Глава 31

То, что случилось с ним и теперь продолжалось, можно было назвать «штормом» и «затишьем». Ночь с Таис – шторм, он поднял из глубины скрытое в нем ранее, перемешал прежнее понимание жизни с нынешним, обескуражил и даже слегка сбил с толку. Но копаться в себе в попытке понять случившиеся перемены, было уже как бы и не нужно, потому что сразу случилось послештормовое затишье.

Не штиль – опасное во всех отношениях явление, нет – слабый ветер. Идеально, чтобы оправиться от шторма.

Понимание правильности и предопределенности случившегося, спокойствие и умиротворение… Крылья, уверенно и свободно развернувшиеся за спиной настоящего мужчины, преодолевшего еще один уровень понимания себя. Разумное равновесие в этом ощущении… безоговорочная уверенность в своих силах, окончательное осознание верности цели.

Нет, Мэри… больше не гадкий утенок – сокол, мощно взметнувшийся с высокой скалы в еще более высокое небо.

- Вероятно, это и есть окончательное становление личности, так это и происходит, - произнес он вслух.

- М-да? Да-да… - раздалось рядом отстраненно.

Константин озабоченно покосился на товарища.

Сейчас можно было говорить что угодно, нести абсолютную ересь – Шкурятин реагировал на одну только тему, на конкретные слова, касающиеся исключительно нового оружия. Да и в этом случае похоже с трудом вытаскивал себя из раздумий. Не расставался с книгой большого формата… впрочем, уже только ее обложкой, потом у что листы были безжалостно выдраны, а меж обложками разместились чертежи «пулемета», с которыми он не расставался даже ночью, кладя их под подушку.

Костя же пока только осознавал значимость нового изобретения, с трудом пробиваясь сквозь здравый смысл в сторону невероятного. А именно – восемнадцатилетняя девочка… легко и буквально походя… а скорее – порхая по самым верхам, изобрела новое оружие, способное перевернуть картину любого происходящего на этот момент в мире вооруженного противостояния.

Заставляя себя размышлять о вещах практичных, старательно давил в себе тоску по ней.

Расстояние, все увеличивающееся между ними, расстраивало и напрягало, заставляя мечтать об иных скоростях – да той же железной дороге. Или о пароходном передвижении по всей длине Дуная. Будь железная дорога проложена меж Штутгартом и Крымом или курсируй по Дунаю те же пароходы… и раз в месяц хотя бы, но они могли бы видеться.

Прогресс еще не шагнул так далеко, и средства передвижения мужчинам пришлось комбинировать. Если ранее они путешествовали с относительным комфортом, то сейчас все подчинялось соображениям скорости.

Вначале они добрались пассажирским дилижансом до Вены, не имея намерений задерживаться в Австрии – наблюдательный интерес в обоих иссяк под влиянием последних событий. У каждого по разной причине, но так было. Вена интересовала их, как станция речных пароходов.

Погрузившись на один из них, курсировавших между Веной и Белградом – «Мария-Анна», Константин много часов провел, наблюдая проплывающие берега, тронутые уже всерьез подступающей осенью.

Ранее где-то здесь проходила северная граница Древнеримской империи. Римляне обустроили вдоль нее знаменитый «лимес» - систему укреплений с крепостными стенами и рвами. На большом его протяжении частью этой системы был сам Дунай. Стоя на палубе и медленно проходя мимо, Костя увидел одну из наблюдательных башен, восстановленную в память о том времени. Рядом, на палубе, обсуждали постройку несколько пассажиров. Обратились к нему, и Константин нехотя поддержал разговор, постепенно увлекаясь – двое из этих мужчин следовали в Измаил, а это почти по пути.

Он только на ночь и спускался в тесную каюту, где пребывал в раздумьях каплей. В основном делал он это лежа – закинув руки за голову и глядя в никуда.

- А вы как полагаете, Константин Николаевич? - временно ожил Шкурятин в один из дней: - Таисия Алексеевна, возможно, ошиблась? Нет, таковое невероятно… просто я вовремя не сообразил уточниться у нее, а она не успела объяснить, - беспокоился мужчина, - ежели разговор о капсюле, пробиваемым механизмом подачи, то речь ведь идет уже не столько о пуле? Потому что капсюля при ней не имеется. То есть… существует некая необходимость… воссоединить капсюль и пулю? Сплавить в единое целое, так сказать, а иначе все прочее бессмысленно.

- Вы полагаете… пороховой заряд, капсюль и пулю следует совместить, заключив в общую оболочку? – задумался Константин, но это и все, что он успел.

Пробормотав что-то наподобие «да вы никак одного поля…» товарищ почти совсем выпал из жизни, дни напролет вычерчивая что-то карандашом на бумаге и производя математические действия – рассчитывая меру порохового заряда. Иногда правда выплывал из этого состояния и странно, будто даже смущенно улыбался… или до предела устало. Случалось, Константин заставал его уснувшим среди дня. Просыпался каплей резко, будто даже испуганно и сразу хватался за свои чертежи.

Константин всерьез обеспокоился его здоровьем и вначале еще пытался как-то помочь советами. А еще настаивал, чтобы тот обязательно ел и выходил на палубу хоть иногда – спокойно наблюдать творческие муки настолько высокого порядка было невозможно. Но потом молодой адмирал самоустранился от конкретного мыслительного процесса, терпеливо ожидая прибытия на место – конструкторских наклонностей оружейника в себе не нашел. К тому же они уже приближались к цели – низовьям Дуная, а еще он был уверен, что идея, поданная Таис, находится в самых надежных руках – Шкурятин жизни никому не даст, пока не воплотит ее в жизнь. Каламбур, рardonnez-moi…

Потрясающие воспоминания о ночи с Таис не растворились в памяти, как сахар в стакане чая. Он помнил каждый их миг, но теперь, спустя дни и недели, уже требовалось сосредоточиться, вызывая в памяти прожитые эмоции и ощущения. Он всерьез боялся позабыть со временем отдельные детали и мелочи, проклиная расстояния. Но твердо знал одно – теперь это его женщина. И ничего уже не способно изменить этот факт.

В Белграде компания из четырех человек зафрахтовала «дубок», потому что еще один пароход, принадлежащий Первой дунайской судоходной компании и спускающийся до Старой Молдавы, пришлось бы ждать больше недели.

Баркас с тесной надстройкой и парусно-весельным вооружением не шел ни в какое сравнение с пароходом. Четыре койки для пассажиров располагались в два яруса – только они здесь и помещались. Багаж и экипаж судна находились под открытым небом. На ночь правда причаливали к берегу, но в основном для того, чтобы сготовить на костре и поесть горячего. Им же и завтракали: застывшей до состояния крепкого студня рыбной юшкой или кашей со шкварками… или жареной в изобилии, но без особых изысков – только присоленной речной рыбой. Днем же перебивались сухомяткой.

Оставив Шкурятина в покое и дав ему или спокойно размышлять, или отсыпаться, Константин ближе познакомился с попутчиками – инженером частной судостроительной верфи в Измаиле и помощником по таможенным сборам начальника Центрального карантина - оттуда же. В Вену они были по делам каких-то закупок.

Инженер был низеньким лысоватым господином – умным и приятным собеседником, горевшим своим делом. Он много знал и охотно делился своими знаниями не подозревая, что беседует с Великим князем.

- До сих пор ведь, Константин Николаевич, каботажное судоходство на Нижнем Дунае осуществляется беспалубными лодками, баркасами да плотами, которые мы и строим. На верфи Александра Авериевича закладываем сразу по четыре судна на 50 ластов каждое…

- А ласт, простите?..

- Сто двадцать пудов зерна… его ведь в основном и таскают в верха Дуная - пшеница, рожь да льняное семя… рыба еще морская. Строим из дуба – он предпочтительнее, отсюда и «дубок». Вниз по течению сплавляться легче легкого – сами видите. А вверх или на веслах тянут, или бечевой - один парус не справляется - течение... Вблизи Рени проводят суда с помощью тяги волов – бечевник так называемый. «Дунайское бечевое общество» - может слыхали? Да понятно… откуда же? От Рени до устья Прута таскаем – три версты всего-то…

Константин мысленно сопоставлял – австрийское пароходство и бечевое общество… десять пар волов и восемь фурщиков – обидно черт возьми за державу!

- А в низах Дуная на больших посудинах и не пройдешь ведь – бары везде, осадка должна быть не более сажени. Канал было задумывался – ежели углубить Килийское гирло, то австрийские пароходы пошли бы аж до низа. Будто и был разговор с ними об акционерном сообществе, да не выгодно им – грузов-то от них с гулькин нос, а ходить только из-за пассажиров - не окупится...

На ночные стоянки останавливались близ венгерского Мохача, сербских Железных Врат и румынской Оптеницы. Нигде у таможенников не возникло вопросов по личностям Романова и Шкурятина – заграница жила своим.

В Тулче уставшие и измотанные дорогой мужчины расстались – таможенник и судовой инженер ушли искать оказию до Измаила, Константин и Владислав – до Николаева с заходом в Южный Буг. Добираться сразу в Крым не имело смысла. Ставка командующего черноморскими силами находилась в Севастополе, но пару месяцев в году он обязательно проводил в Николаеве – октябрь был одним из них.

До места добрались еще через пятеро суток. Можно бы раньше, но на море упал штиль, а еще заболел Шкурятин.

Небольшой «лансон» - парусное промысловое судно, ждало ветра. Впервые за дорогу разнообразно поев в портовой харчевне, мужчины предупредили капитана и взяли здесь же места, чтобы отдохнуть и даже выспаться, если затишье затянется. Эта харчевня считалась одной из лучших, живности в постелях ожидать не приходилось. Горничная в пышной короткой (гораздо выше щиколоток) юбке и густо вышитой белой рубашке, перетянутая на узкой талии кушаком, проводила мужчин и показала комнаты, зазывно улыбаясь.

Константин сунул ей монетку, а вот Шкурятин даже не взглянул на красотку, что показалось его товарищу нехарактерным. Да и выглядел он неважно – лицо, загоревшее в пути даже несмотря на частое каютное затворничество, сейчас буквально пылало. Взгляд был мутным и невнимательным, да и ел только что он будто через силу.

- Владислав Семенович, а все ли с вами ладно? – забеспокоился Костя.

- Вряд ли… жар, судя по всему. С ночи еще знобит, надеялся дотянуть до своих, да видать не выйдет. Будьте добры, Константин Николаевич… лекарь у румунештов поди найдется каков-никаков? Жар бы сбить… иных недомоганий не чувствую.

- Природу заболевания вашего друга затрудняюсь объяснить, - честно признался местный эскулап, - дыхание чистое, кожные покровы в прекрасном состоянии, болей нет… Настой коры ивы порекомендую да холодные примочки на лоб, обильное питие еще… а там видно будет.

С сильным жаром, но в сознании, Шкурятин провалялся пару суток – за ним присматривала та самая красотка Сперанца. Пара суток прошли без изменений… а потом, как отшептали – все ушло, оставив после себя только слабость. Константин подозревал, что причиной могло быть сильнейшее нервное перенапряжение, но кто он таков, чтобы судить о болезнях? Обойдя за эти два дня все окрестности и изучив порт, он нашел следующую оказию… в общем, только через несколько суток они вышли на родной берег – пристань около корабельных николаевских верфей.

Сил сразу нанести визит Михаилу Петровичу не чувствовали оба. Необходимо было немного прийти в себя с дороги, отдать в стирку одежду, а ту, что в багаже, привести в порядок. Шкурятин слегка ожил и даже озаботился порядком отросшей бородкой, Константин тоже считал, что стрижка не помешает… как и встреча и разговор с Сергеем Загорянским. Дав знать о своем приезде адмиралу и испросив об аудиенции на завтра к вечеру, Константин послал местного мальчишку в порт на буксирный пароход «Сулим», который старший лейтенант Загорянский уже должен был принять под свое командование.

Записка гласила, что он ждет друга в «Трактире на Греческой». Чистенькое заведение с белыми скатертями ярко контрастировало со временем, проведенным в дороге в спартанских условиях. Константин не был слишком изнежен бытом и лишения готов был терпеть, но в разумных пределах. Этим разом пределы эти утомили…

Встретились радостно. Шкурятин не присутствовал на командирском обеде в Адмиральском домике, так что эти мужчины не были знакомы. Познакомились… вкусно поели, обсудили с юмором тяготы долгой дороги – благо со временем всегда так. Кажется, раз преодолел что-то, то победил, а победа дело хорошее. Шкурятин быстро устал – полностью еще не оправился от болезни. Да и без вина долго сидеть было скучно – местный доктор прописал ему пить травяной сбор из душицы, пустырника, тимьяна и валерианы (прислушавшись к мнению Константина), а вот с горячительными напитками советовал повременить.

- Господа… не покажусь ли я невежливым, оставив вас? Засыпаю, ей-богу - что-то в этих травах есть такое… недоброе.

- Отдыхайте, Владислав Семенович, вы нисколько нас не обидите, - улыбнулся Загорянский, в третий раз разливая вино себе и Константину.

- Это крайний раз, Сергей, - предупредил тот.

- Как же рад я тебя видеть, Костя! - дружеские вольности наедине были позволительны.

- Я видел Таис в этой поездке, она замужем, живет в Штутгарте, - не удержался тот – уже слегка развезло от вина. Да и рассказывать то, что не следовало, он не собирался, а вот говорить о ней было настоящей потребностью.

- Таис замужем… - печально улыбнулся Загорянский, - Таис… и замужем. Как ты считаешь, у меня был бы шанс? Я много думал об этом… А кто муж?

- Принц Гогенлоэ-Ингельфинген, двоюродный племянник короля Вильгельма.

- Ну… - широко улыбнулся Сергей, отводя взгляд: - Ей только и принца – не меньше. Как она – довольна, счастлива?

- Ждет ребенка. У тебя не прошло… до сих пор? – за него говорил не досужий интерес. Действительно важно было узнать – возможно ли это в принципе.

- Так скоро? Нет, конечно… вспоминаю часто, стараюсь здесь… Молодые офицеры предоставили докладную записку Михаилу Петровичу с анализом надежности укреплений вокруг Севастополя, - резко перевел тему Загорянский.

- И как - Лазарев? – поинтересовался Константин.

- Уже недели три, как молчит, - смущенно улыбнулся Сергей, - не заинтересован? Как думаешь – что еще должно предпринять в эту сторону? Таис была уверена – опасность существует. А теперь уже и не только она одна, но дело в том… состояние парового флота Великобритании на сей день не позволяет подобные демарши. Отсюда и неверие. Опасность всегда оценивают по факту, а не прогнозам. Это ведь всего лишь они…

- Мечешься с этим, голова болит, совесть мучает? – поддел его Костя, - не ты один – Шкурятин нервную горячку схватил. Или что-то очень с ней схожее. А все вновь из-за того, что творится в голове Таис.

- Ты так улыбаешься, так смотришь сейчас, а ее имя произносишь… - не спрашивал, а утверждал Сергей.

- ... с благоговением - как и ты. Наши чувства не в состоянии ее оскорбить, но стоит уже начать забывать, не считаешь? Оставить в прошлом, - добавил чуть жестче.

- Понимаю. И пытаюсь. Со временем – обязательно… как иначе? – загрустил друг.

- А я к вам сюда не просто так – с назначением на адмиральскую должность.

- Вместо Лазарева? – насторожился Загорянский.

- Совместно с ним.

- Трудно… Михаил Петровича здесь любят. Примут тебя в штыки, Константин Николаевич, - цепко смотрел Загорянский на друга.

- Не начинай делать это первым – я с миром…

Загрузка...