Жестокий. Моя по контракту

Глава 18

— Что за?! — раздался резкий окрик Волкова. Его ледяная маска треснула, обнажив мгновенный, неподдельный испуг. Он инстинктивно рванулся вперед, но его остановила больная нога. Он не успел дойти до неё. Марат, еще не успевший далеко отойти от кабинета, услышал глухой стук и крик Волкова. Он ворвался внутрь первым.

— Алина! — Его голос потерял привычную суровость. Он мгновенно опустился на колени рядом с ней, аккуратно перевернул на спину. Его сильные руки легко подхватили ее безвольное тело.

— Пиздец, она ест вообще? Легкая, как пушинка... как перышко, — пробормотал он с неподдельным удивлением и тревогой, поднимая ее. Он бережно перенес Алину на кожаный диван в углу кабинета. — Артем, посиди с ней! Я за аптечкой! — бросил он, уже выбегая из кабинета.

Волков, все еще стоявший у стола, оцепенело смотрел на происходящее. Его ярость сменилась растерянностью. Он подошел к дивану, тяжело опускаясь на стоявший рядом стул. Впервые за долгое время он действительновсмотрелся.

Бледная, под глазами круги— глубокие, почти черные, резко контрастирующие с белизной кожи. Веки припухли и покраснели. Плакала...Волков отвел взгляд, но он снова вернулся к ее фигуре. Как повисли на ней джинсы, подчеркивая худобу бедер, как безвольно свисали рукава большого свитера, открывая тонкие, хрупкие запястья. Свитер съехал набок, оголяя ключицы — острые выступы под кожей тонкая шея, одно движение и сломается. Она сильно похудела... Нечто незнакомое и неприятное скребнуло у Волкова внутри. Не жалость, нет. Скорее... досадливое осознание. Осознание ее хрупкости, которую он так яростно пытался сломать.

Марат ворвался обратно, держа маленькую аптечку. Он достал пузырек с нашатырным спиртом, смочил ватный тампон и осторожно поднес к носу Алины.

— Дыши, Соколова, дыши, — бормотал он.

Прошло несколько мучительно долгих секунд. Алина слабо зашевелилась. Ее веки дрогнули, затем медленно приподнялись, открыв мутный, невидящий взгляд. Она судорожно, с хрипом втянула воздух, словно впервые за долгое время, затем еще и еще, жадно хватая ртом кислород, которого ей так не хватало.

— Вот... вот так, — тихо сказал Марат. Он аккуратно подсунул руку под ее плечи, помогая приподняться. — Осторожно. Не торопись.

Волков, наблюдавший за этим, почувствовал внезапный, острый укол ревности. Его руки лежали на ее плечах. Он держал ее. Его голос звучал рядом с ней. Алина — это его вещь, его проблема, его игрушка! Никто другой не смел... Но рациональная часть мозга тут же одернула: Марат его тренер, он ей в отцы годится он — просто помогал.

Помогал ей — этой жалкой, сломанной девчонке, которая едва не разбилась у него на глазах.

— Как давно ты нормально ела, Алина? — спросил Марат, все еще придерживая ее. Его взгляд был жестким, тренерским, видящим через ложь. — И спала? Когда последний раз высыпалась?

Алина слабо мотала головой, пытаясь отстраниться. Голос ее был тихим, прерывистым:

— Я... я в порядке... Все хорошо...

— Не гони, — Марат не отступал. — Отвечай. Когда?

Она снова покачала головой, отводя взгляд.

— Все хорошо, Марат... Спасибо... Я... я пойду. — Она сделала попытку встать, но тело не слушалось, голова кружилась.

— Сиди, — резко скомандовал Волков, его голос вновь обрел привычную твердость, но без прежней ледяной злобы. Он смотрел на нее, на ее трясущиеся руки, на свитер, который казался мешком на этой исхудавшей фигуре. Досадный скрежет внутри не утихал. — Дождись, пока голова прояснится. И.… — он запнулся, словно выговаривая что-то непривычное, —...выпей воды.

Алина сидела, опустив голову, стыдясь своей слабости, ненавидя этот взгляд Волкова, который теперь видел слишком много. Она лишь хотела исчезнуть. Взять свою сумку и выйти в холодную московскую ночь.

Через несколько минут, чувствуя, что мир перестал вращаться с бешеной скоростью, она поднялась.

— Я.… я пошла, — прошептала она, не глядя ни на Волкова, ни на Марата.

— Стой, я вызову тебе такси. — Марат полез за телефоном, но девушка остановила его.

— Не нужно. Я доберусь на трамвае.

— Ты уверена? Может все-таки…

— Спасибо вам Марат, со мной правда все хорошо…

— Завтра к восьми. Не опоздать, — бросил Волков, уже глядя в монитор, но его взгляд был расфокусирован. Образ ее падающего тела, бледного лица и острых ключиц не выходил из головы.

— Возьми себя в руки, девчонка, — тихо, но не без участия сказал Марат, пропуская ее к двери. — И поешь нормально.

Трамвай плыл по вечерней Москве, покачиваясь на рельсах. Алина сидела у окна, прижав к коленям сумку с вещами. За окном мелькали огни витрин, фонарей, фар. Осенний ветер гнал по тротуарам опавшие листья. И люди. Парочки.

Она увидела их у остановки: молодой парень и девушка. Он что-то говорил, смеясь, она закатывала глаза, но улыбка не сходила с ее лица. Он взял ее руку, спрятал в карман своей куртки. Они пошли, прижавшись друг к другу, плечом к плечу, создавая свой маленький, теплый мир против холода и ветра.

Дальше, в сквере: девушка бежала по дорожке, раскинув руки. К ней навстречу — парень. Он поймал ее на лету, подхватил под колени и закружил. Ее смех, звонкий и беззаботный, донесся даже сквозь стекло трамвая. Она обняла его за шею, прижалась щекой к его щеке. Свет фонаря падал на их лица, освещая счастье, такое простое и недосягаемое.

Алина отвернулась, прикрыв глаза ладонью. Горячая волна тоски и боли накатила с такой силой, что перехватило дыхание. Какого это? — пронеслось в голове. — Какого это — чувствовать себя любимой? Защищенной? Знать, что есть кто-то, кто подхватит, когда падаешь? Кто спрячет твою руку в своем кармане от холода? Кто закружит просто от радости, что видит тебя?

В ее мире был только холод. Холод кабинета Волкова. Холод клинических палат. Холод предательства матери. Холод долга, продавшего ее тело. Холод страха за Комиссара. Ее рука сама потянулась к телефону, к фотографии отца и Комиссара-щенка. Единственное тепло, оставшееся в ее жизни, было в прошлом. И в хрупкой, отчаянной надежде на Питер и выздоровление пса.

Трамвай звякнул, подъезжая к ее остановке. Она встала, поправила сумку. За окном мелькнула еще одна пара — седовласые, медленно идущие под руку, неся сетку с яблоками. Они о чем-то тихо говорили, и старик поправил шаль на плечах женщины.

Алина вышла в уже по-осеннему холодный ветер. Август совершенно не радовал теплом. Она втянула голову в плечи, засунула руки в карманы. Никто не поправит ее шарф. Никто не возьмет за руку. Ей предстоял еще месяц ада. Пол года борьбы за диплом и за жизнь Комиссара. И надежда. Маленькая, как огонек в конце длинного, темного туннеля. Она шла домой, одна, чувствуя эту ледяную, стеклянную стену между собой и всем теплом мира. Но шаг ее был твердым. Она выживет. Ради папы. Ради Комиссара. Ради той Алины, которая когда-то умела смеяться так же беззаботно, как та девушка в сквере.

В этот момент у себя в машине сидел Волков. Оперевшись лбом на руль он плотно зажмурил глаза. Под веками словно выжжено горячим металлом — маленькое хрупкое тело на диване.

Она уже уехала, а у него в душе все ещё клокотал страх. Непонятный, необъяснимый но такой осязаемый, что хотелось выйти от досады. Странное желание сорваться вслед за ней отвезти её домой самому и убедиться, что она дошла до своей квартиры. Что не упала в обморок где-то в зачуханном грязном трамвае. Почему я думаю о ней?

Он не знал ответа на этот вопрос. Единственное что он понимал, что в этот момент что-то изменилось.

Он завёл машину, и наплевав на все доводы разума поехал по знакомому адресу. Он только посмотрит, только убедиться в том что свет в окнах горит и сразу же поедет к себе домой. Только убедиться...