В своей двухкомнатной хрущевке я делала ремонт сама. Раз в год обязательно что-то меняла, переклеивала, пробовала сочетание разных цветов и фактур. Частенько при этом получала несочетаемое - все делалось методом тыка. Красоту я понимала, чего хочу тоже, а вот как к этому прийти, чтобы добротно и недорого, в стиль и удобно?
Мой новый домик не требовал особых вложений, все было прекрасно, но… когда подступала темнота, провалы окон, не прикрытые шторами, конкретно так напрягали, особенно когда находишься на первом этаже.
В Европе не принято вешать на окна тюль и шторы. Это оправдано исторически – когда-то на это дело существовал официальный запрет на уровне закона. Запрещено и все тут! В разных странах из разных соображений – где-то из соображения экономии - армию не во что блин одевать! Или король-воевода страдал определенной эстетикой - смотрелись куски разномастных тканей не единообразно, не по-уставному. В Германиях же власти решили, что честному человеку нечего прятать ни от их представителей, ни от соседей, ни от любого прохожего.
В наше время законы эти так и не отменены, но дело уже не в них – рулят вековые традиции и привычки. Выставляя себя и свою жизнь напоказ, европейцы чувствуют себя вполне комфортно.
Я – нет.
Поэтому первым делом мой Пряничный домик обзавелся шторами. Надежда на то, что подходящая ткань найдется в прибывших сундуках, не сбылась – уровень, условно заданный императором, повлиял на качество свадебных подарков. Отрезы тканей там были по-настоящему роскошными, мой теплый фахверк требовал чего-то более демократичного.
Поэтому, измерив нужную высоту тесьмой, я каждую вложила в записочки, обозначавшие помещение. Нужные ткани были куплены в мастерской по пошиву платьев.
Шторы сшили мы с Дашей, подрубив их и сделав поверху простую рюшку с местом под ней для деревянной рейки. Задрапировав штору на рейке, я закрепила ее на двух шайбах, выкрашенных в цвет раскладки и прибитых к стене. Упираясь рюшкой в потолок, она слегка ложилась на пол. Полотно подхватила бархатными, густо собранными на тесьме подхватами. В результате не так много света и потеряла – днем штора прикрывала только уголок окна. Зато по темноте я больше не рисковала заработать психоз – нервов здесь и так потрачено достаточно.
Подарки и приданое потихоньку растаскивались из сундуков по новому дому. Теперь я много времени проводила там - мы шили… пододеяльники, к примеру.
Один комплект постельного белья, красиво обвязанный лентой и переложенный мешочками с душистым саше, как правило, включал в себя три тонкие белые льняные простыни и еще одну - погрубее… нижнюю? И еще шесть наволочек разного размера. По две больших, средних и маленьких. Комплекты в это время были только односпальными – супруги имели, как правило, разные спальни и ходили друг к другу в гости.
Меняли постельное в три приема – наволочки раз в неделю, нижнюю простыню раз в две недели, ту, что пристегивалась к одеялу – раз в месяц. Мы вручную сшили по две простыни, оставив прореху для всовывания одеяла в ногах. Одну брали из подарочного набора, вниз пришивали ту, что попроще. Все постельное было белым, цветное появилось почти на век позже.
Один сундук, я уверена – собирала маменька. Вещи там были дешевле и проще, но в том числе более интимного плана – длинные и короткие кисейные сорочки на широких кружевных лямочках с кружевной отделкой, пара роскошных капотов – атласный шоколадного цвета и бархатный синий. Но главное - шикарные панталончики числом двенадцать. Женские панталоны здесь отдельная история…
К поясу пришивались две не сшитые или частично сшитые между собой полоски ткани, оставляя промежность и ягодицы открытыми - для удобства. И действительно… дамы затягивались в корсеты, которыми верх панталон прижимался к телу, из-за чего справить естественные надобности было весьма проблематично. Снимать каждый раз платье, корсет и кучу юбок? Отсюда и фасончик.
Широкие и узкие панталончики, тонкие льняные с кружевами и вышивкой цветной гладью или «ришелье», белоснежные и в модную черную или серую полоску, коротенькие и длиной по щиколотку – для зимы, наверное. Но все с выдумкой, с изюминкой! К женскому исподнему маменька до сих пор относилась отнюдь не равнодушно, и я предположила, что в этом определенно просматривается надежда для Веснина.
Одни широкие и коротенькие, с кружавчиками… я живо представила, как, пританцовывая на месте, медленно развязываю тесьму, и они сами легко опускаются к моим ногам… как парашютики.
М-да…
В сундуках было еще много всего.
К примеру, два покрывала удивительной красоты – индийские, той же природы, что и кашмирские шали. Это была настоящая пашмина – легчайшая, нежная, с легким пушком на поверхности ткань из пуха гималайских коз. Если дорогущие шали из нее берегли пуще глаза и передавали по наследству… сколько же стоят такие покрывала? Одно темно-серое с вытканным белым узором – будто кружево из цветов набросили вверху и в ногах. И цветное – полосами из разных узоров и разного цвета. Общим было то, что узоры вытканы черной нитью. На нежно-голубом, салатном, лососево-розовом, желтом.
Скатерти, салфетки, полотенца, пара одеял – легкое и теплое, перина, подушки – три разного размера… Пара небольших ковров. Посуда. Плательные ткани. Столовые приборы. Стекло – фужеры и бокалы в деревянных ящичках. Четыре резные вазы цветного стекла. Рулон тонкой кисеи… прибор для письма, дорожный дамский набор… назначение не всех предметов в нем я знала. Веера, перчатки, пояски и сумочки, набор морских губок, духи…
- Знатно вас упаковали, барышня, - недовольно заметила Даша.
- А что не так? – не поняла я.
- Мужу бы своему времени столько уделяли… бы.
Я задумалась.
Шить мы могли и в том доме, а зачем, кому это интересно? Каждый вечер я возвращалась туда еще и по той причине, что брала уроки у приходящего учителя игры на гитаре. К тому же днем Фредерик стал уезжать по делам – новая работа, связанная с дипломатической перепиской. Будто бы там в перспективе возможен даже карьерный рост, а жалование уже сейчас положили вполне достойное.
Отношение мужа к происходящему должно быть скорее положительным, чем отрицательным, но читать по его лицу я толком так и не научилась – закрытый он человек, что и неудивительно. Что захочет – покажет, а не желает… принимает примороженный… то есть, крайне сдержанный вид.
Вильгельм прислушался к тому, что Фредерик полиглот и хорош будет в дипломатии? Хорошо хоть к этому…
В своих воспоминаниях Ольга как-то упоминала самую первую встречу с будущим мужем – Карлу тогда исполнилось пятнадцать. Это был симпатичный мальчик с интересным, но грустным лицом. Отец, отличавшийся дурным характером, относился к нему деспотически. Все в этой семье были довольно молчаливы, не было уюта и чувства симпатии друг другу. Николай I был рад поскорее уехать оттуда, они не задержались тогда в Штутгарте.
Я тоже больше не стремилась попасть королю на глаза, ждала, когда вызовет к себе Ольга. Судя по тем ее воспоминаниям, папа вернул сына не только потому, что скучал по нему. Скорее укоротил привязь, на которой тот пасется.
Прошло довольно много времени с тех пор, как фрау Шуман получила заказ на музыку для «нового» романса. Не то, чтобы я сильно ждала ноты, но начинать игру на гитаре хотелось с каким-то результатом, а ожидая появления Ольги…
Я представляла, как, освоив не просто аккорды, но и простенький перебор (мелодия повторялась даже в одном куплете и сложной не выглядела), я удивлю ее и порадую после непростого гостевания у свекра. Близкая тема, новое умение для меня, повод для беседы о музыке… Но геру Шлитке нужны были ноты, он категорически отказывался подбирать мелодию на слух.
Когда он уходил, пыталась это делать я, терзая струны. Будь это что-то ритмичное, студенческо-молодежное и простое «бздынь-бздынь» ногтями по всем струнам прокатило бы. Сейчас – нет…
- Позвольте мне, Таис. Напойте, будьте добры, еще раз…
- Фредерик… - вскинулась я, поднимая голову от гитары: - Вы не вынесли пытки моей игрой?
- Я знал на что иду, - усмехнулся он, - но вы упорно не принимаете во внимание ноты. Грамотный, образованный музыкант не просто может - он обязан читать и слышать ноты без инструмента.
- Сложно? – потухла я.
- Почему? Вы научились чтению и сейчас смотрите на книжную страницу, а в голове "сам собой" начинает звучать текст. Что неграмотному покажется настоящим чудом. Точно также ребенок, приступающий к изучению музыки, на уроках сольфеджио учит ноты, пропевает их, учится складывать короткие мотивы, потом приступает к двух-, трех-, четырёхголосью, которые уже "сами собой" звучат у него в голове.
- Вы ничуть не удивлены моей музыкальной безграмотностью, – осторожно предположила я.
- Я не знаю всех ваших обстоятельств, к тому же вы талантливы в другом.
- А… ну да - в сочинительстве, - чего уж? Тут не отнять. Буду талантлива всегда.
- Я возьму для вас другого учителя, этот недостаточно хорош. А небольшую музыкальную тему можно выучить и не зная нот. Напойте… я внимательно слушаю, - присел он рядом и протянул руку за гитарой…
Две недели. Прошло две недели, и я понемногу училась читать ноты, а основную музыкальную тему «Упоительных вечеров» играла, уже вполне осознанно перебирая струны – тупо заучила.
Приближалось 21 сентября – День тезоименитства Константина Николаевича Романова. Я помнила об этой дате, но изо всех сил старалась не думать о ней… о нем. Теперь точно не стоило делать этого, чтобы не накручивать себя лишний раз. Скорее всего он уже помолвлен, очарован и околдован прелестью юной принцессы… как ее там? Иосифовны короче.
Девятнадцатого мы с Дашей закончили в Пряничном домике. Готова была и конюшня с каретным сараем – обложенная вокруг колотыми дровами для дома, а с чердака утепленная сеном. Можно было переезжать, но я ждала похолодания и Фредерика – его согласия на переезд.
С похолоданием не заладилось. Климат в горной долине… чаше, в которой устроился Штутгарт, напоминал микроклимат в теплице - внутри градусов на столько-то теплее, чем снаружи. Конец сентября, а у нас лето – позднее, но все еще оно. А может все-таки ранняя осень – утром выпадали густые росы, потихоньку поплыли в воздухе тончайшие нити паутины, полностью созрели и попадали с верхушки яблони плоды, ставшие почему-то не слишком вкусными.
Сладкие, совсем без кислинки теперь – мне не хотелось их. Или просто наелась яблок так, что уже не лезло? Сейчас я смаковала новую фишку – творог. Со сметаной или ягодами, с солью и шкварками, сиропом и цукатами. Вкус продукта, его цвет и жирность не шли ни в какое сравнение с тем, что я ела в свое время – небо и земля. Сметану здесь, к примеру, трудно было размешать – она упорно собиралась комком. Никто здесь не сепарировал молоко и не обезжиривал сливки.
На двадцатое сентября меня пригласили в Новый дворец, записка была от Ольги. Встреча предполагалась неформальной, мужа не пригласили меня сопровождать.
- Я узнаю в чем дело и… обязательно узнаю, Фредерик! - переживала я.
- Не стоит! - вскинулся тот, - я только рад этому. Действительно рад, Таис – не стремлюсь ко двору.
- Но это малый двор…
- Не имеет значения!
- Поняла, чего уж… - ничего не понимала я.
В новом платье фасона «ампир», в «материнском» корсете и с привычной короной из волос на голове, я спросила у мужа – какие украшения следует надеть ко двору и к этому наряду?
- Сопровожу вас в банк, - вызвался он.
Я чувствовала себя без вины виноватой. Наряжаюсь, приятно волнуюсь, предвкушая разнообразие в общении…
- Прошу вас, Таис – вот это… вы поднимаете волосы, значит серьги уместны. Браслет не нужен, есть часики, их достаточно.
Тяжелый кулон на белой ленте лег в едва открытую ложбинку на груди, длинные серьги покачивались над плечами, сверкая прозрачными камнями.
- Красиво как! - залюбовалась я.
- Я рад, что вам нравится - выбора-то особо и не было, - пробормотал муж, а я поняла, что это его помолвочный подарок мне, который я в волнении и не рассмотрела толком.
- У вас замечательный вкус, всегда буду советоваться, вы не против? А то у меня с этим…
Полный швах у меня с этим. Все лишние деньги я вбухивала в путешествия по стране или ежегодные ремонты, находя в этом настоящую радость. К украшениям же была равнодушна. Цепочка с крестиком и серьги-жемчужинки – это всё. Кольца на сухих узловатых пальцах не смотрелись. Да что там? Маникюр и тот не смотрелся.
Оставив меня у входа во дворец, экипаж с мужем укатил. Сверившись с назначенным временем по часикам, я шагнула в вестибюль, предъявив записку страже и пробормотав, что меня вызвала кронпринцесса.
Первая, кого я увидела, войдя в женский будуар, на кого упал взгляд... была Окулова.
- Анна Алексеевна! – ринулась я к ней обниматься. В памяти пронесся бал в Большом петергофском, наш разговор - сказочное время, и она к нему причастна. Полненькая дама в платье из тяжелого шелка и себе раскрыла объятья.
Обнимаясь с ней, я смотрела на Ольгу…
- Ольга Николаевна! Боже мой, как же я соскучилась! - перешла я из рук в руки, - простите мою порывистость… это нарушение всего и вся, но виновато мое состояние – совсем не держу себя в руках.
- Твое состояние пока еще незаметно, - улыбалась Ольга, - разве что посвежела и похорошела.
- На аппетит точно не жалуюсь, - радовалась я.
Мы говорили обо всем и ни о чем конкретно. Я заодно осматривалась, поражаясь красоте арок потолочной падуги. Так гениально совместить карниз и выкружку! Всегда считала, что классикой такого оформления и самым ярким образцом является работа Бофрана в Зале принцессы Отеля Субиз в Париже. Но здесь! Роспись, стены, мебель… время рассмотреть все это в подробностях у меня еще будет.
На расспросы я отвечала честно – жаловалась. На долгую мучительную дорогу, свое состояние, отметила самоотверженность Фредерика в этой истории. А вот они частично преодолели дорогу по каналам Мариинской системы. На мой вопрос о приеме для них в замке Розенштайн отвечено было вскользь. Окулова заметила при этом:
- Его королевское величество практичен, дальновиден и… не чужд либерализма.
- Не со всем этим соглашусь. Разве с последним! – ляпнула я, сразу порадовавшись, что здесь нет никого лишнего.
Пришлось поделиться с ними мыслями о будущем голоде, что исключило разговор о женском госпитале на сегодня – нужно дозировать такие вещи. Мои опасения поддержали, но…
- Может быть прав он, а не мы, не советую настаивать на своей точке зрения, - предложила Окулова.
- Да я и сама так думаю…
Ужин был накрыт в столовой зале покоев, отведенных Вильгельмом для молодоженов. На удивление торжественный ужин. Подошли мужчины – Карл, духовник Ольги Иван Иванович и еще трое мужчин. Перед тем, как сесть за стол, Ольга позвонила в колокольчик… дверь приоткрылась и вошел лакей.
- Я хочу озвучить еще один повод для торжественного застолья… Таисия Алексеевна, примите шифр фрейлины... первой фрейлины Малого двора королевства Вюртемберг, - волновалась она, принимая от лакея подушечку с шифром. Голубая муаровая лента, как и прежде, но не раскудрявая А, а строгая большая О в россыпи бриллиантов.
Прикрепив брошь на мое левое плечо, Ольга легко обняла меня, чуть замерев при этом. Вздохнула, улыбаясь немного напряженно… не фонтан, видно, был прием от свекра. Вряд ли она так радуется мне, комплексно скорее всего – что вырвались оттуда или даже выжили. Хотя и наше общение вдали от России обещало стать более близким и теплым, чем раньше. Вынужденно это для нее или добровольно-радостно… посмотрим. Для меня скорее второе.
Ответив глубоким поклоном, я заверила, что… заверила в общем. Сумбурно и тоже волнуясь – не готовила речь.
Мы расселись, последовала первая перемена блюд, вторая… и тут Карл упомянул Костю. В связи с чем-то там – я не совсем уловила, отвлекшись на клеймо сервиза – пыталась вспомнить производителя. Ольга что-то ответила, стараясь перевести разговор на другое, но основное я поняла – тот сейчас находится… гостит в Альтенбурге. Чего, собственно, и следовало ожидать.
Долг превыше всего… чего уж! Да и кто бы сомневался? Я...
Дворцовая обстановка вокруг разом потускнела – надо же психика чудит! Роскошно здесь, шикарно, конечно… но у меня в Пряничном домике нисколько не хуже. Не так формально точно… моргнула я пару раз и поинтересовалась клеймом фарфорового завода.
*** Салон-будуар Ольги в Новом дворце:
*** панталончики: