Хозяйка приюта, или Я не твоя жена, дракон!

Глава 44

Спустя секунду камень уже летел в сторону сцены — где суетились, готовясь к выступлению, дети.

Тело отреагировало мгновенно.

Я выставила вперед руку, вызывая самый мощный щит из всех, что могу создать. Впервые в жизни я увидела, что у меня из ладони как будто течет белая полупрозрачная сила, окутывает меня саму, генерала Реннера и сцену, где суетились дети, плотным непроницаемым куполом от выложенной камнем площади до верхушки фонарных столбов.

Как в замедленной съемке я наблюдала за камнем. Недолетев до сцены, он врезался в мой барьер и грохнулся вниз.

Повисла тишина, и я выпрямила спину еще сильнее, до боли. Ну вот. Теперь все знают, что я неблагая. Еще и не стою на учете, так что проблем на мою голову скоро свалится — прилично.

Но это будет еще не сегодня.

— Видишь, — тихо сказал генерал Реннер. — Я знал, что у тебя получится. С тобой дети в безопасности.

Он погладил мою ладонь, и я вздрогнула. Рука была горячей, и мне казалось, что я могу вообще все, если он до меня вот так дотрагивается.

— Мы готовы начинить, объявляй! — прошипела Мелисса мне в ухо.

Так, вот я дуреха! А ну-ка — собраться с мыслями!

— Надеемся, наше выступление вам понравится. Пьеса называется… — Я замялась, но пришлось все-таки сказать, я же пообещала Мелиссе. — “Отродья”.

После моих слов тишина стала еще более абсолютной. Как Мелисса и предсказывала, название “оглушило”.

— Отходите, ну! — зашипела она. — Ничего же не видно!

— Идем, — потянул меня за руку генерал Реннер. — Не бойся, купол крепкий. И я присмотрю за всем.

“Ты все время забываешь, что не обязательно тащить все в одиночку”, — кажется, так он однажды сказал. Поверить в это в самом деле было непросто.

Встав неподалеку, я замерла. Теперь на сцене красовались импровизированные “кулисы” — две ширмы, которые помог принести и установить Аб.

В центре сцены стояли два стула и фонарь. Еще несколько фонарей находилось по краям, так что сцена как будто парила и была видна каждая деталь происходящего, несмотря на сгустившуюся темноту ночи.

— Вы оборзели? — рявкнул кто-то в толпе. — А ну у…

Голос замолчал, и я посмотрела на генерала Реннера, который как раз в этот момент щелкнул пальцами.

— Иногда искусство нужно заталкивать в головы принудительно, — прошептал он, и я прыснула.

На сцену вышел Юджин. Вдобавок к спрятанной под рубашкой подушке, которая символизировала окладистый живот отца семейства, он обзавелся нарисованными усами и ступал тяжело, как взрослый человек. В руках у Юджина была детская колыбелька. Такую следовало вешать под потолок, но Мелиссе пришлось смириться с тем, что, раз потолка нет, можно и поставить на стул.

(“Невыносимо работать в таких условиях!”)

— Во-о-от так, — прокряхтел Юджин. — Во-о-от так.

— Ах, дорогой! — прощебетала Бетти. — Ты уже подготовил колыбельку! Но ведь я только недавно узнала, что у нас будет ребенок!

Она, в платье из тяжелой ткани и фартуке, влетела ему в объятия — эту сцену репетировали раз сто до того момента, когда въедливую Мелиссу она устроила.

— Конечно, а как иначе? — пробасил Юджин. — Я ведь уже люблю нашего малыша. И тебя тоже!

— Правда? И будешь любить, что бы ни случилось? У меня дурное предчувствие.

— Ни о чем не думай!

Они обнялись, старательно изображая поцелуй, а потом разбежались в разные стороны, спрятавшись за кулисы.

Спустя секунду Бетти вышла уже одна — с огромным животом-подушкой и корзинкой для продуктов.

— Яблоки, свежие яблоки! — звонко крикнула Мелисса, изображающая рыночную торговку. В руках она держала корзину яблок. — Ох, леди, вы ждете ребенка! Возьмите бесплатно. Надеетесь на мальчика?

— Спасибо. Вы знаете, даже неважно. Я буду любить моего малыша в любом случае.

В этот момент в углу сцены появилась Софи. Она демонстративно держала в руках монету (огромную, вырезанную из дерева и выкрашенную в желтый, чтобы все увидели). Она подобралась к Мелиссе и протянула ей монету. Крылья она при этом держала раскрытыми. ("Потому что должно быть видно, Софи! Всем, даже с последних рядов!") Впрочем, даже если не смотреть на крылья, вряд ли можно не заметить то, что у Софи глаза по-совиному светятся.

— Уродка! — воскликнула Мелисса. — Воровка! Брысь!

Софи подняла монету повыше (“Понятно же, что она хочет купить? Понятно?”), но Мелисса топнула ногой — и Софи сбежала за ширму.

— Подальше таких нужно от нормальных людей держать, — согласилась Бетти, поглаживая живот. — Одни проблемы от них. Я бы их вообще убивала!

Они разошлись, спрятавшись за ширмы. В этот момент на сцене появилась Софи с монетой в руках и опущенными крылышками. Мелисса принялась говорить из-за ширмы ее голосом — Софи только открывала рот (сама она по-прежнему могла произнести не больше пары слов):

— Как же мне купить еду, если никто не хочет ее продавать? Я так хочу есть! И у меня совсем никого нет. Со мной не хотят даже разговаривать. Ненавижу свои крылья! Ненавижу себя! Как бы я хотела быть обычной и иметь семью, как другие дети! Почему я родилась такой? Что же мне делать? Где же мне взять хотя бы еду сейчас?

Понурив плечи, она зашла за ширму, а затем Бетти душераздирающе закричала.

Потом еще раз, а потом:

— Рожаю!

Это Мелисса добавила в последний момент, чтобы точно все поняли, что происходит.

— Где ты?! — выпалил Юджин, выбежав на сцену. — Дорогая, я иду! Я с тобой!

Он перебежал через сцену в к той ширме, за которой кричала Бетти.

На долю секунды все затихло — а потом на сцену выбралась Бетти — уже без подушки живота. Она тяжело опустилась на стул и сгорбилась.

Вслед за ней вышел Юджин и сел напротив.

— Избавься от этой уродины. Это не мой ребенок.

— Как ты можешь?! Это твоя дочь.

— Моя дочь не может быть этой тварью! Мы обязаны сдать ее в приют! Там умеют иметь с такими дело!

— Но она же наша дочь! Ты говорил, что всегда будешь любить и меня, и нашего ребенка!

— Это другое! Она отродье! Я не могу любить эту тварь!

— Мама! — В этот момент из-за ширмы вышла Лили. В розовом платьице, с улыбкой на мордашке, с рогами и с красными глазками. — Мама, я так соскучилась!

Она подбежала к Бетти и обняла ее за ноги, задрав голову и улыбаясь. Ее красные глаза в темноте светились.

По правде говоря, я была против того, чтобы Лили в этом участвовала.

Но Лили расплакалась, когда услышала, что у нее забирают право играть вместе с остальными.

Вот лучше бы Колобка поставили, честно слово! Сердце же надрывается смотреть? А у остальных... Я пробежалась глазами по лицам горожан. Надо же. Смотрят.

— Я ухожу, — скривился Юджин. — Не могу ее видеть.

— Это твоя дочь!

— Ей не место среди нормальных людей. Я не могу жить с ней под одной крышей.

— Но ты мой муж!

— Или я — или это отродье в нашем доме. Мы не можем ее больше прятать. Ей место в приюте, она отвратительна и опасна. Найди меня, если надумаешь от нее избавиться.

Юджин вышел, Бетти старательно зарыдала, закрывая лицо руками.

— Мама! — обеспокоенно забормотала Лили. — Мама, мама!

Она потянула к Бетти руки. Та сначала уклонялась, продолжая плакать, а затем оттолкнула Лили. Лили попятилась и старательно шлепнулась на попу, как ее научили.

Этого момента я тоже боялась: вдруг Бетти толкнет слишком сильно? Но она обращалась с Лили с предельной аккуратностью, и со временем меня отпустило.

— Уйди от меня, отродье! — рявкнула Бетти. — Всю жизнь мне испортила. Избавлюсь от тебя — и дело с концом!

Повисла пауза, а затем в небе раздалось хлопанье огромных крыльев.

Горожане задрали головы, испуганно зашептались, но это был всего лишь Дерек в облике виверны. Он держал в зубах “плащ тьмы”, огромный кусок ткани, которым накрыл сцену целиком, так что свет фонарей почти потух (почти — потому что немного был виден из-под тонкой ткани).

Хоть бы пожара не случилось! Все-таки первоначальный вариант спектакля керосиновых фонарей на сцене не предполагал.

Черная ткань, опускающаяся сверху, по словам Мелиссы, символизировала “конец первого акта и окончательную победу внутри него сил зла”. Вот откуда она этого нахваталась, а?

“Плащ тьмы” зацепился за головы тех, кто стоял в первых рядах, так что мне пришлось взять дело в свои руки и поправить ткань. Одновременно с этим я заметила, что горожане как-то… притихли. Нет, хватало тех, кто притих и в неудобных позах замер вынуждено — это наверняка дело рук генерала Реннера. Но остальные… в самом деле смотрели на сцену.

— Так им и надо, — проворчал Аб, помогая мне с “плащом тьмы”. — Пускай на себя посмотрят.

Я подняла на него взгляд и тут услышала:

— Аккуратнее, давайте я помогу.

Обернувшись, я увидела Монику — девушку Юджина. С сосредоточенным видом она помогла мне с “плащом тьмы”, а потом вернулась туда, где стояла, в первый ряд.

Понадобилось еще несколько секунд, прежде чем мы собрали всю ткань — Мелисса утащила ее за ширму. Сцена снова опустела, а затем на ней появилась Лили. Она смотрелась особенно крохотной, когда стояла одна и оглядывалась по сторонам, как оглядывается ребенок, потерявший взрослого.

Мне пришлось убедить себя в том, что это все — игра, и бросаться Лили на помощь прямо сейчас не обязательно.

Спустя несколько секунд из-за ширмы вышел Берт, на его лице красовались бутафорские седые усы и борода.

Лили бросилась к нему, но Берт замахнулся на нее палкой:

— Пошла прочь, отродье! Куда только полиция смотрит!

Он скрылся за соседней ширмой, и Лили закрыла ладошками лицо.

Вслед за Бертом мимо прошла Бетти, оттолкнув, крайне аккуратно, Лили с пути. Она сняла фартук и накинула на плечи кусок ткани: шаль. Затем мимо прошел Юджин, убравший живот и накинувший жилетку.

Они по очереди проходили от ширмы к ширме через сцену, игнорируя Лили, отодвигая ее с дороги, или бросая:

— Отродье!

— Уродка!

— Убивать таких надо!

— Брысь!

Это продолжалось и продолжалось, пока я не заметила, что что-то не так. Малышка Лили, кажется, уже не играла, а всерьез испугалась того, что любимые люди ее толкают и проходят мимо. Она уже всерьез бегала от одного к другому, теребила рожки, привычно тянулась, ожидая, что ее обнимут или возьмут на руки.

Красные глазки в свете фонарей, кажется, блестели от слез.

— Стойте, — пробормотала я.

Не успела я вмешаться, когда Мелисса (Мелисса-"прохожая", которую от Мелиссы-"торговки" отличал платок на голове) громко сказала:

— Ой!

Она подхватила Лили на руки, погладила по волосам на затылке.

— Тише-тише, почему ты плачешь? Какие у тебя рожки!

— Меня все бросили! Почему меня все бросили?

Ох, проклятье, она в самом деле рыдает. Говорит, конечно, реплики Мелиссы, но плачет.

Вот чем им Колобок не угодил?! В этом мире произвел бы фурор! Так нет же, решили социальную тематику затронуть! Ох…

— Потому что ты неблагая, малышка, — ответила Мелисса, продолжая ее укачивать.

Лицо у нее было растерянным.

Кажется, ее саму напугало то, как Лили расплакалась. На репетициях все было в порядке, а сейчас...

— А почему? — всхлипнула Лили.

Так, это уже не по плану.

Я с тревогой смотрела на сцену, думая, стоит ли вмешиваться.

— Потому что так получилось, — быстро сориентировалась Мелисса. — Ты этого не выбирала.

— Но меня все равно бросили!

— Да. Но не волнуйся, я тебя не обижу. Идем. Ты никому не причинила зла, я знаю. Ты голодная, да? Сейчас мы пойдем домой, а потом я схожу на рынок и куплю тебе еды…

Лили разрыдалась еще хуже и громче, хотя по сценарию уже должна была успокоиться и начать расспрашивать дальше.

Мелисса, бросив по сторонам еще один растерянный взгляд, зашла за ширму, продолжая укачивать Лили.

— Как можно им помогать? — ожил Берт.

— Уроды! — поддержал Юджин.

— Ничего хорошего из таких все равно не вырастет! — припечатала Бетти.

А затем все трое ушли со сцены.

Спустя секунду из-за ширмы вышла Софи — в руках у нее был огромный нож.

Мясничий! Как же долго дети меня уговаривали им такое доверить… В итоге генерал Реннер, предатель, принес откуда-то нож еще больше того, что был у нас дома.

Софи робко огляделась и зашевелила губами. Говорила за нее Мелисса из-за кулис, старательно меняя голос:

— Я так хотела быть хорошей, но меня все равно прогоняют отовсюду. Даже если я прихожу на рынок с деньгами — меня не пускают, потому что я уродка! Из-за этих крыльев, как будто они мне нужны! Тогда какой в этом смысл? Если во мне все видят уродку — я такой и буду! Если мне нужна еда — я просто заберу ее. Сейчас возьму и ограблю первого встречного!

Софи зашла за ширму, держа нож в поднятой руке, а затем из-за второй ширмы вышла Мелисса с корзинкой в руках. Она ходила по сцене кругами и говорила:

— Да, подобрать неблагого ребенка с улицы — плохой вариант! Но ведь Лили такая чудесная девочка! Жаль, что ее приходится ото всех прятать, лишь бы ее не забрали в приют. Не понимаю, почему неблагих все так боятся. На них все только нападают — вот они и огрызаются в ответ, как собаки. Как же им жить, если их все заранее считают врагами? Решено. Я должна спасти еще кого-то, раз могу.

Замолчав, Мелисса покружила по сцене еще немного, бормоча себе под нос.

А затем на нее выскочила Софи — и замахнулась огромным ножом.

— Отдай еду!

Мелисса закричала, попятилась — и Софи замахнулась еще раз.

Мелисса выронила корзинку и скрючилась в защитном жесте — и Софи выпустила из рук нож, а потом закрыла руками голову и затряслась от плача.

Я надеялась — все-таки в этот раз ненастоящего.

— Что же я творю? — в сторону, вместо Софи, сказала Мелисса. — Как я до такого докатилась?

На секунду повисла тишина, а затем Мелисса потянулась к Софи ее обняла.

Это была финальная сцена спектакля. Изначально он длился минут сорок — было сложно убедить ее в том, что сорокоминутный спектакль — не лучший вариант для усталых зрителей.

Мелисса и Софи не двигались, а затем на сцену начали выходить остальные дети.

— Я Юджин, я отродье, потому что могу превращаться в волка. А это, — он кивнул на сидящую у него на руках малышку. — Лили. Она может двигать предметы и у нее рога. Она отродье и из-за этого не помнит своих родителей.

— Я Бетти, я отродье, потому что могу вырастить розы.

Софи и Мелисса наконец выпрямились и подошли к остальным.

— Я Мелисса, могу вызвать или успокоить ветер, а это Софи, у нее крылья. Мы отродья.

— Я Дерек, и я отродье! — радостно выскочил из-за ширмы Дерек. — Потому что виверна!

Ну, он хотя бы был в штанах. Хотя и рубашка бы не помешала.

— А я Берт. Я обычный. Но если кто-то обидит мою сестру — ему придется иметь дело со мной.

Такая угроза от худенького светловолосого мальчика едва ли прозвучала угрожающе.

После слов Берта тишина повисла мертвая.

Я напряженно скользила взглядом по толпе горожан перед сценой. Дело осложняло то, что давно уже сгустилась темнота, а скудное освещение фонарей на площади не особо-то позволяло рассмотреть выражения лиц.

Генерал Реннер почти незаметно переместился вперед, так что я оказалась за его плечом.

Конечно, у нас был защитный купол, но… но мало ли.

Тишина нарастала, а потом вдруг раздались хлопки.

Аплодировал тот самый мужчина с зеленой повязкой на плече, который едва не ударил Мелиссу и который пытался бросить в сцену камень. Потом к нему присоединился еще кто-то, и еще, а затем аплодисменты стали по-настоящему громкими.

А Моника, девушка Юджина, кажется, даже свистнула. Клянусь, даже стоя спиной, я могла увидеть его довольное лицо.

Я сглотнула и услышала недовольное шипение Мелиссы:

— Поклонитесь! Что вы стоите, как истуканы!

Эта девочка никогда не изменится. Тяжелый характер — несущая конструкция ее личности.

Я обернулась и не сдержала улыбки. У детей глаза на радостях светились. Впрочем, у Дерека, Софи, Лили и Юджина в темноте они всегда светились. Да уж.

Из-за внезапно нахлынувшей гордости за детей я упустила момент, когда среди шума аплодисментов раздались недовольные голоса, и к сцене прорвался мэр Освальд. Ну, выкатился, вернее. Видит бог, я ничего не имела против лишнего веса, но стоило подумать, что бока он наедал, жируя на полагающихся приюту деньгах, как тут же хотелось как минимум их отбить.

— Ч-ч-что… Что вы тут устроили! — рявкнул он мне в лицо. Подошел ближе и ударился о купол. — Что… что за… Снимите это!

— Вам это просто так не сойдет с рук! — подоспела Долорес. Язык у нее слегка заплетался, как и у мэра Освальда. — Не с-с-сойдет! Нарушение!

— Они ничего не нарушили! — вклинилась Моника. — Каждый житель города может принять участие в ярмарке!

— А ты куда лезешь? — взвизгнула ее истеричная матушка откуда-то с заднего ряда.

Гул нарастал и нарастал, а потом вдруг раздался громкий мужской голос:

— Ти-хо!

И все как-то в самом деле тут же замолчали. Поискав глазами источник звука, я увидела высокого мужчину, который сквозь толпу прокладывал себе дорогу. Плечи у него были очень широкими — примерно в половину его роста.

Кажется, это именно он выступал с двумя огромными гирями, которыми чуть ли не жонглировал.

Когда он подошел вплотную к сцене, я инстинктивно напряглась, а потом мужчина вдруг обернулся к толпе, загородив нас спиной.

— По-моему, голосовать надо не так! — громогласно объявил он. — Урны для кого поставили?!

Мужчина махнул огромной ручищей направо от сцены, где стояла урна для голосов. Ее охраняла “комиссия” — несколько горожан и полицейские.

Уверена, в другие годы такого ажиотажа вокруг голосования не было.

— Да!

— И правда!

— Можно же проголосовать!

Раздались со всех сторон голоса.

— Уроды! — крикнул кто-то, но его тут же осадили:

— А ты лучше что ли?

Снова поднялся гвалт, и мужчина обернулся к нам. Он был огромным, бритоголовым и, в целом, встретив его в темном переулке, я бы ускорила шаг.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Я думаю… Нам сейчас лучше уйти.

— Чего вам уходить? Тут сейчас танцы будут, жена моя на скрипке играть собиралась. Оставайтесь. Ежели кто обижать будет — я увижу. И братьев позову. Разберемся.

Судя по серьезному тону, братья ему размерами не уступали. Кажется, этот мужчина был кузнецом. Кузня располагалась на другом конце города и, так уж вышло, ничего кованого мне не было нужно. Потому-то мы до сих пор и не встречались.

— Спасибо, — еще более искренне поблагодарила я.

— Считайте, вы победили, — пробасил он. — Люди разное болтают, но я вам так скажу. Большая часть за вас бы проголосовала, даже если бы вы просто со сцены матерную частушку спели. А тут целый… Вон что!

— Просто детям нельзя петь матные частушки, — поэтому Мелиссе пришлось выкручиваться.

— Кому… А! Ей что ли? Ну, молоток.

— Ч-ч-что вы себе позволяете! — снова ожил мэр. — А ну задержите ее!

— Я вам что, один из ваших холуев в форме? Вы мной почему командуете?

— Я мэр!

— Насколько я помню, — вклинился Аб, — мэр обязан все решения, которые выносит вне своей компетенции, обсуждать с городским правлением в его полном составе — за исключением чрезвычайных ситуаций. Аресты и задержания к компетенции мэра не относятся.

— Это чрезвычайная ситуация! — брызгая слюной, рявкнула Долорес.

— Не вижу, чтобы кто-то находился в опасности. Значит, не чрезвычайная, — едко отпарировал Аб.

Пока мы переругивались, я не заметила стайку детей, которые подкрались вплотную к сцене. Купол мешал им пройти дальше, но мои дети тоже подкрались к ним ближе.

— А у тебя крылья настоящие? Ого! И летать можешь! А дай потрогать?

Девочка лет семи в зеленом платьице завороженно смотрела на Софи и тянулась к ее перьям. Софи вместо того, чтобы держаться подальше от людей, спрыгнула со сцены вниз и несмело протянула крыло к собеседнице, выходя за пределы купола.

— Ого, перья! Вау, у нее перья!

Софи была единственной, кто не горел желанием до сих пор появляться в городе: должно быть, слишком свежи были воспоминания о том, как она бродяжничала.

Но сейчас стайка детей облепила ее. Все наперебой пытались потрогать, спросить что-то или заговорить. Остальные дети тоже потянулись навстречу, и спустя несколько секунд под сценой уже толпилась разномастная ребятня, так что нельзя было точно отделить приютских от городских. Разве что Юджин в одиночестве возвышался над остальными, как каланча.

А, уже не в одиночестве. Моника приникла к его плечу, пока бакалейщик успокаивал разъяренную жену. Решительная эта Моника барышня. Вся в мать.

Гул и гвалт стояли невыносимые, и я решила: пора брать детей под мышку и уходить отсюда. И лучше бы создать еще один защитный купол, пока мы будем отступать. Интересно, смогу ли я сделать его таким, чтобы он перемещался одновременно с нами? Примерно как шар для хомяка?

Я шагнула к детям, и тут генерал Реннер схватил меня за руку.

— Иви не надо. Ты так долго ломала эту стену — не строй новые.

— Но вдруг…

— Спалю весь город.

— Что?

— Я имел в виду — даже будь они обычными детьми, ты бы не смогла уследить за всем.

Да, он был прав, но…

— Ого, ты в темноте видишь?! — удивился кто-то из городских малышей.

Я не поняла, к кому из моих детей это относилось. В темноте видели, как кошки, почти все.

— Мэр Освальд! — дрожащим тоном произнесла Фэнни, женщина с мышиными волосами. — Если вы прикажете арестовать этих людей, я буду вынуждена составить на вас жалобу! Это нарушает пункт пятый закона “О самоуправлении в городах!”

— Ты…

— Да о чем спор-то вообще? — выкрикнул кто-то из толпы. — Танцы будут или нет? Мелкие! Эй, вы, да! Чего вы там столпились, давайте сюда! Колбаски жареные будете?

На меня обратились умоляющие детские взгляды. Даже взгляд Софи был просительным. Желтый такой, с вертикальным зрачком.

— Идите развлекайтесь, — кивнул генерал Реннер. — Чтобы, когда часы пробьют полночь, все были здесь! Завтра вставать рано.

— Ура! — тут же обрадовались дети и стайкой рванули в толпу.

Я мгновенно потеряла их из виду, только по крикам могла ориентироваться.

— Ура! Ура!

— Пойдем, я тебя с родителями познакомлю!

— Нет…. — выдохнула я. — Нет-нет…

— Иви, успокойся.

— Но они разбредутся! И, если что…

— Иви, — мне в ухо проговорил генерал Реннер. — Я дракон. Драконы умеют беречь свое. Если у кого-то из них хоть волос с головы упадет, я узнаю в тот же момент и сожгу любого.

— Что ты…

— В этот раз ты все верно услышала.

Я качнула головой, принявшись рыскать по наполненной людьми площади взглядом. Увидела, впрочем, только Юджина и Монику, которые скрывались где-то в темноте.

Интересно, в этом мире есть контрацепция?..

А Юджин о ней знает?!

А…

— Я ему все объяснил, Иви. Расслабься. Пойдем. Добудем для тебя что-нибудь горячее.

В это время грянул оркестр, непонятно в какой момент выбравшийся на сцену, — начались танцы.

Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за генералом Реннером.

Он приобнял меня за талию.

Если бы я тревожилась чуть меньше, то отметила бы, что “что-то горячее” — это его объятия, а не какой-нибудь там травяной отвар.

— Ласточка! — нагнала меня Урсула. — Ты уж в этот-то раз не упусти своего.

— Чего?

Генерал Реннер тяжело вздохнул и пробормотал что-то вроде: “Как же это мы без ваших бесценных советов”.

О чем они вообще?

Праздник шел своим чередом. Я видела очередь людей, которые столпились рядом с урной и гадала, за кого они голосуют, но итоги мы узнаем только завтра вечером — или даже послезавтра утром.

Площадь была мирной — какой и должна быть площадь маленького города. Разве что эти, с зелеными повязками на плечах, о чем-то ругались — но между собой. Рядом с ними я увидела мэра Освальда, Долорес и остальных, кто обычно держался к ним поближе.

Падаль. Впрочем, парочка человек с зелеными повязками на плечах что-то яростно им доказывала и явно спорила с ними. Интересно, о чем? Неужели… неужели картина мира пошатнулась?

Если так, то это на сто процентов заслуга Мелиссы. Я размышляла о том, что для маленькой девочки, брошенной родителями, значило не просто вспомнить их, но и пойти по их стопам, буквально бросить им вызов — и не могла представить.

Впрочем, бросить вызов — это в любом случае в характере Мелиссы.

— Позволишь пригласить тебя? — спросил генерал Реннер.

— Куда? — вздрогнула я, отрываясь от чашки с каким-то отваром.

Откуда она вообще взялась у меня в руках? Здесь наливали только пиво. Генерал Реннер где-то его украл для меня? Романтично. И противозаконно.

— На танец, Иви. — Он галантно поклонился и, нежно сжав мою свободную руку, поцеловал тыльную сторону ладони. — Всего лишь на танец.

Я оглядела площадь. Проклятье. Там в самом деле плясали — деревенские веселые танцы. Конечно же, я так не умела. Впрочем, это относилось и к аристократическим танцам, которые наверняка умела танцевать Ивари Хант.

— Я не… Думаю, время сейчас неподходящее. — Я попыталась отнять руку, но генерал Реннер только улыбнулся.

— Брось, более подходящего не будет.

— Но дети…

Я не успела договорить, потому что с ног меня едва сбил маленький ураган. Охнув, я опустила взгляд и увидела Мелиссу, которая обхватила меня за талию.

— Мелли, что ты…

— Я только что видела леди Лиз! Она жена башмачника — и она обычно организовывает здесь праздники!

— Отлично, милая, — растерялась я.

— Мне предложили поставить пьесу на весеннем гулянии! Настоящую пьесу!

О…

— Поздравляю!

Мелисса подняла взгляд на меня и прищурилась. Обнимать меня она так и не перестала.

— Мне понадобится ткань. Много ткани! И хорошей, не как в этот раз! Декорации! Все должно быть идеально! Второй раз так не повезет — необходим высший уровень!

Она невыносима.

— Поговорим об этом утром.

И об этом, и о твоем поведении. Видит бог, пришло время.

— Я составлю список! — кивнула Мелисса и наконец оторвалась от меня.

— Не убегайте далеко! — принялась я давать наставления, схватив ее за плечо. — И держитесь вместе! И…

— Знаем! Леди Иви, не волнуйтесь, нас не так-то легко обидеть!

Засмеявшись, Мелисса вприпрыжку побежала куда-то в толпу.

Несмотря на тревогу, я ощутила невольную гордость и радость. Наконец-то мои дети это поняли и увидели: их не так-то легко обидеть. Их особенности — это их сила, а не только недостаток.

И, в конце концов, не так уж важно, кто из горожан передумает, а кто останется при своем мнении, кто победит или кто проиграет.

Пожалуй, главный выигрыш все-таки в другом.

А потом генерал Реннер поцеловал меня в висок. От этого по коже пробежали мурашки — и я едва не выронила проклятущую кружку.

Похоже, сегодня что-то витает в воздухе! Урсула воркует о чем-то с продавцом кукурузы, а Аб… Стоп, в какой момент он смылся и оставил нас одних? Они что, сговорились все?

— Может, ты скажешь мне "да" на что-нибудь другое, раз не хочешь танцевать, — прошептал мне в ухо генерал Реннер.

Ч-ч-чтоб тебя!

Время текло мучительно медленно — и я вынуждена была признать, что мой безумный план, кажется, увенчался успехом.

По крайней мере, настолько, насколько это было возможно.

Прямо сейчас я наблюдала за тем, как женщина с зеленой повязкой на руке, присев на корточки, помогает Дереку надеть разорвавшуюся рубашку.

Вместо руки у него снова красовалось крыло — переволновался.

Закончив с этим, она встала и заговорила о чем-то со стоящим рядом мужчиной, а потом они присоединились к танцующим.

Все было… в порядке?

И все-таки я вздохнула с облегчением, когда часы на площади стали бить полночь — и я смогла с чистой совестью забрать довольных, перевозбужденных, усталых и перемазанных всем подряд детей домой.

Всех, кроме Юджина.

Ну он, я думаю, и без меня как-нибудь справится.

— Выпьешь у нас кофе, Аб? — устало улыбнулась я.

— Я уж как-нибудь потом. Тебе сегодня есть с кем кофе пить.

— Что?

— Спасибо за понимание. Ждем вас утром, — невозмутимо улыбнулся генерал Реннер и протянул Абу руку.

Что происходит? Они точно сговорились!

— Идем-идем, ласточка, устала, небось, — потянула меня вперед Урсула.

Кому из нас шестьдесят?! Я в теле Ивари Хант, которой пока нет и двадцати пяти, уставать вообще не должна!

Воспоминания об этом, я неизменно хотела провалиться сквозь землю. Потому что разговор с генералом Реннером уже нельзя было дальше оттягивать.

И то, как он на меня смотрел… Честное слово, любая женщина была бы счастлива, если бы поймала на себе такой взгляд. Жадный, нежный, наполненный теплом и восхищением.

Сейчас я бы витала в облаках, если бы не одно “но”. Нужно обо всем рассказать. Велик был соблазн просто притворяться Ивари и дальше, но я не смогла бы поступить так с человеком… с драконом….

Погруженная в свои мысли, я слушала возбужденное щебетание детей, которые по сто пятому разу обсуждали свое выступление, следила, чтобы все умылись, почистили зубы, сходили в туалет и переоделись ко сну.

— Я хочу жить с Софи, — сонно пробормотала Мелисса. — В комнате наверху, самой крайней. Нам можно?

Софи, услышавшая эту фразу, встрепенулась.

— Конечно, — ответила я.

Я закусила губу. Дети до сих пор спали в той же комнате, где их когда-то запирала Долорес. Все вместе — несмотря на то, что их давно уже никто заставлял, а я множество раз предлагала расселяться. Просто им так было спокойнее. То, что сейчас они наконец созрели для того, чтобы выпустить друг друга из виду, было огромным шагом вперед.

Как и то, что Лили заплакала на сцене — потому что знала, что ее кто-то непременно утешит. Дети, которым рассчитывать не на кого, не плачут, это всем известно. Софи заговорила. Юджин нашел девушку. Бетти разбила возле дома сад и помогала с посадками горожанам. Берт стал общительнее. А Дерек наконец привык к тому, что нельзя бегать голышом.

Эти и еще сотня маленьких перемен наконец сложилась в мозаику того дома, который я стремилась построить на месте отвратительного места, в котором оказалась.

Конечно, работы впереди было еще много, да и проблем хватало. Но все-таки… мне казалось, что сегодня в детях что-то изменилось наконец. Как будто они… нащупали опору в самих себе, а это самое важное.

Останавливаться на полпути я не собиралась. Как минимум, нужно дать им образование! И подготовить к тому времени, когда придется покинуть стены этого приюта. И, может, стоит принять новых воспитанников? От мыслей о том, сколько детей живут сейчас в ужасных условиях, где к ним относятся, как к грязи, к горлу подкатывала тошнота. Хотя, когда генерал Реннер… уйдет, мне будет сложнее. Но придется справиться, других вариантов нет.

Приняв ванну, я наконец направилась к своей комнате, радуясь тому, что разговор с генералом Реннером откладывается. Хотя бы до утра. Еще немного я могу побыть той девушкой, чью руку он целовал и кого приглашал на танец. А с совестью я договорюсь.

Но широкоплечая фигура вдруг буквально появилась у меня на пути, сотканная из полутьмы коридора.

— Иви, — хрипло произнес генерал Реннер и наклонил голову. — Ты наконец пригласишь меня зайти?

На его губах играла наглая улыбка, так что было ясно без слов: отказа он не примет.