Фрейлина. Предотвратить

Глава 5

Не замок – это был огромный угрюмый каменный дом, башня не имела оборонительного значения, скорее так... попытка приукрасить архитектуру.

Сразу же, без доклада меня провели в изначально торжественно обставленный, но со временем порядком захламленный лишними вещами кабинет, где ожидал высокий мужчина лет шестидесяти.

Фредерик Август взял от него только рост, ну может еще цвет глаз и волос. Его отец и не обязан был быть красивым, но… непримиримое надменное выражение мужского лица мигом опустило меня с небес на землю - он совершенно не контролировал свои эмоции, не считал нужным.

Предвкушение, злорадство, жесткость… При этом он не терял над собой контроль, в прищуренных глазах был холодный расчет - злой, непримиримый. В ядовитой усмешке ни капли вежливости – она только усугубляла, делая выражение лица даже не пренебрежительным - презрительным. Поганым для меня, короче. Хотя вряд ли все эти эмоции имели отношение ко мне. Я была просто способом, возможностью... удобно подвернулась под руку, вот и все.

И вспомнилось - не подробно, а озарением…

Два опытных специалиста – историк и психолог, вели совместный блог. Брали отдельный исторический персонаж и устраивали такое… аналитическое шоу. Историк озвучивал факты биографии, решения и поступки данного человека, второй анализировал их с точки зрения психологии. По мере надобности привлекались другие специалисты – медики, к примеру, или криминалисты… неважно.

Учитывая и их мнение тоже, психолог уточнял свои выкладки и получалось очень интересно. Тогда-то я и усомнилась в ярлыках, навешанных на Карла Нессельроде.

Так вот - главная беда Карла Васильевича была в том, что он всегда и просто отчаянно хотел мира. Хотел, чтобы хорошо было всем.

Склонный к компромиссам и умеренности, канцлер всегда стремился к урегулированию международных проблем за столом переговоров. Считал, что вопросы европейской стабильности неразрывно связаны с национальными интересами России. Всеми силами устраивая мир в Европе, он свято верил, что от этого Россия только выиграет.

Я чувствовала себя сейчас Нессельроде, который в очередной раз взялся решать чужой конфликт, с чистой душой считая, что делает доброе дело. Канцлера за такое пинали потом все, кому не лень. Что сделают со мной, я пока не знала, но сам вид того, кто здесь князь, собственно… говорил о многом.

Не зная тонкостей и предпосылок явно непростых отношений, я тупо влезла меж двух взрослых мужиков. Чужих мне абсолютно. Которые годами как-то справлялись со своими трудностями и уж точно не ждали меня-спасительницу…

Минуты три прошло с момента, когда я брякнула молотком по воротам и момента, когда поняла, что зря… Но это были роковые минуты.

Я отчетливо понимала сейчас, что за свою порывистость и самонадеянность придется платить – чувствовала. Возможно, и правда у меня есть те самые аналитические способности, да только они запоздали… Вперед них влезло то самое чертово желание причинять добро.

- Итак?.. – поинтересовался свёкор.

Я вежливо присела и, представившись, объяснила:

- Считала своим долгом засвидетельствовать почтение, поскольку Фредерик вынужден был срочно уехать, я же выезжаю следом и уже завтрашним утром. Просто исчезнуть сочла невежливым. Благодарю вас, что приняли и разрешите откланяться.

- Зачем же так спешить, если только - завтрашним утром? – весело оскалился мужик, - присаживайтесь, я настаиваю.

Я села в указанное кресло, расправив платье и стараясь держать себя в руках. Воздействовать физически не будут, это точно. Морально разве давить. Так сама влезла – не так обидно, переживу как-нибудь.

- В тягости, значит? – усмехнулся… гер Людвиг, насколько я помнила: - И ваш ребенок, так понимаю, претендует на титул принца или принцессы Гогенлоэ-Ингельфинген?

- Этот титул его по праву, но, если вы против… его уже ждет титул князя Шонурова-Козельского, на этого ребенка претендует российский престол. Он возродит старинный княжеский род.

- Без которого российский престол, полагаю, прожить уже никак не может, - покладисто согласился князь, - но, в свою очередь, и я уже считаю, что нам без него никак нельзя. Это дитя уже принадлежит мне, как главе рода. Что скажете?

- Не совсем понимаю – к чему этот разговор и почему в таком тоне? – отлично я все понимала. А он понимал, что я понимаю. Вот такая беда.

- Вы остаетесь гостить у меня – до родов. Потом для этого ребенка мы найдем кормилицу и можете быть свободны, фрау цу Гогенлоэ-Ингельфинген, - хмыкнул он.

- С удовольствием погощу у вас – почему нет? Но ребенка намереваюсь кормить сама и свободы от себя вам не дам, даже не надейтесь, – старалась я, чтобы голос не дрожал.

- Ну-ну… неплохо держитесь.

- Почему я должна держаться плохо? Моя мать фон дер Тромменау – род постарше вашего будет. Отцовская кровь царского рода, моему ребенку императрицей твердо обещан княжеский титул…

- Но он ведь Гогенлоэ-Ингельфинген, не так ли?

- А вы хотели, чтобы – нет? Напрасно, – закусила я. Теперь или так, или никак. Иначе будет только хуже.

- Вот и замечательно! Вам покажут покои. Служанка останется с вами. Вещи привезут. Это все. Добро пожаловать домой, фрау…

- Можно просто - Таисия, Ваше Светлейшее высочество – для краткости, - пожала я плечами.

- Тогда ger Ludwig – также для краткости. Не задерживаю вас более.

- К кому мне обращаться по хозяйственным вопросам?

- К вам подойдут, - хмыкнул он.

Даша ждала меня под дверью. Остро полоснуло чувством вины – и ее втянула.

Вчерашний молодой мужик в буклях (статусность они обозначают, что ли?) молча провел меня по каменному коридору, на стенах которого кое-где были закреплены держатели для факелов. Правда, свет где-то впереди вполне давал возможность видеть куда ступаешь.

Узкое высокое окно располагалось в торце прохода, возле одних из дверей, по виду – ведущих в подземелье или каземат. Но нет – в свете солнечных лучей, падающих из витражного окна зайчиками зеленого и голубого цвета, открылась спокойная обстановка покоев.

Узкое, как и в коридоре, окно-витраж с примитивным горным пейзажем; кровать со светлыми покрывалом и балдахином; стены затянуты веселыми пейзажными гобеленами с отарами овец на них и пастушк а ми. На полу тканый безворсовый ковер… два – с двух сторон кровати. Наклонное бюро, кресло, еще одна маленькая дверь в стене… Действительно покои, не одна комната.

Вторая оказалась чем-то средним между гардеробной и комнатой для прислуги – шкафы без дверок, кровать, стол и стул. Из нее тоже был выход в коридор. На обеих дверях крепкие кованные засовы изнутри.

- Мы то ли в плену, то ли в гостях, Даша… прости, что втянула тебя во все это. Но не думаю, что нам угрожает что-то серьезное, пока, во всяком случае, - присев на постель, я неожиданно глубоко погрузилась в нее. Заглянув под покрывало, обнаружила, что здесь перина. И сопрофиты, надо полагать…

- Отдохнуть не помешает, барышня, мне уж все равно - где. И вы отдохните, а там видно будет. Хозяин подъедут и решат, как и что там дальше.

- Мне бы твой оптимизм, - пробормотала я, оглядываясь.

Хозяин да – подъедет, но как я ему в глаза взгляну?

- Комнату не мешало бы проветрить. Как это сделать? – подошла я к окну. Очевидно - никак, только выставить, но это проблематично.

В окно заглядывал растопыренными листочками девичий виноград. Дальше тоже было зелено – то ли сад, то ли маленький парк с вековыми деревьями. Без цветников, но нежная зелень лужаек усыпана мелкими белыми маргаритками, а узкие дорожки посыпаны чем-то красным. Битым кирпичом?

- Прилягте, барышня, а я пока узнаю тут все.

- Ты языком не владеешь, Даша, не поймешь ничего. И тебя не поймут.

- Моя забота, как-то же нужно?.. – исчезла она за дверью, тихо прикрыв ее.

Я прилегла. Теплый витраж притягивал взгляд.

Взрослая женщина, я повела себя, как ребенок – необдуманно и безответственно. Вот как так?

Пригретая разноцветными солнечными лучами, падающими на постель, я соображала, думала…

Вывод напрашивался один... жизнь ни разу не била меня - жестоко, тяжело, наотмашь. Я всегда поступала, как считала нужным, а не вынуждена была. Не теряла родных, не разочаровывалась в любви, не болела даже так, чтобы действительно серьезно. И даже смерть меня пожалела, забрав во сне.

Тут даже не ангел-хранитель – сам Боженька держал надо мной свою охраняющую длань. И с попаданием этим тоже – не в крепостные ведь угодила. И Таино горе, приведшее ее к смерти, по мне эмоционально не ударило, и даже любовь мне подарили светлую, чистую, почти святую. Такую… без сожалений в любом случае, без разницы, как с ней повернется.

Я легко решила вопрос с ребенком, на моей стороне всегда была удача. А сейчас лимит ее исчерпан? Пожалела, захотела помочь… а меня просили? Велено было ждать, сидя на жопе ровно, так какого черта?!

Но что уж теперь…

Из плюсов – у меня есть время.

Врешь – не возьмешь, как говорится. Еще посмотрим… Ребенка вам… Да может я и сама этого захочу – остаться здесь с ребенком. Осмотрюсь вот… уже засыпала я. Капитальный отдых и правда нужен. Не следует нервничать и бояться, радуя этим сатрапа – хрен ему. Предельная вежливость, хорошее настроение, манеры… а еще нужно взять от этой ситуации все, что только можно.

Я буду много есть, много гулять, чем-то займусь – обязательно. И вообще... плакать не стыдно - плакать полезно.

Даша разбудила меня ближе к вечеру. Солнце ушло на другую сторону дома и настроение помещения поменялось. Тесновато, темновато, но уютно – такая себе норка, где можно спрятаться, надежно закрывшись.

Спать в одежде на будущее зареклась – чувствовала себя несвежей и не особо отдохнувшей. А еще голодной.

- Не дала будить вас, барышня. Здешний хозяин отобедать звали, а теперь что уж - вечерять время. Только обедают они вместе, а так - каждый порознь. Придется сюда принесть.

- Ты все-таки нашла способ объясняться?

- А на што же мне руки дадены? – удивилась Даша.

- Выйду уже завтра, пожалуй, нужно будет осмотреться и уточнить длину поводка. Вещи привезли, переодеться будет во что? Помыться бы еще, - размечталась я.

- Это сами уже завтра договаривайтесь, пока оботремся. Принесу тогда еды.

Я ждала, стоя у окна. Уловив движение снаружи, присмотрелась – по дорожке медленно шли две старые женщины. Та, которая немного моложе, служанка похоже. Вторая, совсем старая, то ли в парике, то ли в прическе с подложкой – высокой, парадной. Платье на даме такого же плана и насколько я помнила, так одевались лет пятьдесят назад.

Женщины шли молча, привычно, даже будто механически переступая ногами. Удивила осанка старой дамы, но потом дошло – корсет же! Старушка до этих лет носила корсет – сухонькая, морщинистая, с лицом безо всякого выражения.

От этой картины веяло замшелой стариной и безнадегой.

- Присаживайтесь, барышня, чем Бог послал… - выставила Даша на край постели поднос, привычно перекрестив еду. На нем стояла большая плоская тарелка с кусками жареной печенки в тушеных яблоках и колечках припущенного красного лука. Пучок петрушки следовало то ли жевать, то ли нюхать, хлеб был пышным, но серым. И керамическая кружка с горячим молоком, прикрытая крышечкой.

- Голодом морить не планируют, - пробормотала я, - уже хорошо. Ты будешь? Даш?

- Ела уже. Молчат тут все… - с сожалением констатировала та, - тихо, как под водой. Кухарка и та молчит, хотя хозяин куда-то отъехал. Привычно уже им так, видать.

- Ну, нам с тобой говорить никто не запрещал. Можем и спеть тихонько… - жадно пихала я в себя еду. Вкусно… Столик бы еще сюда, что ли?