Жестокий. Моя по контракту

Глава 29

Раздевалка «Волчьей Стаи» перед боем обычно гудела адреналином и стальным скрежетом воли. Сегодня было тихо. Артём Волков сидел на скамейке, забинтовывая руки. Не Марат, не Виктор — он делал это сам. Методично, сосредоточенно. И на его лице… играла легкая, едва уловимая улыбка. Никто, даже ветераны клуба, не видели его таким. Спокойным. Почти… безмятежным.

В кармане шортов тихо вибрировал телефон. Он достал его, не скрывая движения. На экране — последнее сообщение:

Алина: Удачи сегодня. Держись.

Он провел пальцем по экрану, по этим теплым, чужим для него словам поддержки. Его мир, обычно суженный до ринга, боли и власти, в эти последние дни обрел невероятную глубину. Глубину, наполненную ее голосом на другом конце провода утром "Сплю еще... а ты?", ее смехом над его неуклюжей шуткой в смс, ее обещанием ждать после боя. Он чувствовал себя непобедимым. Не только физически. Душевно. Впервые за долгие годы щель в его броне была залатана не сталью, а чем-то хрупким и невероятно сильным.

— Готов? Пресса ждет. Толпа ревет.

Виктор замер в дверях, увидев его лицо. Артём лишь кивнул, не теряя странного спокойствия.

— Алина будет? — спросил Виктор, стараясь звучать нейтрально.

— Должна, она же менеджер по связи с общественностью. Должна сторис записывать во время боя. — ответил Артём, вставая и потягиваясь. Мышцы играли под кожей, гибкие и готовые. Он не видел тени на лице Виктора.

Алина в это время металась по квартире. Кирилл был на подработке. А ее грызла странная, беспричинная тревога. Как черная кошка, перебежавшая дорогу в солнечный день. Она перечитывала их утреннюю переписку — милую, легкую, невероятную для него. Все было хорошо. Слишком хорошо? Она тщетно пыталась прогнать ледяной комок под ложечкой."Просто нервы. За него. Все будет хорошо. Он выиграет. А потом..."Но предчувствие беды висело в воздухе, густое и необъяснимое.

Раздевалка. Час до боя.

Пресса ушла. Марат давал последние наставления. Артём медитировал, глаза закрыты, дыхание ровное. В нем царила та самая, редкая гармония. Виктор вошел. Лицо его было каменным, тяжелым. В руках — планшет. Он молча подошел к Артёму.

— Что? — Артём не открыл глаз.

— Посмотри, — голос Виктора был ледяным, как скальпель. Он сунул планшет ему в руки.

На экране — фото. Качественное, скрытой камерой. Кафе рядом с офисом. За столиком — Алина. Напротив нее — мужчина в неброском костюме. Они разговаривают. Он что-то показывает на планшете. Ее лицо напряжено, враждебно. На столе — конверт.

Артём замер. Улыбка исчезла мгновенно. Сначала — непонимание. Потом — холодная волна, смывающая все тепло. Потом — ярость. Белая, всепоглощающая. Его пальцы впились в планшет так, что треснуло стекло.

— Когда? — его голос был чужим, хриплым.

— Перед травмой, когда тебе снаряды на ногу упали — Виктор бросил слова, как ножи. — Знакомый? Конкуренты. Те самые, что сливают инфу перед боями. Цена вопроса? Видимо, приемлемая. — Он ткнул пальцем в конверт.

Артём не слышал. Мир рухнул с грохотом обвала. Перед глазами поплыли картинки: не Алина с этим... никем. А другая. Девушка с длинными косами. Она пахла яблоками и весенней травой. Оля. Его Оля. Единственная, кого он пустил близко до. Она рисовала сердечки на обложке его тетради по алгебре. Смеялась его неуклюжим шуткам. Смотрела на него глазами, полными доверия... и чего-то еще, чего он боялся назвать. Он копил деньги на цветы. Выучил дурацкий стишок. Репетировал признание у зеркала. Он был готов стать мягким ради нее.

А потом... Классная комната. Полутьма после уроков. И она. Прижатая к шкафу с учебниками. Целовалась с Ильей. Тонким, длинноволосым Ильей, который играл на гитаре нежные песни и не знал, что такое сбитые костяшки. Артём замер в дверях. Оля увидела его. Отпрянула. В ее глазах — паника, стыд... и жалость.

"Артём... прости... Я не хотела..."

"Почему?" — единственное слово, которое он смог выдавить. Его мир трещал по швам.

"Ты... ты слишком... жестокий," — она всхлипнула, пряча лицо в ладони Ильи. "С тобой рядом... будто дышать нельзя. А с ним... легко."

Он развернулся и ушел. Навсегда. Замуровал ту часть себя, что могла доверять. Любить. До сегодняшнего дня. Донее. До Алины, которая втерлась в доверие с ее больной собакой, ее слезами, ее "не шарахаюсь". До Алины, которая стонала под ним в темноте автомобиля, обещая новое начало. До Алины, которая... продала его.

"КАК?!!"

Рев вырвался из его груди, как взрыв. Он швырнул планшет об стену. Пластик и стекло разлетелись осколками. Виктор отпрыгнул. Марат вскочил. Артём стоял, трясясь всем телом, кулаки сжаты до хруста. Его лицо исказила гримаса чистой, первобытной ярости и... боли. Невероятной, рвущей душу боли предательства. Повторенного. Усиленного. Гораздо более страшного, потому что онповерил.

— Виктор ты совсем долбаеб?! Ты нахуя такие вещи перед боем говоришь? Артем! Держись! Бой через час! — закричал Марат, пытаясь схватить его за плечи.

— Так я как лучше хотел!

Артём отшвырнул его, как щенка. Его глаза, налитые кровью, метали молнии. В них не осталось ничего человеческого. Только ярость выжженной пустыни. Только холод абсолютного нуля. Только желание уничтожить.

— Всё, — прошипел он, и в этом слове был приговор. Себе. Ей. Всему миру. — Готовьте ринг. Я выйду. И я уничтожу не только Ковалева.

Он повернулся к стене, упираясь лбом в холодный бетон. Дыхание вырывалось прерывистыми, хриплыми рывками. Виктор подобрал осколки планшета, на его лице — мрачное удовлетворение. Он "спас" Волка от слабости. Вернул ему гнев — единственное топливо, на котором тот побеждал.

Алина смотрела на телефон. Последнее сообщение Артёму осталось без ответа. Тревога переросла в панику. Что-то случилось. Что-то ужасное. Она чувствовала это каждой клеткой. Мир снова рушился, и на этот раз обломки падали не только на нее, но и на того, кто только что начал учиться летать. Перед боем. Перед самой важной битвой. И она понятия не имела, что нанесла удар первой. Удар, от которого не оправиться.