паровые телеги? Они важны, но не так, как новый флот – поверь мне! Пускай этим продолжает заниматься Александровский завод. Максимилиан… я верно понял – мы вместе отныне? – задержал дыхание Константин.

- Пожалуй, - окончательно решился тот.

- В таком случае… пока что прошу тебя молчать о конечных целях. Для всех ты едешь поправлять здоровье в Крым. Во дворце Ореанды, полагаю, уже возможно жить – испроси согласия у императора. Он любит тебя и не откажет. Встретимся там... думаю – уже вначале осени. Потом мне придется отбыть ненадолго – отец настаивает на посещении Альтенбурга. Постараюсь поездку в Европы сделать максимально полезной для дела… разузнаю о возможности купить у бриттов паровой корабль анонимно - через посредника. Родственников там у нас достаточно. А теперь, Макс… покорми уже меня, наконец! – буквально взмолился Великий князь.