Хозяйка приюта, или Я не твоя жена, дракон!

Глава 9

От страха у меня сердце буквально рухнуло в пятки. Дети огромными глазами смотрели на мое запястье. Няня Урсула всхлипнула — и я безошибочно узнала тот тон всхлипа, с которым мамы выдают замуж своих дочерей.

Ругнувшись, я накрыла ладонью вьющийся на запястье узор.

— Ласточка! — подлетела няня Урсула ко мне.

Глаза ее блестели от слез и радости. Ни разу до сих пор я не видела ее такой счастливой. В руках у нее был небольшой бидон с, как я надеялась, молоком, и холщовая сумка, откуда вкусно пахло свежим хлебом и, кажется, сыром.

Отлично, с этим справились. По крайней мере, у детей есть завтрак.

— Ласточка! — выпалила она. — Ласточка, так ты же драконья истинная! Генерала Реннера!

Вот же не было печали! Чтоб тут все провалилось, лучше бы эта метка оказалась чем-то другим.

— Мы на минутку отойдем, — предупредила я детей. — Няня Урсула, нам надо поговорить! Пойдемте!

Чуть ли не волоком я вытащила ее из столовой в холл и, убедившись, что никто из детей не пошел следом, зашептала:

— Няня Урсула…

— Ласточка, — смахнула слезы няня, — бог меня услышал! Тебе второй шанс небеса дали! Поехали! К ночи будем у генерала Реннера, а там-то ты…

— Подожди, — качнула головой я и решила до конца все прояснить: нужно же убедиться, что я все понимаю правильно. — Зачем мне ехать к генералу Реннеру?

Морщинистое лицо няни Урсулы вытянулось. Она смотрела на меня, как будто я спросила, почему нельзя ходить по улице голышом.

— Как… да как же зачем! Ты богами ему предназначена! Счастье-то какое! Я-то молилась, так молилась… Боги…

Из неразборчивого бормотания няни Урсулы я поняла, что, в целом, не ошиблась в своих предположениях: на моем запястье появилась метка истинности, которая означает, что я предназначена в жены дракону.

То, что появилась она только сейчас, а не когда настоящая Ивари встретила генерала Реннера, няня Урсула списала на эффективность своих молитв и чудо. Судя по ее словам, генерал Реннер “будет счастлив”, когда узнает, что обрел истинную. Для драконов это великое благословение: найти ту, у которой появившаяся на коже метка совпадает с дарованным каждому дракону от рождения узором.

Я подозревала, что драконья радость имеет под собой и вполне циничное обоснование: может, обретение истинной увеличивает их магический резерв или что-то вроде того.

Если в существование драконов я еще могла поверить, то в существование мужчин, которые радуются навязанной судьбой незнакомой женщине, на которой придется жениться, потому что “они друг другу предназначены”, — нет.

В любом случае, участвовать в этом я отказывалась.

— Надо ехать! Ох, ласточка, я в город побегу! Карету ж надо искать!

Няня Урсула, которая вдруг — должно быть, от волнения, — начала прихрамывать, направилась к входной двери.

— Стоп! — Я перегородила ей дорогу. — Няня Урсула, я никуда не поеду.

Она замерла и приложила ладонь ко рту.

— А как же это... А хотя… и то правда, ласточка! Теперь-то генерал Реннер тебя везде найдет! Он вмиг сам примчится! Подождем! Подождем, ласточка!

Этого еще не хватало!

Впрочем, раз генерал Реннер до этого не примчался — то, должно быть, моя маскировка сработала, она прятала не только метку, но и... не позволяла дракону меня чувствовать, наверное. Какой все-таки полезный у меня дар! Прежде чем снова спрятать метку, я решила кое-что прояснить.

— Няня Урсула, — проговорила я. — Я не могу оставить детей.

— Они же неблагие! — возмутилась она. — А ты теперь — опять невеста дракона! Не по статусу тебе с ними возиться!

Я сжала зубы. За время, проведенное в этом мире, я успела наполовину вспомнить, наполовину разобраться, что няня Урсула была из простой семьи, писать и читать не умела, зато умела ладить с детьми — тогда-то ее и заметил отец Ивари, в дом которого Урсула устроилась прачкой.

Он сделал ее няней дочери, и Урсула души не чаяла в воспитаннице, хотя хорошим манерам, языкам и игре на музыкальных инструментах Ивари учили приходящие наставники.

Судя по той информации, что мне удалось по крупицам собрать, няня Урсула не была злой и подлой, в самом деле любила Ивари и желала ей добра. Она просто была человеком своего мира, который относился к неблагим детям так, как все здесь к ним относились.

— Няня Урсула, — четко произнесла я. — Я не собираюсь снова выходить замуж за генерала Реннера. Сейчас мой дом — здесь. Я буду заботиться об этих детях, потому что кроме меня никто этого сделать не сможет.

— Ласточка…

— И еще, — начала я, глубоко вдохнула и высоко подняла руку, на которой красовалась метка.

Я закрыла глаза и изо всех сил представила себе, как метка исчезает. Почти тут же под кожей появилось знакомое покалывание.

— Ласточка…

Открыв глаза, я увидела, что метка пропала. Няня Урсула попятилась, глядя на меня огромными глазами. С лица старухи сошли все краски.

— Ласточка…

— Я — одна из них. Я неблагая. Как и эти дети, — проговорила я. — И я остаюсь здесь. Я пойму, если ты больше не захочешь иметь со мной дел. В таком случае я дам тебе столько денег, сколько будет нужно, чтобы ты благополучно добралась до столицы. Выбор за тобой.

Не дожидаясь ответа, я направилась в столовую: кормить детей.

***

ГЕНЕРАЛ АЛАН РЕННЕР

— Ты все сделал правильно, — проговорила Кэтрин, входя в кабинет. — Когда вышвырнул ее из твоего дома.

Я отвернулся от окна и кивнул сестре.

Стоило подумать, что ее сын мог пострадать…

Я никогда не любил Ивари как муж должен любить жену. Она была… пустоголовой, скандальной, и в жизни ее не интересовало ничего, кроме шляпок, платьев и положения в обществе. Ей нужно было "утереть всем нос", как она выражалась.

Это была не та женщина, к которой я мог бы испытывать симпатию или хотя бы уважение.

Конечно, бывают жены и похуже. Спустя год брака я смирился с положением вещей и стал относится к Ивари примерно как к комнатной собачке, довольно дорогой в содержании.

Впрочем, сумма на моем счету могла позволить мне содержать хоть десяток таких Ивари, так что я не слишком грустил по этому поводу.

Ивари жила своей жизнью, я жил своей жизнью. Такими и бывают договорные браки. Все было понятно и спокойно.

Но когда из-за нее едва не погиб ребенок, сын моей сестры…

Мое терпение лопнуло.

Она перешла все границы.

— Ивари благополучно добралась? — спросил я у Кэтрин. — Письма из монастыря еще не приходили?

Почему-то я никак не мог выкинуть Ивари из головы. Наш с ней вчерашний разговор, как она на меня смотрела, как отвечала, как… Я провел рукой по лицу и сел за стол, уставился на письмо канцлеру, где за последние два часа не появилось ничего, кроме “Уважаемый лорд канцлер!”

Вчера мне показалось… что на коже Ивари я увидел метку моей истинной. От нахлынувшей на меня жажды я буквально не мог соображать, а потом — все исчезло.

Судя по всему, мне показалось, но я все равно никак не мог перестать об этом думать.

Как и о том, что ту Ивари, которую я видел вчера, я не хотел бы отпускать. Она была все той же. И совершенно другой. Наваждение какое-то. Должно быть, развод так на меня повлиял.

— Пока нет. Доберется, что с ней сделается, — отмахнулась Кэтрин, усаживаясь напротив и поправляя подол алого платья. — Такие, как она, ни в огне не горят, ни в воде не тонут.

— Напиши им сама. Хочу убедиться.

— Напишу, — кивнула она. — Ты же понимаешь, я сама заинтересована в том, чтобы твоя бывшая женушка держалась подальше от моего ребенка. Так что хотелось бы знать, что в монастыре ее держат в строгости и не отпускают далеко гулять.

Я кивнул.

Ивари терпеть не могла моего племянника, сына Кэтрин. Злилась из-за того, что у нее самой родить не получалось. Не уверен, что Ивари, сумасбродная и эгоистичная, хотела по-настоящему стать матерью. Детей она в целом никогда не любила, каждый раз, если на приемах кто-то появлялся с детьми, морщила носик, называла это "дурновкусием" и демонстративно отходила подальше от "этих пиявок".

Но она не могла смириться с тем, что у всех дети есть, а у нее — нет. А еще вбила себе в голову, что обязана подарить мне наследника, чтобы "укрепить наш брак".

Когда я уже собирался вернуться к письму, я почувствовал накрывшую меня с головой жажду, такую же — как вчера.

Говорят, ни один дракон не может описать, что чувствует, когда обретает свою истинную — но, с другой стороны, это ощущение невозможно ни с чем перепутать. Теперь я наконец-то понял, что имелось в виду.

Я вскочил, чувствуя, что по моим венам буквально бежит огонь.

Моя истинная. Моя женщина.

Метка на ее коже горит и зовет меня — но она не здесь, далеко отсюда.

— Алан? — позвала Кэтрин. — Алан, что с тобой?

Я вылетел из кабинета, изо всех сил удерживаясь от обращения в драконью ипостась.

Я должен ее найти.

Немедленно.

Она же моя. Найти.

Я перекинулся во вторую ипостась, едва выйдя за калитку особняка. Взмыл в воздух и стал набирать обороты.

Она, моя истинная, была далеко, очень далеко. Сто миль, а то и больше.

Я летел и летел, загребая воздух огромными крыльями, жалея, что не могу ускориться еще немного. Все, что я перед собой видел, — мигающий красный огонек, который гнал меня куда-то вперед.

Он становился больше и больше по мере того, как я приближался, дракон, занявший все мои мысли, оттеснивший человека куда-то на задворки сознания, ревел, изнывал от жажды, хотел найти эту женщину, прижать к себе и сделать своей во всех смыслах.

Беречь.

Хранить.

Любить.

Моя!

Ни одной разумной мысли в голове не осталось, меня вели голые инстинкты.

Ровно до того момента, когда огонь вдруг исчез.

Дракон, над которым я утратил контроль, взревел, захлопал крыльями, пугая людей внизу.

Понадобилось приложить усилия, чтобы успокоиться. С трудом заставляя дракона подчиниться моей воле, я поднялся выше, еще выше, в облака, и продолжил путь в ту сторону, откуда раньше исходил сигнал.

Когда я прибыл на место, то внизу, на земле, обнаружил небольшой город.

Но сигнала больше не было, пустота.

Я покружил над городом, скрываясь за облаками и старательно удерживая разъяренного дракона, который хотел разобрать здесь все по кирпичику, в узде.

В голове наконец прояснилось.

Что за, мать его, дерьмо?

Дракон чувствует истинную в момент первой встречи. Находясь с ней рядом.

Почему меня вдруг потянуло куда-то на юг, прочь из столицы во время разгора с сестрой?

А что значит вчерашняя вспышка голодного сумасшествия в тот момент, когда я дотронулся до руки Ивари?

Внутри полыхнула ярость, огонь, пробежавшийся всполохами по драконьей шкуре, обжег меня на короткий момент.

Кто-то вздумал дурить меня?

Из пасти вырвался злобный рык пополам с огнем.

Найду и убью.

Начну, пожалуй, с разговора с бывшей женушкой. Что-то мне подсказывало: она подложила мне свинью напоследок. Я думал, она использовала какой-то неудавшийся трюк, чтобы притвориться моей истинной. Но сейчас понял, что трюк был намного более хирым. Ничем другим я происходящее не смог объяснить.

Стоило убить Ивари на месте за то, что она сделала: едва не лишила жизни ребенка, моего племянника. Я догадывался, что ей плевать на всех, кроме себя самой, но не думал, что она дойдет до такого.

За такое стоило бы убить на месте.

Возможно, еще не поздно.

Но сначала я выясню, что она со мной сделала.

Вот только почему при мысли об Ивари, о нашем последнем разговоре, о ее взгляде, даже об изменившемся запахе, внутри что-то дернулось? И внутри меня-дракона, и внутри меня-человека. Голод, тоска... нежность?!

Какого. ослиного. хвоста?!

Убью.

Набрав высоту, я направился в сторону мыса Фроуворд. Ивари придется приложить усилия, чтобы после нашего разговора остаться в живых.

***

ИВАРИ ХАНТ (КОГДА-ТО ИВАРИ РЕННЕР)

После разговора с няней Урсулой меня потряхивало. Я даже сама себе не могла признаться в том, как меня задели ужас и отвращение в ее глазах, то, как она от меня отшатнулась.

Оказывается, я успела привыкнуть к теплоте и безоговорочной поддержке старушки. Пускай даже она была адресована не мне, а настоящей Ивари, но… тем не менее, было приятно ощущать ее.

Что ж.

Дети, ждущие меня в столовой, сталкивались с вещами и похуже. Мой долг их поддержать, а не наматывать сопли на кулак.

Это Ивари могла бы себе позволить грустить, а я — нет.

— Итак! — преувеличенно бодро произнесла я, входя в столовую. — Давайте завтракать.

Никто из детей не пошевелился, только девочка с совиными глазами радостно подпрыгнула при моем появлении. Свое нехитрое имущество, мешок фруктов и завернутый в бумагу кусок пирога, она все еще прижимала к себе.

Ладно, по крайней мере, они не сбежали пока. Уже хорошо, уже успех.

Я открыла бидон и с радостью обнаружила там парное, теплое еще молоко. Отлично! Да тут пару литров!

В холщовой сумке обнаружилось три хрустящих тоже теплых каравая, полголовки сыра и завернутое в бумагу сливочное масло. Пахло это все просто волшебно: вкусной свежей едой, домашней. Определенно, некоторые плюсы в этом мире были. Еда, например.

У меня совершенно неприлично заурчало в животе. Я не ела со вчерашнего обеда, да и ела ли Ивари до этого — тоже большой вопрос. Няня Урсула упоминала, что та следила за фигурой и “стала совсем бледненькая” из-за постоянных голодовок.

Тонкость талии меня волновала мало, а вот силы понадобятся. Шестеро детей-волчат, которые мне не доверяют! Огромный запущенный дом!

Нет уж, мне нужна еда, а не обморочная хрупкость.

— Хлеб, сыр, масло, молоко… — перечисляла я. — Кто-нибудь знает, где стаканы?

Я обвела взглядом детей.

Тишина.

Это уже начинало угнетать, но я напомнила себе о том, что должна быть терпеливой.

— Вы истинная дракона, — сказал мальчик, глядя на меня исподлобья.

Я вздохнула. Утаить шило в мешке не вышло. Отпираться бессмысленно, ложь они сразу почуют.

— Да.

Черноволосая девочка в черном платье фыркнула, скрестив руки. Она по-прежнему стояла, не думая садиться. Смотрела она на меня с ненавистью.

— Ты хочешь что-то сказать? — спросила я.

— Да, — вздернула она подбородок.

“Тише! Мелли!” — прошипела вторая девочка, бросая на нее испуганный взгляд.

— Говори, — предложила я спокойным голосом. Они должны знать, что, что бы они не сказали, я не буду бросаться на них с кулаками. Я на их стороне. Ну, пока не начнут курить, прячась за конюшней, и пробовать в городе самогон.

— Вот все и выяснилось, — надменно проговорила девочка, глядя на меня с видом победительницы. — Вы говорили, что мы семья и это наш дом. А сами сейчас уедете и выйдете замуж за дракона! — торжествующе сказала она. — Я ведь говорила, вы все врете! Вы все врете!

Дети смотрели на нее большими глазами. Кажется, они были согласны, но смелости высказаться не хватало. Какие же они... запуганные. Я вздохнула и села на стул, чтобы не возвышаться над Мелли (Мелиссой? кажется, так ее называли до этого) и чтобы наши с ней взгляды оказались на одном уровне.

— Мелисса, — назвала я ее по имени. Девочка вздрогнула, как от удара, голубые глаза удивленно расширились. Не привыкла? А придется. — Мелисса. Я никуда не поеду. Я — такая же, как вы. И это в самом деле мой дом. Я говорила правду.

— Вы истинная дракона, — язвительно заявила Мелисса. Вот уж не думала, что в таком возрасте дети способны язвить. — Это другое. Вы всегда выше всех. Вам не надо тут оставаться, у вас будет много денег! Все, что вы захотите! И даже гора халвы, если попросите!

Она осеклась, я подавила улыбку. Гора халвы, надо же.

— Мне плевать на дракона, — терпеливо объяснила я ей. — И я не хочу становиться его женой. Я управляющая этим приютом, я неблагая, как и вы, и я остаюсь здесь. Я ведь обещала, что позабочусь о вас. И не собираюсь отказываться от своих слов и бросать вас одних.

Мелисса посмотрела на меня недоверчиво, как будто говорила: еще посмотрим!

Что ж, не все сразу.

— Давайте завтракать, — сказала я, вставая. — Кто знает, где стаканы?

Я подошла к кастрюле с несъедобной кашей Долорес, решительно захлопнула крышку и поставила ее под стол. Потом с этим разберусь.

— Стаканы? — повторила я. — Чистые тарелки?

Конечно, я могла бы и сама их найти (да я их видела! вон стоят в буфете!), но мне нужно было налаживать с детьми контакт.

— А что будем есть мы? — прошелестела русоволосая девочка, провожая кастрюлю взглядом.

У остальных выражения лиц тоже были странными и… обиженными?

Так.

Я что, вляпалась в очередное д... снова наткнулась на что-то нехорошее?

— Хлеб, — повторила я. — Сыр и масло. А запьем молоком. К обеду я постараюсь сообразить что-то посущественнее.

Если найду плиту, разберусь, как ей пользоваться, смогу купить продукты… От предстоящего количества дел голова шла кругом.

— Но это хорошая еда, — прошептала девочка упрямо, смотря при этом вниз. — Она для людей, для вас. А что для нас? Что мы будем есть?

Так.

Работы еще больше, чем я думала.

— Мы будем есть все вместе, — отрезала я. — Пойдем найдем тарелки.

И дурацкие стаканы!

От злости и обиды за детей меня потряхивало.

А ночью я узнала, что в приюте живут не только они пятеро.

Но и еще кое-кто намного более опасный.