Хозяйка приюта, или Я не твоя жена, дракон!

Глава 41

В коридоре стоял генерал Реннер. Стоило мне выйти, как он произнес:

— Это была отличная речь, Иви. Ты молодец.

Я вздрогнула и, подняв голову, прищурилась.

Издевается?

Но лицо у него было предельно серьезным. Если и издевается — то так тонко, что не прикопаешься.

— Благодарю, очень лестно, — выпалила я и мимо него рванула к лестнице.

Боже, да что я сморозила?! “Благодарю, очень лестно?” Откуда это вообще взялось в моем словарном запасе? Из прочитанных любовных романов в мягких обложках? Позорище!

Быстро уходи отсюда, Иви, потом будешь врать, что ему послышалось!

— Иви!

Генерал Реннер сжал мою руку. Ту самую, на которой красовалась скрытая барьером метка. Сердце у меня так ощутимо подпрыгнуло в груди, что я не удивилась бы, если бы метка вдруг проявилась, как раньше иногда бывало во сне или если что-то выбивало меня из колеи.

Еще и прикосновение, как назло, было очень аккуратным и бережным — не таким, какого стоило бы ожидать. От этого глупое сердце в груди бултыхнулось только сильнее.

— Гене… — Я осеклась, потому что старалась не называть его генералом там, где это могли услышать любопытные детские уши, — Я спешу.

Его пальцы на моей руке на секунду сжались, а потом генерал Реннер меня отпустил и отступил на шаг.

— Я всего лишь хотел напомнить, чтобы ты не забыла подать заявку на выступление на ярмарке. Сегодня истекает срок, и сделать это нужно тебе — как управляющей, раз уж участвовать будет весь приют. Я, твоими стараниями, всего лишь уборщик, и подписывать такие бумаги не вправе. Впрочем, если ты меня повысишь…

— Благодарю вас! Ваша помощь неоценима, позвольте мне откланяться! — выпалив это, я побежала прочь.

Твою. Мать! Что я несу вообще?!

Осталось еще добыть где-то веер, чтобы томно им обмахиваться. И корсет! Чтобы падать в обморок.

Докатилась.

Кое-как собрав мысли в кучу и просидев весь обед как на иголках (я не помнила, что в этот раз приготовила Урсула, зато отлично помнила, что генерал Реннер сидел напротив, держа Лили на коленях), я отправилась в город.

Заявки на то, чтобы участвовать в ярмарке, принимали на первом этаже мэрии. Зайдя туда, я тут же увидела… Долорес.

Она сидела за столом с табличкой “Ярмарка талантов! Заявки принимаются здесь!”

За противоположным концом стола сидела жена бакалейщика и, между ними, еще какая-то женщина, худенькая, с мышиного цвета волосами. Долорес, поскольку размеров была необъятных, половиной тела выглядывала из-за стола.

Жена бакалейщика на ее фоне казалась почти субтильной. При виде меня она скривилась — хотя, я подозревала, такое выражение на ее мучного цвета присутствовало постоянно, менялись только оттенки.

На столе перед ними были разложены стопки каких-то бумаг.

— Чего приперлась? — рявкнула Долорес, стоило мне подойти. — И не стыдно людям в глаза смотреть, прошмандовка!

Ой, да что ты говоришь! Прошмандовкой за глаза меня в этом городе называли все кому не лень. Я подозревала, что особых поводов тут и не требовалось, но у меня они были: мэр по непонятным (ха-ха, об этом стоит спросить у генерала Реннера) причинам мне благоволил, Алан, взрослый неблагой (ха-ха — дважды), был у меня на посылках, и это не говоря уже о толпах рабочих, которые ходили в приют, чтобы починить крышу, полы, канализацию и все остальное. Все они были мужчинами, а я — незамужней девушкой, вот ведь незадача.

В общем, поводов было предостаточно. К тому же — Ивари была красива, и уже из-за этого на любовь городских кумушек я не могла рассчитывать.

Не удостоив Долорес взглядом, я обратилась к худенькой женщине с мышиными волосами — должно быть, именно она была здесь главной, раз сидела в центре.

— Я бы хотела подать заявку на участие в “Ярмарке талантов”.

— Ты? — тут же расхохоталась Долорес. — А ты-то куда? Какой у тебя талант? Ноги раздвигать? И уродов этих тому же учишь? Талантливая выискалась!

Я перевела на нее взгляд и сжала кулаки. Что она вообще здесь делает? Почему она вообще осталась в Брайтмуре? Жаль было бросать дом, который она строила на деньги, которые полагались приюту?

От воспоминания об этом у меня перед глазами побелело.

— Если ты еще раз откроешь свой рот… — процедила я.

— И что? Что ты мне сделаешь? Еще раз уволишь, тварь неблагодарная? Думаешь, я на тебя управу не найду? Мэр меня не услышал — так я выше пойду! Недолго тебе осталось! И уродам этим…

— Если ты, — повторила я, наклоняясь к ней, — еще хоть один раз. Откроешь рот. И хоть что-нибудь скажешь про моих детей — то ты пожалеешь. Я тебе обещаю.

Я цедила слова сквозь зубы, их приходилось буквально выталкивать изо рта, как камни.

Кулаки сжались так сильно, что я снова почувствовала то, о чем мне пытался рассказать генерал Реннер, — мою магию. Она была как будто повсюду — и было очень легко зачерпнуть немного и впечатать ее в лицо Долорес.

Должно быть, что-то такое отразилось в моих глазах, потому что Долорес, которая уже была готова ответить, осеклась и перестала ухмыляться.

Правильно сделала.

Я повернулась к остальным и повторила:

— Я бы хотела подать заявку на участие в “Ярмарке талантов”.

Жена бакалейщика, которая тоже выглядела испуганной, вдруг встряхнулась и повела плечами. Ее мучнистое круглое лицо покраснело, черные глаза-изюминки прищурились.

— И какой же у тебя талант, Иви? Без этого я не приму заявку.

Я глубоко вдохнула. Хотелось по-детски зажмуриться, как будто я загадывала желание.

— У нас. Участвовать будет приют города Брайтмура для неблагих детей. Мы все. У нас много талантов, я могу их перечислить.

После моих слов повисла тишина, сравнимая с тем, как если бы я выстрелила по ним из ружья (с удовольствием, к слову, так бы поступила).

— Кто-кто? — первой ожила Долорес. — Вы? Не смеши. Вам туда даже приходить нельзя, к нормальным людям. Убирайся!

— Нам можно. Если не ошибаюсь, то где-то у вас на столе лежат правила проведения конкурса. И там нет запрета на участие неблагих. Можете проверить.

Я сглотнула. Накануне я крайне тщательно с помощью Аба изучала этот вопрос — но сейчас поджилки все равно тряслись. А вдруг мы что-то упустили?

Судя по перекошенному лицу жены бакалейщика, которая лихорадочно листала устав конкурса, — не упустили.

— Я должна написать заявку, правильно? У вас не найдется пера?

— Не найдется! — рявкнула она, отрываясь от бумаг.

— Не страшно, у меня свое.

Я вытащила из корзинки перо и подняла брови.

— Участников и так слишком много! — Жена бакалейщика, имени которой я, хоть убей, не могла запомнить, решительно хлопнула ладонью по стопке листов. Не такой уж большой, к слову. Учитывая, что вдобавок к денежному призу идет аж целая туша кабана. И яблоки! Завидный куш.

— В правилах конкурса нет ограничений по количеству участников.

— С чего ты взяла?!

— Я читала правила. А ты?

Она сжала зубы, Долорес отобрала у нее устав и с упорством кабанихи, которая роет рылом грязь, принялась его изучать.

В конце концов она откинулась на спинку стула и прищурилась.

— Ну так как? Кто-нибудь примет у меня заявление?

Я потрясла пером в воздухе. Долорес посмотрела себе за спину и торжествующе воскликнула:

— Ага! Уже три часа дня! — она ткнула на стоящую на столе табличку. — Не успела, прием заявок закрыт. Говорила же — убирайся отсюда!

Я перевела взгляд ей за спину, где на стене в самом деле висели часы, а потом — на картонную табличку на столе, которую сначала не заметила.

“Прием заявок — до трех часов пополудни!”

Твою… твою… твою мать! Мне… мне конец.

— Я же… Я пришла заранее! — по-детски запротестовала я. — Это вы полчаса читали правила и…

— Ничем не можем помочь — мы закрыты! — ухмыльнулась жена бакалейщика.

— Я не уйду отсюда, пока вы не примете у меня заявление!

На глаза наворачивались слезы — глупые, отчаянные! Я так старалась, так много делала, придумала целый план для того, чтобы постепенно ввести детей в жизнь города, я даже заручилась поддержкой Мелиссы — и из-за такой мелочи все сейчас пойдет прахом! Я просто... я просто не знала. Аб даже не счел нужным сказать мне о заявках, потому что любой горожанин знал: заявиться можно в любой момент, хоть за пять минут до конца конкурса. На это всегда смотрели сквозь пальцы. Нужно было учесть, что для неблагих правила строже.

Как глупо! Вот я идиотка, ни с чем не могу справиться, и из-за меня сейчас…

— Тогда уйдем мы, — припечатала Долорес и принялась собирать бумаги со стола.

К ней, поспешно и едва не сбив задницей стол, присоединилась жена бакалейщика.

— Но… вы же… как же… я…

Мне нужно взять себя в руки! Я не имею права быть слабой! Я отвечаю за моих детей — и ради них обязана из кожи вон вылезти. И уж точно я не имею права наматывать сопли на кулак!

— Но…

Но сейчас эта мелочь, как последняя капля после многих месяцев отчаянья, пренебрежения, безрезультатной борьбы совершенно выбила меня из колеи, так что я, как последняя идиотка, могла только стоять и хлопать глазами. Нужно собраться!

Ничего. Я должна просто… пойти к Абу. И… мы что-нибудь придумаем. Может, на следующий год или… Да, на следующий год. И уж тогда-то я так по-глупому не попадусь!

— И в лавку нашу больше не приходи! — рявкнула жена бакалейщика. — Ишь, повадились уроды! Я тебя…

— Что? — раздался за моей спиной вкрадчивый мужской голос.

Обернувшись, я увидела генерала Реннера. Он стоял прямо, одет — в привычные уже рабочие штаны и рубашку, которые носили здесь большинство мужчин, но почему-то казался больше и сильнее обычного человека. По спине пробежали мурашки.

— Что — ты ее? — повторил он, задвигая меня себе за спину и упираясь ладонями в стол, нависая над всеми троими женщинами, как скала. — Давай, договаривай.

Его тихий голос заполнил собой холл мэрии, оттолкнулся от стен и оставил после себя мертвую тишину.

— А ты нас не пугай! — взвизгнула Долорес. — У нас все по правилам! Ишь, урод выискался! Думаешь, мы тебя боимся? А ну как скажу, что ты без метки щеголяешь — а? Что будешь делать? Думаешь, никто не знает? Рот-то не разевай! И знай свое место.

Генерал Реннер наклонил голову и издал странный звук — больше всего было похоже на волчий рык. Или… ну да. Или на драконий.

— Ты смеешь мне угрожать? Кто. Ты. Такая?

— Я человек! В отличие от…

Снова странный рык — после которого повисла тишина, а с лица Долорес схлынули все краски.

— Заявку. Приняла.

Долорес затряслась, и тут вмешалась жена бакалейщика:

— А ты тут не командуй! Время прошло уже! И…

— Хочешь, чтобы я к мэру сходил — узнать его мнение по этому поводу? Или мы тут на месте разберемся?

Судя по тону и по тому, как побледнела жена бакалейщика, он снова осклабился. Я помнила, что смотрелось это в самом деле угрожающе. Правда, в последний раз я видела это выражение на его лице, когда они дурачились с Дереком.

Только в этот момент я сообразила, что генерал Реннер, который дурачится с неблагим мальчишкой, пока тот в облике виверны его “атакует”, уже давно не кажется мне чем-то странным.

Когда это произошло?..

— З-з-знаешь что… — завела Долорес, и тут вступила в дело та самая женщина с мышиными волосами, которая до этого молчала:

— Честное слово, что вы тут устроили? Давайте сюда вашу заявку. Не написали пока? Образец нужен? Бумага? Перо, вижу, есть.

Он посмотрела на меня из-за плеча генерала Реннера светлыми глазами слегка навыкате.

Я лихорадочно кивнула, потом покачала головой, потом опять кивнула.

Генерал Реннер посторонился, давая мне подойти к столу. Я трясущейся рукой потянулась к образцу и пыталась дождаться, пока буквы перед глазами перестанут расплываться.

До сих пор не верилось, что сейчас все решится.

Еще бы слова не перепутать!

— Вот ты дуреха, Мириам! — напустилась на женщину Долорес. — Твой ходит к этой прошмандовке — а ты и рада!

— Что ты несешь? Роди чинил в том доме канализацию — и все. И заплатили ему, между прочим, быстро и весьма неплохо! Мы всем довольны! Нужно будет — еще зовите!

Последняя фраза предназначалась мне.

— Все они что-то чинят, — упрямо заявила жена бакалейщика.

— Да что вы городите такое?! Сами на себя не похожи! Я же вам говорила — обычный дом, обычные дети, разве что неблагие! Роди сколько дней туда ходил — ничего такого, о чем вы в городе болтаете, не заметил! Леди Иви, вот тут распишитесь!

— Не та подпись, — тихо сказал мне в ухо генерал Реннер.

Я замерла. Рука в самом деле выводила привычный мне росчерк — из прошлой жизни. Совсем не чинное “Иви Хантер” — собственноручно написанное имя, как было принято в этом мире.

Похолодев, я исправилась и опустила взгляд.

Он понял? Он знает? Совпадение?

— Отлично, — заявила женщина. — Ваша заявка принята. Ждем вас на ярмарке.

Она вложила мне в руку билет участника и даже улыбнулась.

У меня с души как будто упал огромный и тяжеленный камень.

На негнущихся ногах я вышла из мэрии — генерал Реннер открыл передо мной дверь. Площадь была пустой, солнце уже начинало клониться к закату: осенние дни были короткими. Я тайком вытерла мокрое лицо, по которому катились слезы — и я ничего не могла с этим поделать. Генерал Реннер сделал вид, что не заметил — и я была ему за это благодарна, как и... как и за все остальное.

— Вам не… — откашлялась я. — Вам не нужно было… заниматься этим. Я могла бы справиться сама.

Я должна была справиться сама, а не ждать чьего-то спасения! Что я за дуреха?! Как могла не обратить внимание на эти чертовы заявки?!

— Я знаю, — мирно откликнулся генерал Реннер. — Но ты не обязана справляться со всем одна. Идем?

Я отвернулась, потому что была уверена: выражение лица меня выдаст.

— У вас кажется… — Я снова запнулась. — Вас, кажется, ждут дела столице. Генерал Реннер.

Слово “генерал” я выделила голосом. В основном чтобы вернуть себя с небес на землю. В самом деле, глупо ждать, что он вдруг все бросит — и останется в этом богом забытом городишке изображать неблагого уборщика. Даже ради… Даже ради Ивари. Или ради истинной — если я вдруг решу от отчаянья вытащить этот козырь из рукава. Няня Урсула говорила, что он не только командует армией, но и, можно сказать, правая рука короля, так что…

— Какое-то время они еще могут подождать, — отрезал он. — Идем. Если ты не заметила, у тебя юбка состоит из сплошных заплаток.

— И что? Она новая.

Работа у меня просто вредная — для юбок. Быстро покрываются заплатками.

— Ничего. Закажем у портнихи для тебя новую.

— Но дети…

— Им, в отличие от тебя, есть что носить. Идем. Городская мэрия платит. Не добровольно, зато щедро.

Я невольно рассмеялась.

***

Вечером я сидела у себя в кабинете и подсчитывала наши траты за прошедший месяц, когда в дверь поскреблись.

— Да?

Дверь скрипнула. На пороге возникла невысокая фигурка в неизменном черном платье и с двумя толстыми косами цвета воронова крыла.

— Мелисса? Что-то случилось? Ты уже должна спать.

Фыркнув, она скрестила руки. Не учи, мол!

— Что случилось? — повторила я.

— Так ты в самом деле хочешь показать нас на этой ярмарке? — выпалила она, подходя ближе. — Как цирковых уродов?

Я нахмурилась.

— Нет. Я хочу…

— Неважно, чего ты хочешь! — отрезала Мелисса, блестя глазами, которые казались черными в свете стоящего на моем столе канделябра. — Воспримут все это именно так! Отродья — среди нормальных людей! Вот же уроды!

— Мел…

— Что?! Давай, скажи, что я неправа! Какой у тебя план? Просто выстроить нас в ряд — и заставить жонглировать яблоками, кувыркаться — или что там еще делают в цирке уроды или медведи?

Я окончательно перестала понимать, что происходит. Кажется, Мелисса была единственной из детей, кому моя идея с ярмаркой понравилась. Или нет? Она передумала?..

— А что ты предлагаешь? — осторожно спросила я.

На лице Мелиссы появилось удовлетворенное выражение.

— Нам нужно шоу! Драматургия! Спектакль! Нам нужен катарсис! Как ты не понимаешь? Нельзя просто так выйти на сцену — и ждать, что зритель тебя полюбит! Тем более скептически настроенный!

Оу. С драматургией я сталкивалась только в рамках утренника для четырехлеток, где Баба Яга крадет подарки и Новый год под угрозой срыва. Иными словами, совершенно в этом не разбиралась.

— А ты знаешь что-то об этом?! — осторожно спросила я. Кажется, я поняла, к чему она клонит.

— Конечно! Законы драмы, целая жизнь на сцене — как об этом можно не знать?! Моя мама — знаменитая актриса, отец — режиссер, известный на все королевство, я все детство провела в театре и однажды тоже стану… тоже… стану...

Мелисса осеклась, а меня больно резануло это “все детство”, сказанное вскользь двенадцатилетней девочкой, как и то, что она “готовилась”. Готовилась стать похожей на маму? А потом на этом пришлось поставить крест? Из-за ее дара?

Она поджала губы и отвернулась. Вытерла что-то с лица.

— Мелли… — Я обратилась к ней именем, которое чаще всего использовали дети — до сих пор я не решалась за ними повторять. — Мелли, послушай…

— Это вы послушайте! Мои родители от меня отказались, но я все равно… Я все равно Мелисса Макмайер! У меня в жилах их кровь, я не какая-нибудь там селянка неотесанная! Я осталась собой и я… Я всем покажу, чего я стою! И я не дам вам загубить наше выступление!

Я отложила перо, подалась вперед и серьезно спросила:

— Что ты предлагаешь?

***

Я и оглянуться не успела, когда наш дом превратился в филиал столичного театра. Мелисса подошла к делу со всей серьезностью. В одной из комнат на втором этаже теперь располагалась “сцена”, сколоченная генералом Реннером из досок. У нее был даже “занавес” — шторы из старых запасов, настолько ветхие, что их даже Долорес не стала воровать. Сейчас они пришлись очень кстати.

У детей появились “роли” и “реплики”. Я попробовала было сунуться в процесс, но получила только отповедь:

— Ты разве в этом разбираешься? — напустилась на меня Мелисса, когда я предложила кое-что… исправить.

Опасалась я, хм, великой силы искусства. Потому что задумка Мелиссы, по правде говоря… Да уж.

Я разного ждала от маленькой девочки. Но не такого.

И сейчас хотела ей мягко намекнуть, что… что хорошо бы что-то поменять.

Примерно все.

— Э-э… Не то чтобы, но…

— Ты когда-нибудь вообще была в театре?! — выпалила она, приосаниваясь и вскидывая подбородок — в таком положении она вытягивалась практически в мой рост.

— Э-э-э… — снова растерялась я и тут же нашлась. — Да! Да, была!

В той, другой жизни, мне было не до хождения по театрам, но один раз я там все-таки была. Еще в школе! А уж сколько детских утренников я перевидала…

Нам нужно поставить что-то такое, легкое и доброе, как детский утренник. Правда же? Правда?

— Сколько? — выгнула бровь Мелисса. — Один раз? Или ты подразумеваешь под изящным и аристократическим искусством театра ярмарочные балаганы?

— Э-э-э… Мелисса, давай-ка сменим тон.

— Я не могу работать в такой обстановке! — вспыхнув, она бросила в воздух листы, на которых была написана “пьеса” и вылетела из комнаты.

Я удивленно посмотрела ей вслед. Видит бог, эта девчонка невыносима! Генерал Реннер, стоящий у двери, спрятал смех за кашлем.

— Эй! — заволновался Дерек, который сидел, болтая ногами, на карнизе над окном. На его плечах красовалось кухонное полотенце, символизирующее “плащ тьмы”. Хороший "плащ", сценический, мне поручили сшить. Поручили — и никак иначе. — А нам что делать? Как мне теперь слезть? А-а-а…

— Дерек, ты виверна, — устало напомнила Бетти. — Мы все знаем, что ты не боишься высоты.

Софи, бесшумно взмахнув широкими совиными крыльями, поднялась в воздух и повернулась к Дереку спиной, предлагая спуститься на ней верхом. Вряд ли в этом доме было существо добрее и наивнее все-таки.

Я вздохнула и посмотрела на Юджина, у которого под рубашкой была подушка, изображающая огромный живот.

— Леди! — обрадовался он. — Как вы думаете, идет мне, леди?

Он повернулся боком, чтобы живот был виднее.

Я тяжело вздохнула во второй раз и решила, что мне пора выпить кофе. Раз уж в доме он теперь есть благодаря щедрости мэра. Вынужденной.

Спустившись на кухню, я поворошила под плитой поленья, поставила на нее турку с водой и принялась гипнотизировать ее взглядом.

— Иви… — раздался у меня за спиной голос генерала Реннера.

Я дернулась так сильно, что едва не свалилась прямо на плиту.

Ш-ш-ш… Что ж ты делаешь!

— Гене… Хм, вы что-то хотели?

Он ухмыльнулся, подошел ближе и остановился в паре шагов от меня. Не то расстояние, из-за которого можно было бы воскликнуть: “Что вы себе позволяете!” и сбежать. Но ровно то расстояние, из-за которого у меня по коже бегали мурашки.

А еще — я только сейчас заметила, — генерал Реннер всегда называл меня Иви и никогда — Ивари.

Это меня почти злило. Используй он имя бывшей жены, мне было бы проще… сохранить контроль.

Он улыбнулся краем губ и подошел к окну.

— Пожалуй, тоже кофе. Поделитесь со мной?

Нет!

— Разумеется.

Еще кофе с тобой не хватало пить! Да знал бы ты, что мне сегодня снилось! И в каких позах! И в каких деталях! Со стыда бы сгорел.

Я тайком рассматривала его широкие плечи, скрытые простой темной тканью рубашки, смуглую шею с острым выступающим кадыком, подбородок с едва заметной ямочкой, отросшие до плеч растрепанные волосы. Ниже пояса я старалась не смотреть. Хотя хотелось.

— Иви? Почему ты так на меня смотришь?

Ох, вот… не при детях говорить, почему!

Когда-то его янтарные глаза с драконьими вертикальным зрачками меня напугали, сейчас они казались мне самой красивой вещью в мире.

Я отвернулась.

— Ты думаешь, этот спектакль — хорошая идея?

— Это была твоя идея. Ты теперь сомневаешься?

В голосе звучала насмешка, но не злая, теплая. Я в который раз спросила себя, какого черта генерал Реннер торчит здесь с нами — и в который раз не нашла ответа.

Как и на вопрос о том, когда ему все это надоест и он вернется в свою жизнь. Аромат кофе уже успел заполнить всю кухню, я пристально смотрела на турку, чтобы не упустить момент, когда он начнет закипать.

— Я говорю о спектакле Мелиссы. Вы видели, что она задумала?! Откуда вообще…

Откуда вообще у маленькой девочки такие идеи? Это же… уму непостижимо!

Генерал Реннер мягко засмеялся, и я возмущенно на него уставилась.

— Да, — откашлялся он. — Истинная дочь своих родителей. Я… впечатлен.

Я дернула головой. Уши бы мои ничего не слышали об этих… отбросах! От Урсулы я уже знала, что лорд Макмайер в самом деле владел самым большим и известным театром в столице и был там режиссером — за самим королем в этом театре была зарезервирована ложа.

Так что не было ничего удивительно, что Мелисса буквально с молоком матери, известной актрисы этого самого театра, без роду и племени, на которой скандально женился режиссер, впитала страсть к искусству.

Я все могла понять. Даже наследственность!

Но…

— И все? — возмутилась я.

Он качнул головой.

— Не понимаю твоего недовольства. Иви, к…

— Недовольства? Ты называешь это недовольством?

— Иви, к…

— Нет, не смей перебивать меня! Ты понимаешь, какая реакция будет у горожан, когда мы это покажем на сцене?!

— Иви, кофе!

— Да твою же… — Я в последний момент сдернула с плиты турку, едва не облив генерала Реннера.

— Успокойся. — Он забрал турку у меня из рук — прямо пальцами дотронувшись до раскаленного дна — драконы! — Давай сюда. Сядь, я сам налью. Садись за стол! Хотя… тебе, кажется, стоило бы выпить чего-то покрепче.

Он замер, задумчиво глядя на шкафчик, где был припрятан от детей алкоголь на особый случай.

Бросив взгляд за окно, я увидела на лужайке у дома демонстративно разобиженную Мелиссу, которую с энтузиазмом утешали остальные. Невольно улыбнулась.

— Я просто боюсь за них.

Генерал Реннер поставил передо мной чашку с кофе и от души плеснул туда настойки.

— Ты ошибаешься, — медленно сказал он, — думая, что все может быть просто. Просто не будет — независимо от того с чем вы выйдете на сцену.

Я пригубила кофе и закашлялась от того, какой он крепкий. Генерал Реннер ухмыльнулся, и я отвела глаза, чтобы не пялиться на его губы.

Проклятие.

Он ведь прав.

***

К сожалению, мрачные прогнозы генерала Реннера и мои нехорошие предчувствия начали оправдываться уже на следующее утро.

Кто-то подбросил на порог приюта дохлую ворону, на шею которой нацепил деревянную табличку с единственным словом: “Уроды”.

Намек был более чем ясен.

Табличку обнаружила рано утром Урсула и едва успела захлопнуть дверь перед бегущей за ней Лили — малышка надеялась, что ее отведут на завтрак к Эмме и хотела встретиться с “бабуськой”.

Меня, когда я вышла на крыльцо, затрясло. Схватив в полуразвалившейся конюшне лопату, я вернулась к крыльцу — и тут лопату у меня из рук вырвали.

— Отдай. Иди в дом, я сам здесь разберусь.

Я бросила взгляд на хмурого генерала Реннера и поняла, что меня потряхивает.

— Нужно… — Я сглотнула. — Мне необходимо создать защитный купол вокруг дома. Только…

— Потом сделаешь.

Легко сказать! Я все еще опасалась навредить своей магией кому-то, особенно — детям.

— Генерал Реннер…

— Ты справишься. Если нет — я разберусь. Иди в дом. И отвлеки Софи, чтобы не смотрела в окно, а то опять будет плохо спать. Я позову, когда можно будет выходить.

Я кивнула и запоздало осеклась.

Откуда генерал Реннер знает, что Софи плохо спит?..

В тот же день, пускай и не с первой попытки, я смогла установить над домом защитный купол. Одному богу известно, сколько сил это потребовало! Свои могли проходить через купол спокойно (Дерек и вовсе бегал туда-сюда, потому что “щекотно же!”), а вот чужакам пришлось бы ждать меня, чтобы войти внутрь.

Генерала Реннера я, не думая даже, причислила к своим, как Урсулу, и Аба, и малышей — и только потом поняла, как же сильно влипла с этими… чувствами к нему.

— Отличная работа, — тепло сказал он, и у меня по спине пробежали мурашки.

Я отвела взгляд, чтобы перестать пялится на его стройную фигуру, широкие плечи, узкие бедра и прочие привлекательные части тела. Почему я раньше этого почти не замечала? И как перестать это замечать снова?!

К сожалению, мое личное сумасшествие оставалось не единственной проблемой.

На крыльцо нам больше ничего не подбрасывали, но спустя несколько дней, выглянув ночью в окно, я увидела подозрительные огни, как будто кто-то ходил возле дома с факелами. Утром я увидела подпалины на траве. Кто-то пытался поджечь наш дом и ушел ни с чем? Я никому об этом не сказала, но почти перестала спать.

Праздник середины осени приближался, и о том, что неблагие посмели заявиться и участвовать, все уже знали.

В городе то и дело вспыхивали потасовки между теми, кому приютские дети были поперек глотки, и теми, кто не видел в нашем существовании проблемы. Иногда казалось, что горожанам важно просто сцепиться друг с другом. Обстановка напоминала растревоженный улей, пороховую бочку или и то и другое сразу.

Однажды Юджин пришел домой с фингалом.

— Кто? — рявкнул генерал Реннер, встречая его на пороге.

— Никто. Упал. Дайте прой…

— Не дам я тебе пройти! Ты понимаешь, что твой “никто” — потом на младших накинется?! — Он сжал его плечо и толкнул к стене, не давая пройти дальше.

— Да никто! — рявкнул Юджин. — Это… — Он дернул головой и спрятал глаза. Генерал Реннер и не думал отходить, и Юджин наконец заговорил: — К Монике пристали. Что она водится с вонючим уродом. Нужно было объяснить, кто тут на самом деле урод.

Оу.

Моникой звали дочь бакалейщика, на которую Юджин смотрел, как на десерт в витрине. Видимо, от переглядок они наконец перешли к чему-то посущественнее.

А эта Моника молодец. Разбирается в людях, хоть и совсем юная. Я невольно прониклась к ней симпатией.

Генерал Реннер сверлил Юджина взглядом, сжимая его плечо, и тот вспыхнул:

— Не лезьте! Не ваше дело! Я сам должен разобраться.

Неожиданно генерал Реннер кивнул и отошел.

— Ты волк, а не беззубая падаль. Перегрызи им глотки за свою девушку.

Юджин встрепенулся, а затем серьезно кивнул.

Что?! Это же… какие еще “глотки”? Какое "перегрызть"? Так дела не делаются! Это непедагогично! Кто, я вас спрашиваю, так воспитывает детей?! Драками дело не решить и… Куда вы оба пошли?! Я недоговорила!

Конечно. Конечно, кто бы меня слушал в этом доме. Возмутительно!