Жестокий. Моя по контракту

Глава 16

Вечер, после травмы Волкова, висел в квартире Алины тяжелым, отравленным воздухом. Каждый стук сердца отдавался эхом страха: Травма. Бой сорвется. Деньги. Комиссар.

Она механически запарила на ужин дешевую лапшу, думая о том, что на карте еще лежат сто тысяч которые Волков дал на белье- которое она так и не купила… может на еду стоит взять оттуда? Из-за него ей приходится ночью и ранним утром ездить на такси — это очень било по карману. Те деньги что ей скинула Масленникова за диплом-уже не осталось. Как, впрочем, и зарплаты. Из — за штрафов она получила всего шестьдесят тысяч. Долг матери пятьдесят и нужно оплатить квартиру… у неё осталось на прожить три тысячи. Даже если очень постараться — не получится. Ежедневный проезд до работы и обратно — сожрет все деньги. Из грустных мыслей её вывел зазвонил телефон. Не Волков. Не клиника. Незнакомый номер. Сердце екнуло.

— Алло? — голос сорвался.

— Алина Сергеевна? Здравствуйте, это Андрей Петрович Сомов, ваш научный руководитель.

Алина чуть не выронила телефон. Андрей Петрович! Суровый, педантичный, знающий толк в Чехове лучше самого Чехова. Она вспомнила о дипломе, о заброшенной речи, о том, что последние дни жила в каком-то кошмарном сне, забыв о реальной жизни.

— Д-добрый вечер, Андрей Петрович!

— Добрый. Слушайте, Соколова, что-то я вашего прогресса не вижу. А практика и защита-то на носу! — Его голос звучал как удар хлыста. — Завтра с утра будем разбирать ваше детище по косточкам. С восьми утра до пяти вечера. Без перекуров и лирических отступлений. Придете? Или ваша работа в «престижном клубе» важнее академических обязательств?

Земля ушла из-под ног окончательно. Завтра. Целый день. Волковне отпустит её, тем более после травмы он очень зол. Да и его абсолютный запрет на «самоволки», он просто сожрет ее живьем. Но... диплом. Это ее будущее. Ее единственная нить к нормальной жизни. И Андрей Петрович не шутил — пропустишь, можешь вылететь с защиты.

— Я... я приду, Андрей Петрович! — выпалила она, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. — К восьми. Обещаю.

— Хорошо. Жду. Без опозданий. — Щелчок в трубке.

Следующий звонок был неизбежен. Волкову. Руки дрожали так, что она едва набрала номер. Он ответил сразу, голос — низкий, хриплый от боли и бешенства:

— Что?

— Артем Сергеевич... — голос Алины предательски дрогнул. — Мне... завтра срочно нужно отпроситься. Весь день. С восьми до пяти. Мой научный руководитель... диплом... защита скоро...

На другом конце повисло гробовое молчание. Она представляла его лицо — искаженное яростью, сжатые челюсти, ледяные глаза.

— Ты... — он начал тихо, и эта тишина была страшнее крика, — ты серьезно, Соколова? Сейчас? Когда у меня травма, бой под угрозой, а ты... диплом?! — Голос нарастал, превращаясь в рычание. — Ты вообще понимаешь, где твое место? Твоя работа здесь! Твоя обязанность — быть под рукой! Кто будет таскать мне лед? Кто будет выполнять поручения? Кто будет... — он сделал паузу, и в ней повисла невысказанная угроза, —...исполнять свои обязательства? Твоя дворняга уже выздоровела, что ли? Забыла, за чей счет она там лежит?

Каждое слово било по больным местам. Алина сжала телефон до хруста в костяшках.

— Я знаю! Простите! Но... это последний шанс! Руководитель не перенесет! Если я не приду... — она чуть не сказала «меня выгонят», но вовремя остановилась. —...диплом не допустят к защите. Это... это моя учеба, Артем Сергеевич. Моё будущее.

Он засмеялся. Коротко, грубо, без тени юмора.

— Специальность? Учительница-шлюха? Нахрена тебе это? Ты можешь сниматься в фильмах для взрослых, опыт у тебя есть. Смешно. Ладно. — Он выдохнул, и в выдохе слышалось глухое раздражение. — Иди. Но запомни: каждую минуту твоего отсутствия я буду считать как прогул. И вычту из твоих «бонусных» ста тысяч. И если завтра к пяти вечера ты не будешь здесь, готовая ко всему... — Он не договорил. Щелчок был красноречивее любых слов. Алина проглотила ком в горле пытаясь не заплакать… Неужели ему нравится унижать её…

Кабинет Андрея Петровича пахло старыми книгами, пылью и крепким кофе. Алина вошла, чувствуя себя выжатым лимоном, ожидая разгрома. Она почти не спала, готовясь, перечитывая свои черновики при тусклом свете на кухне, пока Волков не звонил с очередным саркастическим напоминанием о «сто тысячах за прогул».

— Садитесь, Соколова, — буркнул Андрей Петрович, не глядя, листая ее распечатку. — Начнем с введения. Глава о «маленьком человеке» у Чехова как сосуде достоинства... — он пробормотал, водя пальцем по тексту. — Хм. Неплохая метафора. Довольно свежо для студенческой работы.

Алина замерла. Похвала? От Андрея Петровича?

Они погрузились в текст. Глава за главой. Цитата за цитатой. Анализ за анализом. Андрей Петрович щелкал вопросами, как пулеметными очередями, тыкал пальцем в сомнительные формулировки, заставлял аргументировать каждую мысль. Алина отвечала, сначала робко, потом все увереннее. Странно, но именно ад последних недель, ее собственная жертвенность ради Комиссара, ее унижения, придали ее анализу какую-то неожиданную глубину и пронзительность. Она говорила о смирении и бунте, о незаметном героизме и достоинстве в унижении — и говорила так, как будто прожила это на своей шкуре.

К трем часам дня Андрей Петрович откинулся в кресле, снял очки, протер переносицу. На его обычно суровом лице появилось что-то вроде... удовлетворения?

— Ну что ж, Соколова, — сказал он неожиданно мягко. — Признаюсь, я ожидал худшего. Учитывая что вы устроились не по специальности и даже не близко к ней. — Он пренебрежительно махнул рукой. — Но работа... Работа крепкая. Очень. Мало ошибок. Структура логична, анализ глубокий, аргументация железная. Особенно в главе о трансформации образа от ранних рассказов к зрелому Чехову. Вы уловили эту эволюцию от насмешки к трагической глубине. Молодец.

Алина почувствовала, как тепло разливается по груди. Слезы благодарности и невероятного облегчения навернулись на глаза. Она их смахнула.

— Спасибо, Андрей Петрович.

— Не за что благодарить. Вы проделали работу. Серьезную. — Он помолчал, разглядывая ее — уставшую, с синяками под глазами, но с неожиданным огоньком в карих глазах. — И знаете что? Вы — одна из самых достойных кандидатур в этом году. Именно поэтому я хочу предложить вам побороться за нечто исключительное.

Алина насторожилась.

— В Санкт-Петербурге, — продолжил Андрей Петрович, — есть старинная Академия с уникальной гуманитарной программой. «Дети свет культуры». Они берут на преддипломную практику одного студента со всей страны. Всего одного! Место престижнейшее, конкурс дикий. Практика длится полгода, с возможностью последующего трудоустройства. Житье в общежитии, стипендия приличная. Это единственное учебное заведение позволяющее окончить практику раньше при условии блестяще проведенных уроков. Я учился и проходил практику там сам. Это настоящий храм знаний! Это шанс... — он посмотрел на нее пристально, —...выйти на совершенно другой уровень. Убежать от этого московского... — он снова неопределенно махнул рукой, —...хаоса. Я готов дать вам рекомендацию. Самую сильную. Но бороться придется вам. Написать мотивационное письмо, пройти собеседование, доказать, что вы — лучшая. Что скажете?

Мир замер. Санкт-Петербург. Академия. Шанс. Шанс уехать. Шанс вырваться из когтей Волкова. Шанс начать все заново, далеко от позора, долга и страха. Ради Комиссара она продала себя. Но ради себя самой... ради этого луча света в конце туннеля...

— Да! — слово вырвалось само, громкое, звонкое, наполненное давно забытой надеждой. — Да, Андрей Петрович! Я очень хочу! Я буду бороться! Спасибо! Огромное спасибо!

Она вышла из университета в пять вечера. Осеннее солнце, уже низкое, золотило купола. Воздух был холодным, но она его вдыхала полной грудью. В руке она сжимала распечатку требований для подачи заявки в «Академию». На душе было невероятно легко и... страшно. Потому что между ней и этим светлым будущим стоял Волков. И он не отпустит ее просто так. Цена свободы, она уже знала, может быть запредельной. Но теперь у нее был маяк. Питер. И она будет за него бороться.