День ярмарки неумолимо приближался. Вместе с ним приходили первые заморозки, прозрачная солнечная погода, клюква и облепиха.
В один из осенних дней я пришла за хлебом, а жена бакалейщика, которая как будто нарочно поджидала меня у лавки, не пустила меня даже на порог.
— Убирайся отсюда! — рявкнула она, замахиваясь на меня шваброй. — Я не мой тупоголовый муженек, я вас, уродов, терпеть здесь не буду!
— Вы не можете, — процедила я, — отказать мне в обслуживании. Это запрещено.
Ведь запрещено?
— Ха! Еще как могу! Брысь отсюда!
Я отошла, и удар швабры пришелся на дорогу. Я сжала кулаки.
— Отлично. Тогда я заявлю в полицию.
— Заявляй! — кивая мне за спину, рявкнула она. — Ты и твои уроды здесь шляетесь — а у меня потом деньги из кассы пропадают!
— Что? Да что ты несешь?!
Я обернулась — и увидела только двух полицейских. Они стояли через дорогу от нас, но старательно делали вид, что ничего не замечают. У одного из них, тощего и сутулого, под ногтями я увидела черные полосы, которые могла бы оставить сажа.
И ночью кто-то с факелами снова ходил возле нашего дома и снова ушел ни с чем… Могло ли это быть совпадением?
— Убирайся отсюда! — победно заявила жена бакалейщика, ее мучнисто-белое лицо посерело от волнения.
Полицейские смерили меня презрительным взглядом — и отвернулись.
Что ж.
Выпрямив спину, я кивнула и шагнула в сторону от бакалеи. С больными связываться — себе дороже, но во имя всего святого, где же нам теперь брать хлеб?
Я ушла уже довольно далеко от лавки, погрузившись в свои мысли, когда вдруг услышала чей-то голос.
— Леди! Леди! Леди Иви!
Обернувшись, я увидела, что за мной бежит какая-то женщина с двумя буханками хлеба в руках. У нее были кудрявые темные волосы и челка, которая почти закрывала глаза.
— Возьмите! — запыхавшись, выпалила она. — А на идиотку эту — наплюйте! Придет Сван, я ему все расскажу, как его жена клиентов отгоняет, дурища! Да вы берите, берите!
— Что вы… Спасибо! — Я так растрогалась и растерялась, что едва не уронила хлеб. — Спасибо! Сколько я вам… — Как будто я не в курсе, сколько стоит хлеб! — Сейчас я отдам вам деньги, секунду!
— Не надо, не надо! — замахала руками женщина. — Если честно… — Она понизила голос. — Я давно хотела к вам подойти, но стеснялась. Вы такая… такая молодец! И дети у вас чудесные — у нас рассказывали про тот приют всякие ужасы, Долорес особенно, а посмотришь — обычные ребятишки! Шкодливые, так какие ж дети не шкодят? А ваши молодцы, воспитанные! У нас яблоня растет ветками на улицу — так ваши единственные, кто спросил, можно ли сорвать! Чудо, а не детки! Ой. А давайте я вам яблок дам? Пойдемте, у меня много в этом году! Возьмете?
— Не на… — начала я, но, увидев взволнованное и участливое выражение лица женщины, поправилась: — Да, спасибо! Спасибо!
Она оказалась соседкой Эммы и тех самых людей, которым Лили помогла снять кольцо с ветки дерева.
— Вы еще заходите за яблоками, если надо! У нас их тут — на целый город! — засмеялась она, нагружая меня уже вторым мешком.
Теперь проблемой было это все дотащить.
— А хлеб — я могу вам покупать! Хотите — завтра утром принесу? Мне несложно!
— Лучше просто заходите в гости, — улыбнулась я.
Позже, добравшись до дома Аба и пройдя через фейс-контроль его вечно недовольной домработницы, я сразу спросила, остановившись на пороге его кабинета:
— Аб, тебе яблоки нужны? У нас тут образовался избыток.
— Иви! — удивленно оторвался он от какой-то угрожающей книги. — Ты как всегда… Ну хорошо хоть в этот раз…
— И мне нужен твой совет, — виновато перебила я, пока Аб не закончил радоваться тому, что я в кои-то веки пришла просто поболтать.
Он вздохнул, пригладил седые волосы так, чтобы не было видно намечающейся на затылке лысины, и еще раз вздохнул.
— Яблочко? — робко предложила я.
Аб вздохнул в третий раз. Да уж… испортила я ему спокойную размеренную жизнь.
— Давай сразу к делу.
— Мне могут отказать в обслуживании в магазине? — выпалила я.
Раньше, чем я договорила, я поняла по лицу Аба — да, могут. Видимо, законы в этом мире были другими.
Хуже всего было то, что спустя два дня манеру закрывать лавки от неблагих переняла половина магазинов города.
Даже придумали специальные зеленые флажки, которые вывешивали над дверьми — они означали, что нам в таких лавках ничего не продадут.
Мы не могли больше прийти к молочнику, в бакалею и даже к портнихе, которая всегда хорошо к нам относилась!
— Но… — растерялась я. — Мередит, но как же…
А кто мне будет шить “плащ тьмы” и все остальные костюмы для детей — список Мелисса написала внушительный!
А одежда на зиму?
А…
— Леди Иви, вы знаете… Я не могу просто! Не справляюсь — и вообще! Просто… — портниха осеклась, на ее испещренном морщинами лице появилось виноватое выражение.
Я нахмурилась.
— Мередит, что происходит? Почему ты больше не можешь шить для нас? — выпалила я, зло подцепив рукой зеленый флаг.
— Я же объяснила! — заломила руки она. — Дело в том, что…
— А теперь правду. Я ее заслужила, Мередит! Что за… дичь?!
Любимое словечко Юджина подходило здесь как нельзя лучше.
— Ох… — Мередит скукожилась, бросила быстрый взгляд по сторонам и наклонилась ко мне. — Видишь ли, ко мне заходили люди… опасные люди! И они… скажем так, намекнули, чтобы я…
Она осеклась и снова опасливо огляделась.
Чтоб его.
— Кто к тебе заходил? Полицейские? Люди мэра?! Или шайка Долорес?
— Я не могу сказать! Прости! Это просто…
Мередит, с которой мы почти подружились, захлопнула дверь перед моим носом. Несколько секунд я просто смотрела перед собой, собираясь с силами, а потом дверь приоткрылась:
— Приходи ночью к моему дому! — выпалила Мередит. — Скажешь, что тебе надо, я сошью. Только никому!
И дверь снова захлопнулась.
С мэром, этим жирным боровом, я отправилась поговорить в тот же день. В сопровождении Аба и генерала Реннера, который, услышав о зеленых флажках, запретил кому-то из приютских находиться в городе без его сопровождения.
Исключение делалось только для Лили, которой можно было быть у “бабуськи” Эммы. Но только если генерал Реннер ее туда отводит и забирает обратно! Я подумала, что что-то в этом драконе есть... от наседки. Хотя мне было намного спокойнее жить, зная, что он, в случае чего, сможет защитить детей.
— Ну Иви, — блеял мэр, бегая глазками из угла в угол. — Что же я могу сделать? Я ведь не могу принудить торговцев торговать? Это вне моей власти, вам нужно обратиться в столичное управление…
— Куда-куда мне нужно обратиться? — переспросил генерал Реннер. — Повтори! Куда?
Он шагнул вперед, и я мигом встала между ним и мэром. Подраться всегда успеем.
Мэр откашлялся, и вдруг приосанился. Провел мягкими толстыми пальцами по гладкой поверхности стола, поднял взгляд:
— Видите ли, ввиду сложившейся ситуации… Это беспрецедентный случай — когда неблагие, еще и, хм, организованной группой, собрались участвовать в ярмарке. Нет ничего удивительного в том, что горожане чувствуют себя… не в безопасности. Как мэр я обязан стоять на страже интересов всех, кто живет в моем городе, однако, с учетом обстоятельств…
— Каких? — перебила я.
Могла бы — зарычала бы, ей-Богу!
— Леди, вы, как всегда, исключительно недальновидны. Ввиду того, что дети, находящиеся на содержании в приюте, опасны…
— Кто вам это сказал? Эта су…. хм, Долорес?
— Вам не стоит так отзываться о члене городского правления, леди!
— Городского правления? — выступил вперед Аб. Голос его трясся от злости. — Это с каких же пор эта сука — нет, не нужно закрывать мне рот! — член городского правления? Что-то я не помню того, чтобы ее избирали!
— Это потому, — пропел мэр, — что общим решением правления вы со вчерашнего дня исключены из состава вышеуказанного органа.
Он протянул Абу исписанную бумагу, которую тот принял дрогнувшей рукой. В сердце у меня кольнуло. Я знала, как Абу важна должность в правлении. Как он старался использовать доставшуюся ему власть во благо, выбить деньги на починку дороги, или на лекарства, или на помощь одинокой старухе, — и как, больно ему сейчас это терять.
На лице мэра Освальда расплылась довольная улыбка.
— А теперь со мной поговори, — задвинул меня себе за спину генерал Реннер. — Что ты там только что сказал про “опасны”? Повтори, давай! Завтра же, чтобы ни одного флажка на улице не осталось, иначе…
— Но я не могу отказывать горожанам в самоопределении! — испуганно заверещал мэр. — У меня нет такой власти! Это было их решение, и даже если вы сейчас меня убьете, господин дракон…
— Что я говорил о том, чтобы ты не употреблял это слово? — обманчиво ласково спросил генерал Реннер. — И чем я тебе угрожал, если ты обещание нарушишь?
С довольного лица мэра сошли все краски.
Тот разговор с ним ничего не дал, кроме того, что лицо мэра Освальда, когда мы уходили, было болотно-землистого цвета и совсем не таким довольным.
— Падаль! — ругался Аб. — Гнилая душонка, да чтоб его черви сожрали, да чтоб он прямиком в преисподнюю провалился, да чтоб…
— Пойдем лучше пить чай к нам, — вздохнула я. — Чему вы улыбаетесь, генерал Реннер?
— Мечтаю о том, как вернусь ночью и откручу ему голову, дорогая. Чтобы твои глаза этого не видели.
— Правильно! — поддержал Аб. — Совершенно правильно!
— Стоп! — меня так покоробили слова генерала Реннер, что я даже пропустила мимо ушей “дорогая”. — Никто никому ничего не будет откручивать!
— Да ты что? Предлагаешь мочаливо вынести все оскорбления? Весьма высоконравственно, но не мой способ существования.
Я сжала зубы.
— Если "неблагой", которым вы притворяетесь, убьет мэра — это поможет горожанам поверить в то, что рядом с неблагими можно жить спокойно? — Мой вопрос повис в воздухе и прозвучал, пожалуй, слишком высокопарно, так что я поспешила добавить: — Опять же, голову открутить никогда не поздно. Прибережем на крайний случай, раз уж есть такая возможность.
Генерал Реннер нахмурился, а потом расхохотался, запрокинув голову.
— Иви, я тебя обожаю, — заявил он.
До сих пор я ни разу не видела на его лице такого открытого выражения, так что растерялась и ничего не ответила. И вообще — что за “обожаю”?
***
Утром за день до ярмарки я проснулась, как на иголках. Спустилась вниз, привычно вышла во двор, чтобы осмотреться, и замерла. На границе купола, на дорожке, что-то лежало, какие-то… свертки, корзины.
Только бы не опять какая-нибудь пакость!
Я поспешила вперед: нужно убрать, пока дети ничего не увидели. Но, подойдя вплотную к сверткам, я замерла.
Это же… лучше всего это описывалось словом “гостинцы”.
Корзины с яблоками и пирожками — чудо, что их не растаскали звери! Должно быть, их оставили здесь совсем недавно, ранним утром. А еще… свернутые отрезы ткани, целая пачка теплых вязанных носочков разных размеров, сыры и стеклянные бутылки молока, приличных размеров кусок буженины, еще какие-то свертки, тканевые и бумажные.
Да мы на этих запасах год можем жить!
Видимо, некоторые горожане в обход "опасных" людей таким образом решили проявить к нам симпатию. Нужно было тащить это все в дом — а я стояла, как дурочка, и вытирала слезы.
День ярмарки наступил слишком быстро. Стоит ли говорить, что ночью накануне я не сомкнула глаз? Я тренировалась создавать щиты во дворе. До самого рассвета, до того момента, как генерал Реннер ни сказал:
— Иви. Хватит. Тебе нужно отдохнуть. А лучше поесть и уже потом отдохнуть.
Я дернулась — и щит, который я почти успела сотворить, растаял в предрассветной дымке.
Давно он за мной подсматривает?!
От злости внутри все вспыхнуло.
— Ну вот! — обвиняюще воскликнула я. — Что вы наделали! У меня же только-только начало получаться!
Я зло ткнула в него пальцем — и почувствовала, что еще немного, и я ударю по нему магией.
— Прекрати, — спокойно ответил он. — Иди спать.
Генерал Реннер стоял, прислонившись плечом к стволу дерева, и смотрел на меня. Спокойно! Абсолютно.
Да пошел он!
— Да пошли бы вы! — рявкнула я вслух. — Вы еще будете мне указывать, что делать? — Я подлетела вплотную к нему и впилась взглядом в спокойные светло-карие глаза, сейчас — обычные, не драконьи. — Или… О, я поняла, в чем дело! Дело в моей магии, да? Вам отвратительно видеть, что я, неблагая…
— Иви…
— Нет, я закончу! Вы с самого начала ненавидели этих детей и меня тоже! Всех неблагих! Убеждали, что мы опасны, что нас надо держать на цепи, как бешеных собак! Ходили по дому, как дознаватель, вынюхивали, притворялись своим — а сейчас решили сбросить маску?
Он сжал зубы, как будто пытался сдержать рвущиеся наружу слова, — но я замолкать в любом случае не собиралась.
— Сейчас вы запрещаете мне колдовать — а что дальше? Нацепите на рукав зеленую повязку, как эти идиоты из города? Почему вы молчите?
Я замахнулась, и генерал Реннер удержал мою руку раньше, чем я успела залепить ему пощечину.
— Иви. Успокойся. Я хочу, чтобы ты поспала.
Я попыталась вырваться, и он рявкнул:
— Да чтоб тебя, думаешь, детям сейчас нужны твои истерики? Ты их только напугаешь, если не возьмешь себя в руки!
Между нами повисла тишина, а затем я отступила. Генерал Реннер буравил меня тяжелым взглядом, от которого хотелось съежиться. Перед глазами все поплыло, я вытерла их тыльной стороной ладони.
— Простите, — с усилием произнесла я. — Я не должна была срывать на вас злость. Просто…
— Просто ты не спала три дня, и все это время по ночам учишься ставить барьеры. Если бы хоть у одного из моих солдат было такое рвение к службе — он бы уже потеснил меня на посту генерала.
Его голос звучал спокойно. Не сердится? Воздух вокруг был серым, небо — немного розовым на востоке.
Мы стояли друг напротив друга и не двигались. У моих ног в траве прятался фонарь, покрывалась утренней корочкой льда вода в ведрах. Я до сих пор не видела собственные барьеры — генерал Реннер говорил, что это ненормально, и я должна их видеть.
— А вдруг я не смогу их защитить? — вырвалось у меня. — А вдруг… случится что-то страшное?
Не знаю, какого я ожидала ответа, но генерал Реннер вдруг фыркнул, а потом расхохотался в голос.
— Что-то страшное? А я вам что, для украшения? Или полы мыть?
— Но…
— Иди отдыхать, Иви.
— Но дети…
— У тебя осталось часа четыре до завтрака. Ты уверена, что хочешь потратить их на болтовню? Или все-таки успокоишься и попробуешь поспать?
— А вдруг у меня не получится поставить барьер, а кто-то попытается… — Я тряхнула головой. — Ты прав. Я… — Я вдруг почувствовала, что от недосыпа и в самом деле кружится голова. И когда я ела в последний раз?
Сделав несколько шагов вперед, я споткнулась буквально на ровном месте — генерал Реннер поддержал меня под локоть. Снова. Отлично, это, видимо, вместо обморока.
Что вот со мной происходит? Окончательно превращаюсь в кисейную барышню?! Еще и истерику закатила — ну точно превращаюсь! Возьми себя в руки, Иви Хантер!
— Спасибо. Доброй ночи. Утра. В смысле… до встречи. До свидания. Оревуар.
Идиотка.
С трудом преодолевая желание ударить ладонью по лицу, я поспешила к дому. Чем дальше в лес — тем меньше у меня мозгов. Поспать. Да. Поспать — это хорошая идея.
— Ты постоянно забываешь о том, что ты не одна, — прозвучало у меня за спиной, так что я снова споткнулась.
Вы не помогаете, генерал Реннер!
***
Мне в самом деле удалось уснуть — впервые за несколько дней. Проснулась я от детского крика у меня под дверью.
— Леди Иви-и-и! Я не могу надеть штаны-ы-ы!
Дерек.
— Ив-и-и-и!
— А ну тихо! — напустилась на него Бетти. — Тебе же говорили — дай леди Иви поспать!
— Но у меня лапа-а-а! Они не сходя-я-ятся-я-я! А где А-ла-а-ан!
Вздохнув, я накрыла ухо подушкой и зажмурилась.
Вот честное слово, иногда я даже скучала по временам, когда дети были чуть более… запуганными.
Ужасные мысли.
Из-за них меня ждет в аду отдельный котел.
— Леди Иви! — раздался у моей двери возмущенный голос Мелиссы. — Леди Иви, я ведь просила — черный плащ тьмы! А он — темно-синий! С блеском! Я не могу ставить спектакль в такой обстановке! Мы все отменяем!
Нет, я однозначно скучаю. Хотя Мелисса и тогда была исключительной занозой, ничто эту девчонку не берет.
Вздохнув и сжав тяжелую от недосыпа голову, я встала с кровати, кое-как надела платье и поплелась в ванную.
— Леди Иви! — обрадовались дети хором, когда я вышла.
Дерек был виверной ниже пояса, даже хвост остался на месте, — должно быть, от волнения. С ним уже несколько недель не случалось таких неприятностей.
— Леди Иви!
— Иви!
— Это же невыносимо!
— Тише! Никаких вопросов до того, как я приму ванную!
— Но…
— Никаких! Цыц!
Пользуясь их растерянностью, я сбежала вперед по коридору — умываться и приводить себя в порядок.
Привычная утренняя перепалка, как ни странно, слегка меня успокоила. Как будто все было в порядке, как обычно. Подумаешь, ярмарка!
Но стоило мне спуститься вниз, как эта иллюзия тут же рассеялась.
В коридоре стояли сумки с “реквизитом”, нервная Мелисса мерила шагами пол, комкая темно-синюю ткань. С блеском. И бумаги. С пьесой.
— Иви! Наконец-то! Ты посмотри на это, в комнате не было видно, а сейчас я заметила — он не черный, а темно-синий! Это же кошмар! Как с таким выступать?! Он ведь — плащ тьмы!
— Для начала позавтракать, — подошла я и погладила ее по голове. — А потом мы что-нибудь придумаем. Пойдем, нам скоро пора уже будет выходить на ярмарку.
Аб говорил, что праздник середины осени начинают обычно отмечать с самого утра. На главной площади развешивают флажки, ставят лотки с вином, чаем и уличной едой вроде яблок в карамели и хрустящих крекеров, в центре — размещают сцену.
Ярмарка талантов, конкурс, который длится весь день и прерывается выступлением городского оркестра, речью мэра и прочими интересными вещами, становится главным развлечением.
Я уже знала, что выступать мы будем пятыми — получила вчера номер в мэрии, у той самой женщины с мышиными волосами, которая шепнула: “Удачи”. Так тихо, что я подумала — мне послышалось.
Номер каждый участник получал случайным образом, и Аб сказал, что пятый — лучше всего.
“Ярмарка начнется в полдень, — объяснил он. — Пока все соберутся — не увидят самых первых. Больше всего народу будет часам к двум — как раз когда вы будете выступать. А потом, к ночи — уже вообще можно на сцену не выходить. Кто напился, кто ушел. Пятыми — лучше всего”.
Что ж. Видимо, номера присваивали в самом деле случайно. Я решила считать, что это хороший знак, — и потянула Мелиссу на кухню.
— Леди Иви, — вдруг замерла она и бросила на меня опасливый взгляд.
Сердце ухнуло в пятки. Дело плохо. Что могло испугать Мелиссу, которая, кажется, сделана из камня?
— Что такое? Мелли? Ну?
Я обеспокоенно нахмурилась.
— Леди Иви, — робко позвала она, — а мы сможем прийти на ярмарку… немного раньше?
— Зачем?
Мелисса опустила взгляд и пробормотала:
— Там наверняка будут сахарные петушки с изюмом… Может, мы сможем такие купить? Родители обычно покупали, если мы… шли куда-то. Или… Нет, забудьте, что за ерунду я несу! Нужно еще раз прогнать все от начала до конца. Где остальные? Это важно, а они там чаи распивают!
Вытерев рукой лицо и покрепче сжав исписанные страницы пьесы, она шагнула к кухне.
— Купим, — погладила я ее по голове. — Купим обязательно.
На секунду Мелисса замерла, а потом, закусив удила, все равно рванула на кухню.
Остальные дети уже сидели за столом и уплетали приготовленную Урсулой кашу.
Я старательно отвела взгляд от высокой фигуры генерала Реннера, который пил кофе, глядя в окно.
— Леди Иви! — обрадовался Юджин. — Наконец-то вы проснулись!
— Леди Иви! — обернулась Бетти. — А можно мы прямо сейчас в город пойдем?
Я замерла. По правде говоря, я надеялась, что мы пробудем там как можно меньше времени. Придем на выступление — и уйдем с него же.
— Там будет карусель! Правда же будет, правда? А нам можно будет на ней покататься? — Дерек сделал умоляющие глазки и посмотрел почему-то на генерала Реннера.
— И яблоки в карамели!
— И сахарные петушки!
— И тир!
— Ну пожалуйста!
На меня уставились шесть пар умоляющих детских глаз разной степени необычности.
— Пож-та, — тихо-тихо сказала Софи и тут же поджала крылышки.
Ох, ну и… что мне ответить?!
Я подняла растерянный взгляд на генерала Реннера — но тот только пожал плечами и отпил еще кофе. Отлично. Как не надо — так первый командовать. А как надо…
Пока я размышляла, входная дверь хлопнула, и услышала голос Аба:
— Кто здесь собирается сегодня порвать сцену?! И кому за это полагается торт?
— Аб! Аб пришел, Аб! — наперебой закричали дети и повскакивали с мест, и только Лили зрила в корень:
— Тор-р-рт! Тор-р-рт!
Спрыгнув с коленей Юджина, она рванула в холл. Остальные дети последовали ее примеру. Впервые, конечно, вижу, чтобы дети не боялись врача — а совсем наоборот.
Я беспомощно обернулась на няню Урсулу. Может, хоть она поможет?
— Ну что ты растерялась, ласточка? — спросила она, вытирая руки краем фартука. — Они с самого утра как на иголках, пусть бы их? Раз в год можно и сладостями объесться, и деньги на ветер спустить. Один раз живем!
— Но… а вдруг что-то…
— А вдруг булыжник на голову? — отпарировала Урсула. — А молния в темечко? Что ж теперь, всего на свете бояться? А генерал-то нам на что? Да и, ты уж прости, детки у нас совсем не обычные. Таких еще попробуй обидеть! А ну выше нос! Я разве тебя такой растила? Разве ж моя ласточка чего боится?
Я открыла рот, чтобы начать спорить, а потом закрыла и улыбнулась. Окинула взглядом сухую фигуру няни Урсулы, седые волосы, испещренное морщинами лицо, простое платье из серой ткани и крупные руки, которые все эти месяцы готовили еду, заплетали косы, утешали, давали профилактические подзатыльники, штопали, гладили, подметали…
— Мне кажется, я за все это время так толком и не сказала тебе спасибо.
— Каждый день говоришь, ласточка, да ты никак перегрелась сегодня! — отмахнулась Урсула. — А деньги ты мне платишь — разве ж не считается?
— Я имею в виду… Ты знаешь. За то, что приняла этих детей. Спасибо.
— Да как ж иначе, ласточка? Дети же! И, — она замялась, — это тебе спасибо. Я бы так всю жизнь неблагих и боялась, если бы…
— Леди Иви, торт вишневый! — истошно завопил Дерек. — А нам его можно?!
Я поморщилась, потому что показалось — у меня вот-вот вылетят барабанные перепонки.
— Идем, — подошел ближе генерал Реннер. — Иначе они сейчас лопнут, не дождавшись торта.
Когда мы вышли в холл, дети окружили Аба — в неизменном котелке, но без саквояжа. Вместо него в руках был торт с белым кремом по бокам и вишней наверху.
— Аб! — обрадовалась я. — Хорошо что ты зашел, у нас как раз…
— Не смей заставлять меня работать в такой день! Сорванцы, я вижу, здоровы… Здоровы же?
— Да! — откликнулись дети нестройным хором.
— Вот! А остальное меня не волнует! Сейчас пойдем есть торт. Но сначала дети тебе хотят кое-что сказать. Да, дети?
Аб обвел их всех взглядом.
Сердце рухнуло в пятки.
Что случилось?
— Что надо сказать Иви?
Да не тяните уже.
— Спасибо! — послушно выпалил Дерек, а за ним подхватили остальные.
— Спасибо!
— Спасибо!
— Си-бо, — последнее, едва слышный шелест, принадлежал Софи, которая потихоньку начинала говорить.
— Спасибо, что ты у нас есть! — радостно выпалила Лили и взорвалась десятком разлетевшихся по воздуху огоньков.
Я моргнула.
— Ответь что-нибудь, — прошипел мне в ухо генерал Реннер, — Аб их к этому неделю готовил. Рассказывал детям, как тебя надо беречь и не волновать по пустякам.
Что?! Так вот, почему до сегодняшнего дня все были такими тихими…
— Спасибо! — отмерла я. — Я тоже… тоже рада, что вы у меня есть.
Не разреветься бы еще. Вот черт, разревелась.
Ну хоть не всхлипывать!
Да твою же мать…
Я вытерла лицо рукой и улыбнулась.
— Вот так-то! — удовлетворенно сказал Аб. — А теперь пойдемте есть торт.
— Ура, торт! Пойдемте! Пойдемте!
— Подождите! — выпалила вдруг Бетти и отчаянно покраснела. — Я хотела… В общем… Это вам!
Она подбежала вперед, остановилась напротив меня и неожиданно нырнула мне за спину. Остановилась перед генералом Реннером и уставилась на него.
— Что случилось? — нахмурился он.
— Я хотела подарить вам… если вы… такое носите… но, наверное, не стоит…
На ладошке Бетти лежал браслет, сплетенный из чабреца, колосков мятлика и стеблей мяты. Мне кажется, я даже могла почувствовать прохладный запах.
— Что это? — вздернул брови генерал Реннер.
— Я всем нам такие сделала и подумала… может, вы тоже захотите… Он не вянет и совсем не мешает… И…
Бетти сникала с каждым словом.
— Ну и как я, по твоему, должен его надеть?
— Очень легко! Он растягивается! Сейчас…
Только у Бетти браслет из живых трав мог не только не вянуть, но еще и растягиваться. Спустя секунду он оказался на широком запястье генерала Реннера, и Бетти залепетала:
— Но, если вы хотите, я могу его снять! Понятно, конечно, что…
— Нет. Это… — генерал Реннер помолчал, разглядывая свою руку. — Приемлемо.
На секунду повисла тишина, а потом Дерек умоляюще спросил:
— А теперь-то будет торт?
У него заурчало в животе, и Аб засмеялся.
Шумная толпа детей потянула Аба на кухню, покачав головой, я направилась следом.
Успела только увидеть, как генерал Реннер аккуратно поправляет на запястье браслет.
Завтрак с тортом прошел в суматохе — а потом настала пора собираться на ярмарку, хоть я сама уже от души хотела запереть детей в доме и никуда не ходить.
— Идемте, идемте! — торопила Мелисса. — По дороге еще раз прогоним реплики. Дерек, ты помнишь, когда вступаешь?
— Я… до того, как свеча загорается?
— Нет, после! Сколько раз тебе говорить! Да что ж ты…
— Мелисса, сбавь обороты, — укорила я и принялась одеваться.
Дети в сопровождении няни Урсулы и Аба ускакали вперед, а я остановилась, глядя на свое отражение в запыленном (нужно помыть обязательно) окне.
На плечах — плащ, на голове — привычный платок, который прятал волосы.
“Да разве ж моя ласточка чего боится?”
Голос Урсулы в ушах прозвучал так громко, как будто она стояла рядом.
Зажмурившись, я сделала то, что давно хотела сделать: стянула платок с головы, позволив длинным золотистым волосам упасть на плечи. Ух, как легко! До сих пор я старалась не привлекать к себе внимания, а теперь...
— Ты самая красивая женщина из всех, кого я знаю, Иви Хантер.
От низкого голоса генерала Реннера я подпрыгнула и обернулась. Он стоял вплотную ко мне, так что я ничего не смогла сделать, когда он притянул меня к себе и поцеловал.
Колени тут же подкосились, внутри все взорвалось от жара, волнения и страха. Генерал Реннер положил ладонь мне на затылок, углубил поцелуй, так что перед глазами заплясали звезды.
Ох, кажется, я должна быть против.
Боже, как хорошо. Крепкие руки, ласковый поцелуй, объятия, которые не дают упасть, нежные пальцы в волосах.
— Иви-и-и! А Берт плюется-я-я! — раздался снаружи крик.
Мы с генералом Реннером отпрянули друг от друга. Я тяжело дышала, лицо горело. Кажется, у меня только что случился лучший поцелуй в жизни с мужчиной (драконом) в которого я влюблена буквально до звезд перед глазами.
И это совершенно, абсолютно ужасно!
— Генерал Реннер…
— Леди Иви-и-и! — прокричал кто-то из детей снаружи. — А вы где-е-е?!
— Генерал Реннер…
— Все потом, — перебил он. — Мы вернемся с ярмарки — и поговорим. Я должен многое тебе сказать. И за многое извиниться.
Опустив глаза, я кивнула.
Ты должен будешь извиниться перед бывшей женой — а я должна буду тебе во всем признаться и сказать, что между нами ничего не может быть.
Решительно сжав зубы, я вышла наружу.