Фрейлина. Предотвратить

Глава 34

Осень везде осень – что в России, что в Германии. Вначале она чувствуется, как удивительная свежесть воздуха, сухая и пока еще теплая погода, пронзительно синее небо и паутинки в воздухе… Кстати!

- Это паучек-бокоход. Он выпускает паутинную нить, которая подхватывается потоком воздуха и переносит его с места на место, - осторожно коснулась я повисшей в воздухе невесомой нити, - его полет целое искусство: он удлиняет и укорачивает нить, меняет центр тяжести, отчего паутинка то поднимается, то опускается.

- Бокоход? – потянулась Ольга к паутинке и тронула ее, нечаянно оборвав: - Ах! Зря я это…

- Не страшно - если паутинки путаются, паучок сам перекусывает их и начинает работу снова. Эти труды стоят того – как раз сейчас они начинают выводить потомство и расселяться к зиме. А "бокоходы" потому, что двигаются бочком, как крабы.

- Откуда все твои познания, Таис? – помолчав, спросила она.

- Неуёмное любопытство и жажда знаний, наверное, - и сама задумалась я. Все так и есть - знаю же об этих пауках. Потому что интересовалась в свое время. Вопрос другой, что добыть эти знания в мое время было легко – было бы только желание.

Я показывала сегодня Ольге свой Пряничный домик, мою гордость и прелесть. Внутри все было убрано и украшено не только свадебными подарками – я постаралась, укрывая полы спален коврами, чтобы было тепло ногам. Занавесочки и медная посуда - на кухне, пахучий медовый воск, которым натерта мебель – для атмосферы… да и просто приятно. Мягкие подушки в креслах и букеты терпко пахнущих осенних веток в высоких вазах…

Особая моя гордость - Дашина рабочая комната рядом с кухней. Я устроила ее вместо предполагаемой раньше кладовой. Там наша лекарка мешала свои мази и настои, хранился в сундуке запас проваренной в щелоке кисеи, смотанной рулонами бинтов... и корпии, упакованной в перевязочные пакеты. Медный поддон с крышечкой содержал в себе стерильные инструменты. Горшочки еще в холодном шкафу под окном, баночки с мазями, пучки трав под потолком и в сундучках с подписанными ярлычками. Здесь же стерильные простыни, фартуки и косынки, маски для лица. Я сама их шила, складывая кисею в восемь слоев и вываривая потом в аптечной ромашке. Наша с Дашей санчасть, в общем…

Ольга должна была оценить ее по достоинству, когда я рассказала все, что знаю об антисептике. И не просто так я потащила ее сюда перед посещением местной клиники - абсолютная чистота и приятные травяные запахи на Дашиной территории должны составить огромную разницу между здесь и там.

Ну и весь дом тоже… не такой и крохотный, как казалось мне раньше - каждая спальня не меньше двадцати пяти метров. Не дворцовые интерьеры, конечно, но после моей двушки и фрейлинских «покоев» в Петергофе…

И участок с маленьким садом я тоже представила Ее высочеству. В будущем собиралась сделать в нем качели – и это все, чего здесь не хватало. Мы сидели в беседке, дышали свежестью, смотрели на осень. А перед этим – на карету и лошадку. Кобылу, как оказалось.

Ольга обожала верховую езду, была прекрасной наездницей и о лошадях знала много. О каретах, кстати, тоже.

- Стоимость двухместной, как эта, начинается от пяти тысяч рублей, а если к ее созданию приложил руку именитый мастер, цена может вырасти вдвое, - внимательно осматривала она экипаж.

- Это вряд ли, - пробормотала я.

- Но работа добротная, - не согласилась она, - и тебе явно хотели угодить, ведь двойные фонари с гранеными стеклами – особый шик. Я понимаю в этом… возможно, хотя бы этого ты не знаешь? – улыбнулась, - но при императорском дворе есть Придворная конюшенная контора… 920 карет в том числе и императорского двора каретный мастер. А семейные экипажи просто прекрасны. Положение обязывает – каковы сами, таковы и сани?

Наверное, ей приятно было вспоминать, а мне интересно слушать.

- Пап а , как и дед когда-то, почти не пользуется закрытыми каретами и у него свой лейб-кучер – Яков… который вывернул его как-то из коляски – не сдержал коней на спуске с горы где-то у Пензы. Папа любит скорую, лихую езду, проезжая по всей стране колоссальное число верст с инспекторскими проверками. Но теперь, после того случая он всегда берет местных ямщиков – те лучше знают дороги. Или он носится верхами… вынослив необычайно. Из Красносельских лагерей верхом ездил в Александрию обедать – двенадцать верст! Я пыталась повторить и спеклась на седьмой. А так возвысилась с своем упрямстве – конь дельный да в гусарском мундире! Да... но вернемся к вопросу о карете, - будто очнулась она от воспоминаний, - подарок дорогой и от сердца. Лошадка не первых кровей, но ведь и не скаковая? А кто станет тебя возить?

- Я просила человека у мужа… мужчина нужен в доме, как и кухарка. Прибираться вызвалась Даша – скучает… Но лучше бы Фредерик жил здесь – ему экипаж нужен не меньше моего.

- Отчего же отказывается? Как зимний, Пряничный домик хорош, а второй станет, как летняя дача.

- Не желает... тесно ему здесь? Да и там много ближе к его ведомству – вполовину, - загрустила я.

После моего признания в чувствах к Константину Николаевичу Фредерик резко отдалился. Теперь оставалось только вспоминать наши летние прогулки по Штутгарту, набег за шляпками, разговоры о швабах и на все темы, что ни подними… Я не понимала этой его обиды – хоть ты тресни! Эгоизм собакосенный? Не моя, потому что не нужна, так не достанься же ты никому?

- У того дома тоже есть конюшня. Как только не смогу быть на службе при вас из-за «неприличного вида», так и отдам ему экипаж. Ну, всё! – поднялась я, - предлагаю теперь посетить клинику.

Поправила волосы, шаль… но она зацепилась за цепочку на шее. Завиток драгоценного пуха оказался вырван, когда я дернула сильнее, нечаянно выдернув из-за пазухи нательный крест.

- Осторожнее, - помогла освободить цепочку Ольга. Взяла крест в ладонь, рассматривая.

- Откуда он у тебя? – помолчав, опустила его на платье, не отрывала взгляда.

Я поправила все, пряча… Ну что сказать – правду? Врать не хотелось, да и не придумать мне так, чтобы убедительно – явно же крест мужской. Такого размера носили и женщины, но давно и в основном в Испании – любой батюшка обзавидуется. В пол моей ладошки – золото тяжелыми кружевами, а над головой распятого Христа венец из мелких бриллиантов. На месте раны от копья – крохотный рубин. Ольга запросто могла видеть похожий… да что там – идентичный, у своего Саши. Может клялся ей на нем в любви… и даже скорее всего – до обнаженки у них точно не дошло. Хорошо, если до поцелуев.

- Прислал в подарок брат. Есть такой обычай подтверждать кровное родство… и, кажется, даже побратимство у мужчин - обмениваясь нательными крестами. Но Саша не свой мне отдал – заказал у местных ювелиров. Вчера только и доставили… я решила, что нужно хоть день поносить. Свой маленький бы отослать ему, как и положено, а то грозился сам прибыть для обмена – ближний свет… Вот и не знаю теперь, – действительно не знала я.

- Саша… это который?

- Александр Барятинский, кузен… род свой, как и мы, ведет от Рюриковичей. Приглашала его открыткой на наше с Фредериком венчание, да он уже убыл на то время.

- Убыл? И куда же? – сделала Ольга равнодушный вид.

- Испросил назначения на Кавказ, а как получил высочайшее разрешение, так и убыл. Но сожалел…

- Если сразу от ювелиров, то зря поменяла на себе - крест не освящен. Иван Иванович уже обустроил придворную церковь, жду тебя к воскресной службе.

- Обязательно! Не причащалась уже, кажется, вечность, - с радостью согласилась я.

Заторопившись, Ольга пошла к карете, ожидавшей нас на улице. Анну Алексеевну, жаловавшуюся на боли в коленных суставах, она за собой не потащила. Мы с ней намеренно оделись предельно просто, сопровождали нас два товарища из конной придворной охраны.

Клиника не обманула моих ожиданий, но и не то, чтобы поразила грязью – иногда здесь убирались. Но что удивило – на койках рядом со взрослыми лежали и дети, а иные и совсем маленькие, с матерями. Кашляли и температурили похоже… тут же рядом народ после операций или просто с ранами, перебинтованными серыми застиранными тряпками.

Я еще на входе натянула на лицо тканевую повязку – подхватить что-нибудь не хотелось, особенно в моем положении. В связи с этим впервые задумалась о том, куда лезу – глубоко беременная, курировать перестройку работы в будущей нашей клинике я не смогу. Всегда есть риск подхватить инфекцию. И видеть страдания людей, особенно детей, зная, что вряд ли им здесь действительно помогут… что вполне возможен самый плохой исход для вон того слабо пищащего младенца и того тоже… чуть старше, пышущего жаром.

Ольга натянула повязку, когда в следующей палате на нас пахнуло экскрементами – лежачий больной был без сознания, а может и умирал. Собирались прибрать потом уже – заодно? В углу, у окна, женщина кормила ребенка грудью.

- Выйдем, - скомандовала Высочество.

За нами торопился и местный эскулап.

- Фрау цу Гогенлоэ-Ингельфинген… я вас слушаю, - оглянувшись вокруг, присела Ольга на краешек стула в кабинете владельца клиники.

- Не знаю – совсем отсутствуют в Вюртемберге или просто не соблюдаются простые санитарные нормы… но в палатах хотя бы раз в день не делают влажную уборку с добавлением в воду хлора. Окна жестко зафиксированы и комнаты не могут проветриваться. Женщины и мужчины находятся в одной палате, что недопустимо по нормам приличия… - ровно перечисляла я, - уж не говорю о детях – пеленки, и не всегда стиранные, сохнут здесь же. И о лежачих больных – им должно помогать с отправлением надобностей. Также больные не сортируются на предмет болезней и механических повреждений. В каждом раненом обязательно присутствует слабость, которая только усугубится, заразись он еще и болезнью… Я не врач, но все это бросается в глаза и очень сильно. Обслуживающий персонал – он есть вообще? Уборщицы, санитары?

- К вечеру приходят работницы по найму и палаты убираются, - доложился врач – внушительного вида господин с бородкой и в дорогом сюртуке. О нашем визите он был предупрежден, однако же… похоже сюртук только и сменил.

- По-видимому, все, что мы с вами видели, Ваше королевское высочество, это норма для подобных заведений. Иначе хоть что-то к вашему приезду было бы сделано. Официальные нормы чистоты для клиник, оговоренные документально и обязательные к исполнению… нарушение которых карается законом, существуют? Проводится ли кипячение хирургических инструментов или хотя бы обработка их хлорной известью? – задала я вопрос врачу.

- Ничего подобного, на чем настаивал бы закон, не существует. Но моя клиника одна из лучших, раз в день здесь прибираются обязательно.

- А есть ли журналы учета больных, ведется ли статистика смертности? – настырно нудила я.

- Безусловно, фрау цу Гогенлоэ-Ингельфинген! Здесь все указано, всегда можно подсчитать, – потянул мужчина из стола пухлые журналы, касаться которых было уже страшновато: - Но люди умирали и будут умирать – такова реальность. "Смерть граничит с нашим рождением, и наша колыбель стоит в могиле» - сказал еще два века назад уважаемый Джозеф Холл, епископ Эксетера.

- А вы сами не считаете, что снизить смертность возможно, усилив чистоту в клинике? На чем настаивает, к примеру, доктор Земмельвейс.

- Вы о роженицах? – развеселился вдруг мужик, - но причиной послеродового сепсиса является вовсе не инфекция, а состояние ума женщин, вызванное перевозбуждением. Это всем известно. Если пожелаете – читайте в этой связи «Ланцет».

Уже в карете я монотонно бубнила, стараясь не сорваться в агрессивную истерику – бессилие, наверное, самая страшная штука. Хотеть помочь, иногда даже знать как, и не мочь этого сделать. По причине умственной заскорузлости и повальной тупости! Я держалась.

- Роженицы массово умирают здесь и в Вене, Париже и Петербурге… иногда до половины поступивших от общего числа. И смертность рожениц увеличилась как раз после того, как были организованы родильные дома. Дома рожают намного благополучнее.

- Но моя сестра… - начала Ольга.

- Умерла в родах, но не от них. Ее состояние усугубила чахотка, ослабила… В родильных же домах принимают роды грязными руками, в то время, когда женщина там – одна сплошная рана. Земмельвейса, единственного ратующего за стерильность, обозвали ненормальным и..!

- Я буду думать об этом… - прервала меня Ольга, - спишусь с ним. Его профессиональное мнение скажет больше, нежели женская чувствительность. Но, если говорить об организации клиники… то это будет детская больница.

- Но Земмельвейс акушер!

- Вы уверены, что он бросит свою больницу и умчится в другую страну? Тем более, что твердо обещать что-либо я не смогу – не имею права. У меня нет власти на это, Таис… к сожалению, нет такой власти, - замолчала она надолго.

Дома я хорошенько вымыла руки, переоделась и умылась. Дождалась Фредерика.

- Я еще раз… настаиваю, чтобы мы с вами использовали мой дом, как зимний – это легко объяснить даже королю. Подозрительным станет обратное – что живем мы порознь. Фредерик, ну что случилось? Будто кошка вдруг пробежала… я скучаю по вам, по нашим беседам и прогулкам.

- Тогда я преступно бездельничал, Таис.

- Хорошо. Я понимаю, что это взвешенное решение и ему есть серьезные причины. Даша утверждает, что через два-три дня пойдут затяжные дожди, а я склонна ей верить. Мы с ней перебираемся в тот дом… мне нужен слуга-мужчина и женщина для готовки. Подскажите, как платить им за труд?

- Это моя обязанность – содержать вас, - заученно бубнил муж.

- А зачем вам так много слуг – одному? Уступите мне парочку, Фредерик, и пускай им продолжает платить королевская казна.

- Это невозможно! – подхватился он, - неприемлемо.

- Сделаем и узнаем – насколько. Прикажите помочь мне собраться.

Пока собирались, а это заняло два дня, явился гонец из дворца – Вильгельм прибыл в Штутгарт и вызывал меня к себе. Завтра с утра, к пяти часам, твою ж мать…

- Что ему нужно, Таис? Тогда я буду сопровождать вас, - решился муж.

- Если можно, то да – с вами спокойнее. А причина… она, скорее всего, безобидна – ноты. Фрау Шлиман дозрела и написала ноты на мой романс. Скорее всего это – других причин не вижу.

Утром, зевая и зябко кутаясь в двойной плащ – бархатом вовнутрь и наружу, я приняла руку мужа и села в карету. Было четыре утра, Фредерик настоял, чтобы мы прибыли с запасом времени. Но эту порочную практику следовало прекращать. Подрываться вот так…

Вильгельм выглядел замечательно – отдохнувшим и посвежевшим. Может ездил на воды? Против присутствия Фредерика не возражал, скорее наоборот – улыбался ему, пускай и не особо радостно.

Кроме нас, на завтраке присутствовали еще трое мужчин. Одного – министра внутренних дел, я уже знала и поздоровалась с ним персонально, обратившись по имени – гер Йоханнес фон Шлайер. Поулыбались друг другу…

Вкусно поели – это были фаршированные печенью и грибами перепелиные яйца, крутой бульон из птицы и мясной пирог. Персонально для меня – овсянка с карамелизированными фруктами и ягодами – король запомнил мои слова о ее пользе для желудка и сердца, о чем и не преминул напомнить. Я благодарила – короткий такой вежливый застольный треп. Как всегда, с едой я справилась первой и аккуратно промокнула пальцы в митенках о влажную салфетку, сложив потом руки на коленях.

В кабинете Вильгельм сразу перестал быть радушным хозяином, перестроившись мигом. Кроме меня и Фредерика, сюда вошел министр и еще один мужчина, которого мне не представили.

- Дело в том, хммм… фрау Таис, - обратился ко мне хмурый Вильгельм, - что случилось одно событие, странным образом совпавшее с вашими словами, сказанными когда-то. Я не придал им тогда должного значения.

Я внимательно слушала. Ну да… «по Высочайшему повелению оставлено без внимания».

- В начале этого месяца городской совет Берлина обратился к королю Фридриху Вильгельму с просьбой запретить вывоз зерна и приостановить производство шнапса из картофеля. Прусское правительство отказало в этом ходатайстве, по его мнению, превысившем полномочия городских представителей, - пристально смотрел он на меня.

Я кивнула. Читала в свое время, помню такое дело, потому и такая умная.

- Я полагаю… совпадение выводов городского совета и ваших придает им исключительное значение, я не верю в случайные совпадения, - взглянул он на меня исподлобья.

- Благодарю вас. Самый невосполнимый ресурс это время, еще не поздно принять здесь – у нас, меры, предложенные городским советом Берлина.

- И вами…

- И мною, - согласилась я. Рядом рвано вздохнул Фредерик.

Я уже поняла, что дядю он боится, как черт ладана. Или так сильно уважает – кто его знает? Но я тихонько взяла его за руку, сжав ее. Получила ответное пожатие.

- Последую вашему совету, - ровно заключил король.

И ни грамма сожаления, вины там… недовольства собой.

Хотя я его понимала, наверное – Вильгельма. И всех царей-королей-императоров-президентов… они смотрят на мир под ногами сквозь призму цинизма. Если каждый раз прогонять себя через эмоции – чокнешься, а так… эмоции у него для единиц из ближнего окружения. Любые – хорошие, плохие, они расходуемый ресурс. По крайней мере, не лицемерит мужик.

- Я рада, что смогла быть полезной, Ваше величество, - ну, хоть что-то сделано, хотя бы в первом приближении. Пускай не для России, так для людей.

- В связи с этим, извольте кратко повторить другие свои замечания… о миазмах, кажется? Учении доктора Пирогова.

- Я повторюсь - Пирогов предположил, но еще не разработал учение о раневой инфекции и лечении инфекционных осложнений. Здесь Вюртемберг может стать впереди планеты всей… Тем более, что в Вене есть врач, учение которого похоже. И его так же травят и осмеивают, как и Пирогова, хотя он с документами на руках пытается доказать свою правоту – у него есть статистика. Это доктор Земмельвейс, венский акушер. Но направление его деятельности значения не имеет – инфекция понятие объединяющее всю медицину. Пирогов же в качестве противомиазменных средств применял растворы азотнокислого серебра, хлористую воду и йодную настойку. Мы с Ее королевским высочеством инспектировали на днях местную клинику – зрелище удручающее. Не приведи Господь попасть туда… лучше сразу завернуться в саван и отползать потихоньку в сторону кладбища.

Вильгельм тихонько хмыкнул, а Фредерик больно сжал мне руку.

- В Петербурге дела с этим обстоят значительно лучше, я полагаю?

- Вы будто не слышали меня, Ваше величество – там такой же бардак, такое же безответственное отношение к здоровью и жизням людей!

- Простите мою жену, Ваше королевское… - встал со стула Фредерик.

- Молчать, - прошипел Вильгельм.

Понятно… нервно дернулась я - никто не уйдет неотлюбленным. И зачем высунулся вообще?

- Ты мешаешь, Фредерик! Фрау… Таис, по поводу голода у вас имелись предложения. Возможно, и применительно к медицине таковые найдутся?

- Я бы выписала к нам сюда Земмельвейса и обласкала его всячески, дав возможность на практике и на виду у наблюдателей доказать свою правоту. Мы с Ольгой Николаевной и с ним… вместе выработали бы разумные предложения. Он – как опытный врач, Ее королевское высочество, как человек, знающий толк в меценатстве и деньгах, я – как человек, знакомый с разработками профессора Пирогова. Тогда это будет уже что-то, а не голые слова и предположения.

- В этом есть смысл, Ваше величество, - впервые открыл рот фон Шлайер.

- Составьте в таком случае приглашение. Обласкайте… всячески – фрау Таис подскажет как, - встал Вильгельм из-за стола.

Мы тоже поднялись. Проходя мимо, он остановился, подумал и развернулся ко мне:

- Рад буду видеть вас на завтраках… через день, фрау Таис.

- Да я с… преставлюсь от недосыпа в таком случае, Ваше величество, - в ужасе пробормотала я, - дайте мне выспаться. Это вы жаворонок… я неспособна на подобные подвиги. Во всяком случае, так часто.

Весело глядя на меня, Вильгельм перевел взгляд на племянника.

- Вот и Катрин так же… береги ее, Фредерик. Будет вам Земмельвейс, фрау Таис. Тогда может – ужины?

- С радостью будем ждать приглашения, - присела я в поклоне.

Пока миновали анфиладу королевских покоев и спускались по лестнице, муж молчал. В карете заговорил:

- Вы ходите по краю, Таис. Не представляете, на что он способен… как он способен обходиться с людьми. Как он держит семью - жену, Карла…

- Без любви и в строгости.

- Дядя может быть очень жесток, вы не справитесь. А я не смогу помочь, если что – он только терпит меня, - скрипнул он зубами.

- Меня тоже, пока я кажусь полезной. Но уметь плести интриги – необходимость при любом дворе. Без этого навыка здесь просто не выжить. А я вот попытаюсь. Давайте уже расслабимся… мне также не по себе, и я тоже боюсь его – признаю. Но вспоминаю об этом всегда с опозданием, когда все уже случилось. Нервы, знаете… забудем о нем хотя бы на сегодня. Нас ждет теплый тихий дом… А давайте покатаемся по Штутгарту?! - пришло вдруг в голову, - своя карета… хороших дней осталось так мало – я верю Даше, верю в осенние дожди.

- Давайте, Таис, - улыбнулся муж, - покатаемся.

- Помните? Мы устроили набег на шляпный салон. Позвольте теперь мне сделать вам подарок…