Фрейлина. Предотвратить

Глава 12

Фредерику становилось все хуже и хуже.

- Переживет эту ночь, барышня, стало быть, и жить будет. А нет – на все воля божья. Все мы грешные… - крестилась Даша, поджав губы. Напоминала сейчас Богородицу. У той на каждой иконе так же скорбно поджаты губы, такое же выражение лица – смиренное, всезнающее.

- Не может быть, как же так? – не верила я и сразу верила, глядя на осунувшееся лицо на подушке: - Он же шевелился, руками двигал и даже глаза открывал. Что еще я могу сделать? Как понять, что ему еще нужно?

- Теперь только следить. Станет прибираться, попа ихнего зовите, а я все, что могла сделала. Раньше бы чуток…

- Ты же говорила – не гангрена! – не хотела я верить.

- Не она. Внутрь видать пошло. Тут уж как сердце выдюжит. Я выйду - надо, а вы следите…

- Куда прибираться, о чем ты? Даша? – схватила я ее за руку.

- Помирая, прибираются люди – лицо свое оглаживают рукой так… На себе не покажу, нельзя. Да вы сами поймете, как увидите – лик непомнящий, а глаза будто внутрь себя смотрят. А может ангелов уже видят? Кто ж знает… А рукой будто грехи с себя обирает, с лица-то… - в сердцах махнула она рукой и быстро вышла из комнаты.

Я растерянно огляделась – как так? Не верю!

Быстро пересела на кровать к мужу и прижала его руку к постели – не отпущу! Молодой, живой же! Господи… выглядит точно, как покойник – глаза запали, губы будто усохли. Жар спал, но…

Сползла в страхе на пол и стала молиться – уже который раз за эти два дня, но теперь совершенно иначе.

Ужас от слов Даши, отчаяние, понимание, что только чудо теперь…

Я в жизни так не молилась! Не привычно и не потому, что так положено и надо. И даже не разумом… душой и сердцем молилась. Горячо, отчаянно! Плакала, вытирая краем простыни слезы и сопли, кашляя и тяжело выдыхая… и начинала сначала. Просила, умоляла и верила почему-то, что сейчас-то меня услышат – обязательно.

Наверное, что-то случилось с психикой, я странно чувствовала себя – будто в трансе. Состояние такое… тело неподъемное, как каменная глыба, но это неважно – сейчас я жила не им, а чем-то другим…

Тяжелые шаги за спиной, приближаясь, казалось прибивали меня к полу… рука Фредерика шевельнулась… Я схватила ее, сжала... и опять стала молиться и просить, страшась оглянуться.

- Да чтоб вам! – просипела, увидев, как рядом со мной встает на колени Людвиг.

Сил не стало. Прислонившись щекой к руке мужа, я заново училась дышать. Немного успокоилась… и опять мы молились – уже вдвоем, на разных языках, на разный манер крестясь…

Ночь выдалась тяжелой. Под утро я уползла на кровать и вырубилась – чуть засветлев, небо будто послало сигнал «можно». Чувствовала себя легкой и пустой внутри, как воздушный пузырь – все силы отдала, что смогла сделала. Обняла живот, скрутилась калачиком и вырубилась…

Разбудило солнце, его свет незаметно переполз со стены на лицо.

Выспавшейся я себя не чувствовала, собралась повернуться спиной и продолжить, но тут вспомнила…

Встала и, как зомби, пошла к кровати Фредерика, затаив дыхание от страха и пытаясь разодрать глаза – полностью они не открывались, не давали отеки.

Заглянула из-за Дашиной спины – она спала, склонившись и обнимая подушку больного. Практически уткнувшись носом в его макушку.

Первое, что я увидела – тихо вздымающуюся простыню на мужской груди. Дышит. Эту ночь пережил. И лицо похоже на лицо тяжело больного человека, а не на посмертную маску. Видно, что спит. Не без сознания, а именно, что спит.

Смерть прошла мимо него, обдав холодом или даже коснувшись краешком савана. Порой казалось – чувствую ее мерную поступь все ближе и ближе…

Развернулась и на цыпочках вернулась к кровати, тихонько улеглась. Уснула сразу.

А дальше потянулись дни выздоровления – медленно и сравнительно спокойно. Наш больной почти все время спал. Просыпался, открывал глаза… и сразу в него пихали лечебный отвар или крутой куриный бульон. Я раздобыла свежей чистой соломы и соорудила трубочку – он сосал жидкость через нее, голову еще не мог держать и сидеть тоже.

Потом я выходила, а Даша меняла кружку у него между ног – убирала полную мочи и ставила пустую. Пару раз мы недоглядели и пришлось менять постельное, но… в общем, у мужчин с этим проще – в емкость это самое опустили, там его оставили и пускай себе само…

Каждый день ненадолго приезжал Людвиг, сидел и смотрел на сына. Молчал, но все равно тот спал, а когда просыпался, казалось, что ему даже веки тяжело держать поднятыми. Прикрывал глаза, лежал так молча, а потом видно было, что опять спит.

Пару раз в неделю мы с Дашей по очереди ездили в тот городской дом – нужно было помыться и переодеться. Карету всегда сопровождал конный военный.

Наверное, в такой охране был смысл. Возможно, Фредерик как раз и напоролся в одиночку на бандитов. Возможно… я пыталась уточнить, что все-таки случилось - и у его отца, и у этих конных, но первый сурово молчал, вторые делали тупое лицо и тянулись в струнку блин…

Наконец настал день, когда муж заговорил и попросил помочь ему сесть. Так-то мы его ворочали и до этого. Убрав кружку, Даша всегда поворачивала его на здоровый бок, подперев спину подушкой. Давала полежать так часок и возвращала обратно. Но все равно этого было мало. Я вспомнила о пролежнях и растирала ему спину шнапсом... на всякий случай. Пока лежал на боку, делала массаж как умела, разгоняя застоявшуюся кровь.

- Фредерик! Так что случилось, почему все молчат о том, где вы получили ранение? – не выдержала я, когда он вполне внятно объяснил для Даши свое самочувствие.

- Это неважно, - прозвучало тихо, - подобное не повторится, я осознаю свою ответственность за вас, Таис. Подобная беспечность для женатого мужчины недопустима, простите меня…

- Прощаю, ладно… и это все?

- Да, это и все, - прикрыл он глаза, в этот раз точно делая вид, что уснул.

Прошло две недели, пока он смог вставать сам, зато потом на поправку пошел буквально на глазах. Спал в нательном белье, сам потихоньку вставал на ведро, сам уже ел, надежно держа ложку и не проливая содержимое.

В день отъезда подошел какой-то военный и принес мундир. Он был выстиран, а левый рукав аккуратно зашит.

- Все равно нужно заказывать новый. А у нас есть за что? За месяц дороги сюда вы должны были сильно поиздержаться, – поинтересовалась я, помня слова Окуловой о дороговизне военной формы.

- Ее императорское величество велела выдать нам большую дорожную карету и подорожную на шесть лошадей - все было уплачено ею.

- Кроме вашей кареты, но это, конечно, уже много меньше, да…

В любом случае, мне пора было появиться в банке и узнать, как там дела с денежным переводом.

И приданым, конечно. В точности до наших дней не дошел весь стандартный список, только в общих чертах.

Выдавалось оно наличными деньгами в размере 12000 рублей и драгоценными вещами, платьем, кроватными и постельными уборами, галантерейными предметами - на сумму от 25 тысяч рублей… громадные деньги. Зарплата фрейлины за год - тысяча. Тоже немало, как у профессора университета. Ну… и еще ко всему этому полагался образ святого новобрачной. Икону какого святого приготовили мне, я не знала, как и дату рождения Таи. Но она должна стоять в документах, это-то решаемо…

«Галантерейные предметы» также представляли собой загадку - слишком широк перечень, если взяться за это дело всерьез.

Муж укоризненно промолчал на мой вопрос о деньгах, и я не стала настаивать, затягивая разговор. Слишком сильно хотелось уйти наконец отсюда и забыть эти две с лишним недели, как-то отвлечься. Мне требовалось время на переформатирование, иначе…

Поэтому я с радостью перебирала бы сейчас приданое… вместе с Фредериком и перебирала бы. Сейчас еще не готова была выпустить его из поля зрения. Я в него всеми нервами проросла за это время! Во мне поселилась уверенная потребность знать, что с ним все в порядке вот прямо сейчас и всегда будет.

Я совершенно не в состоянии на него сердиться, помня умирающим. И в то же время злюсь зверски за то, что допустил вот это вот… Я жажду создать все условия паразиту - пускай только выздоравливает. Я колыбельную ему пела! И та моя истерика над ним – умирающим?..

Потом я много думала над этим, потому что слишком сильно все было. Когда так выводит на эмоции и логики в этом ни следа… Но вспоминала Костю и то, какой я была рядом с ним… Нет – с Фредериком я чуяла себя маменькой, всем сердцем болеющей за своего оболтуса. Или сестрой за брата.

Всерьез ломать мозг еще и из-за этого было лень. Иногда лучше отпустить все на самотек, сейчас это самое лучшее, что я могла сделать – устала от волнений и переживаний. Хотелось просто жить: спать, есть, ходить. Тупо существовать. Так разве ж дадут? Вспомнился король… Я сама себе не дам – он мне нужен, особенно после всего. Именно - после всего, что я в эти дни пережила.

Подхватив наш с ней «ценный веник», завернутый в простыню, за нами шла Даша. Горшок с заплесневелым хлебом… Я многое знала о факте изобретения пенициллина, но практически ничего о том, как выделить его в чистом виде.

Все произошло случайно, как и все почти открытия – шотландец Флеминг исследовал колонии стафилококков.

Когда он вернулся в свою лабораторию после месяца отсутствия, то заметил, что на одной пластине с культурами появились плесневые грибы, а присутствовавшие там колонии стафилококков погибли, в то время как другие колонии — нет. Флеминг отнёс грибы, выросшие на пластине с его культурами, к роду пенициллиновых и назвал выделенное вещество пенициллином.

Это общеизвестно, а вникнуть в процесс глубже я в свое время не сочла нужным – не мой профиль, лишняя информация.

А ведь самые трудности возникли как раз при попытке очистить пенициллин от других белков плесени и вот здесь я не просто плавала… Все случилось в 1929 году, и почти уверена – сейчас даже препаратов, при помощи которых антибиотик довели до ума, еще не существует. А если и есть, то называться могут совсем иначе.

У выхода из лазарета нас встретила толпа военных. Меня поразила реакция мужа – он открыл рот, явно собираясь сказать что-то гневно и возмущенно. Набрал в грудь воздуха, решительно задвигая меня к себе за спину…

Но пожилой мужчина в военной форме опередил его. Солидный, в островерхой каске, со смешно шевелящимися при разговоре тонко закрученными вверх усами. Вот только выражение его лица веселью не способствовало. Я насторожилась.

- Как командир полка и лицо ответственное за все происходящее в нем, от имени всех сослуживцев, hertha-kapitän, прошу… нижайше прошу вашу супругу frau zu Hohenlohe-Ingelfingen принять подарок от сослуживцев ее супруга по случаю бракосочетания.

Я шагнула из-за спины и, взяв мужа под руку, заглянула в лицо.

- Муж мой?..

- На ваше усмотрение, Таис, - скрипнул тот зубами.

- А о каком подарке идет речь?

Мужчины медленно расступились, и я увидела небольшую двухместную карету. Скорее женскую, потому что изящную, скромно украшенную деревянными завитушками. В нее был впряжен конь золотистой масти. Предметом роскоши экипаж не был, но выглядел симпатично, а еще должен был чего-то стоить. Как и конь.

- Фредерик?.. – уточнила я шепотом.

- На ваше усмотрение, - повторил он.

- Без вашего позволения я ничего принимать не стану. Простите, gerd?.. - присела я перед командиром полка.

- Gerd oberst, - слегка поклонился тот.

- Я… позволяю, Таис, - обнял меня за плечи муж, чуть налегая. На лбу и носу его выступили бисеринки пота.

- Боже мой… да – я принимаю подарок. Благодарю, господа! Но дайте нам пройти, пожалуйста. Помогите сесть… - довела я Фредерика до экипажа, присланного отцом: - А карету доставьте…

- Вилла Берг, - прозвучало задушено.

- Благодарю вас, frau zu Hohenlohe-Ingelfingen, это принципиально важно для всех нас, - приложил в приветствии руку к каске мужчина.

- И я вас благодарю… хотя ничего не понимаю. Простите, но Фредерик еще слаб. Прощайте и всего вам самого доброго, - выдохнула я, уже усевшись в карету.

- Что это было? – поинтересовалась тихо у мужа.

- Не принимайте во внимание, все прекрасно, - поморщился он, - карета вам понравилась?

- Ну да, я в этом плане не избалована – понравилась бы любая… а разве вилла уже достроена? – удивилась, вспомнив что в его словах царапнуло меня непониманием.

- Нет, но хозяйственные постройки... конюшни и каретный сарай - уже. Экипажи Их королевских высочеств будут содержаться там, а сами они приезжают уже со дня на день. Вы ведь будете служить Ее королевскому…

- Ольге Николаевне, - закончила я задумчиво, - но это еще не решено окончательно. А жить я где буду? Ладно… ладно – это все потом. Даша, ты как – очень устала? Скоро отдохнем… О, а нас снова сопровождают, - заметила я рядом с каретой верхового в форме.

- Похоже так, - прикрыл Фредерик глаза. То ли от слабости, то ли прислушиваясь к топоту лошадей.

Он не спросил, я тоже… очевидно кучер получил распоряжения куда нас отвезти. Но я и представить не могла, что это может быть Новый дворец. Фредерик тоже.

Выглянув из кареты, он присел обратно на сиденье. Внимательно взглянул на меня.

- Вы что-нибудь знаете о причинах такого решения короля?

- Догадываюсь, - мучительно соображала я, потирая лоб.

Вроде же умным мужиком выглядел. Правитель державы опять же – обязан быть адекватным. Разве так трудно понять, что мне сейчас не до всего этого? Неужели что-то в этом деле решают дни, да хоть и недели? А Фредерик что – должен будет ждать, пока мы наговоримся? И Даша?

- Объясните тогда, Таис, - вежливо попросил муж.

А ты мне объяснил, как получил ранение – психанула я, но… похудевшее лицо, запавшие глаза, гладко зачесанные назад прядки, а не задорные букельки…

- Мы с ним уже встречались и рассуждали об эфире… - призналась я.

- Почему я ни разу не удивлен? – улыбался муж, - следующим заинтересованным в вас лицом, полагаю, станет английская королева?

- Боже упаси! Это последний человек, с которым я стала бы говорить. Это враг, Фредерик… мой и моей страны. Впрочем, в любой момент и вашей также… - вспоминала я снимки разбитого, сожженного, практически снесенного с лица земли Севастополя. Они делались для отчетности о хорошо проделанной работе - перед парламентом и королевой.

Понадобится зачем-то – так же легко сотрут с лица земли и крошечный Вюртемберг. Не делают этого просто потому, что сейчас им не до него.