Истинные (не) изменяют в марте (СИ)

Глава 10

Молнией добираюсь до центра города – посыльного все-таки удается догнать и убедить подвезти – но потом все равно долго хожу кругами вокруг нужного здания, пытаясь найти сначала вход, потом кабинет Петрикора Дагеля.

В кабинете Дагеля тесно и неуютно: маленькое окно, стол, стул для следователя и лавка, видимо, для подсудимых. Когда – с помощью уборщицы – мне все-таки удается до него дойти, выясняется, что следователь не ждал меня так рано.

Он спешно убирает со стола какие-то грязные чашки, хватает папку с документами и запирает ее в тяжелый сейф, после чего кивает мне на деревянную лавку.

С ужасом осматриваю ножные кандалы, и следователь усмехается:

– Не бойтесь. Это для тех, кто обвиняется в тяжких преступлениях. А у вас всего лишь мошенничество.

«Всего лишь»! А ничего, что за него меня могут отправить на каторгу?

Кажется, эта мысль все же читается на моем лице, потому что Петрикор Дагель принимается меня успокаивать. Даже чаю предлагает! Ну, прежде, чем приступить к допросу.

– Марианна, постарайтесь вспомнить вашу первая ночь с Реналем Аурусом, – звучит первый вопрос.

Ну ничего себе! Кажется, теперь я понимаю, зачем на скамье кандалы! Это чтобы допрашиваемые от шока не падали!

В светлых глазах следователя плещутся смешинки, когда я робко спрашиваю:

– А вас прямо все-все подробности интересуют, да?..

Так, сейчас главное, чтобы показывать не заставил! А потом еще и в суде воспроизводить!

Следователь хватает какие-то документы и кашляет, скрывая смех.

– Нет, интимные моменты не надо! – говорит он. – Просто по времени: как вы оказались в гостинице, что делали… нет, ну понятно, что, точнее, как…

– Прямо так, да?! – кажется, я тоже сейчас начну смеяться на нервной почве.

– Нет! – берет себя в руки следователь. – Постарайтесь не выходить за рамки приличий. Мне просто нужно знать порядок событий и время, чтобы проверить обстоятельства появления метки. И знаете ли вы что-нибудь о татуировочном деле.

Вздыхаю с облегчением, обнаружив, что следователь все-таки не хочет пикантных подробностей. А что касается татуировок, то мне известно о них до обидного мало. В памяти всплывает что-то про «татуаж на бровях», с которым можно перестараться и «стать похожим на Брежнева».

Понятия не имею, кто или что такое «Брежнев», но, видимо, что-то устрашающее.

Впрочем, это не так важно. Нужно собраться, потому что следователь ждет ответа.

Собраться – и вспомнить ту самую ночь, когда я впервые была с Реналем.

– Тем вечером мы ходили в цирк, – вспоминаю я. – Было представление с дрессированными собачками. Реналь говорил, что его медвежья сущность не очень воспринимает собак. Кошек – еще куда ни шло, а вот собак не очень. И что он пошел в этот цирк только ради меня.

Да. Ради меня. Путано рассказываю про цирк и про то, как я была счастлива, но слышать об этом Петрикору Дагелю, кажется, неприятно, и он просит меня «вернуться к делу».

Видимо, к делу лишения меня невинности.

– Хорошо-хорошо, – рассказываю я. – Цирк, как вы знаете, достаточно далеко от приюта. Мы задержались покормить собачек, а потом Реналь повел меня в гостиницу. Сказал, что приготовил сюрприз. Там был номер, украшенный цветами, вино, фрукты и…

… и страстные поцелуи Реналя, и его горячие руки, снимающие с меня платье, и…

– Можете без подробностей, – спешно говорит следователь. – В общем, вы вступили в интимную связь. Что было дальше? Вы пошли спать?

Хмурюсь, восстанавливая в памяти цепочку событий. Да, я действительно пошла спать, но не сразу. Сначала мне потребовалась ванная, а Реналь…

– К нему пришел портье, – вспоминаю я. – Сказал, что его ищут какие-то люди. Мужчина и женщина. Он резко ответил, что никого не ждет, но портье не отставал, и Реналю пришлось спуститься в холл. Потом он вернулся и сказал… сказал…

«Старые знакомые», – с отвращением произнес любимый. – «Увидели нас с тобой в цирке и явились спрашивать, все ли серьезно».

Я хотела выяснить, кто это, и что они хотели от Реналя, но он только отмахивался, и, расстроенный, тянулся за вином. Потом мы все допили, доели и легли спать.

А наутро я обнаружила у себя под грудью странный знак. Реналь нашел у себя точно такой же. Сказал, что это метка истинности, и мы теперь связаны с ним до конца жизни. И он немедленно расскажет об этом семье.

Вот тут непрошенные слезы подступают к моим глазам, и следователь предлагает платок.

И спрашивает:

– Вы можете вспомнить, кто из вас заснул первым?

– Реналь, – уверенно говорю я. – Помню, я еще лежала и смотрела на него. И проснулась я тоже раньше, по приютской привычке. Но не в шесть, как обычно, а в десять.

– А ночью вы не слышали ничего подозрительного? – вопрошает Петрикор Дагель, и я отмечаю странный блеск в его глазах.

Он что-то заподозрил? Думает, что те двое могли вернуться и… и что? Подделать нам метки? Но зачем?

Даже если это и так, я не помню абсолютно ничего!

– Не слышала. Но я всегда сплю очень крепко. Привыкла в сиротском приюте.

Проверено: я могу спать в одной комнате с двумя беспокойными шестилетками и котом, имеющим привычку вспоминать посреди ночи, что он не ел уже два часа. Матушка-настоятельница всегда восхищалась, а остальные попаданки завидовали.

Только доказать то, что я спала, а не набивала нам с Реналем татуировки, чтобы затащить его под венец, мне нечем. Могу только поклясться!

– На крови? – морщиться следователь. – Можете, конечно, но вы должны понимать, что процедура неприятная. Более того, опасная, поэтому подтребуется подписать, что вы отказываетесь от претензий. И еще, даже если вы ее пройдете, это не значит, что суд освободит вас от ответственности. В последние двести лет магия шагнула далеко вперед, клятву на крови научились обманывать. Поэтому судебная практика складывается таким образом, что результаты этой… процедуры не принимаются во внимание судами, если есть доказательства вины…

Пока он толкает речь, мои глаза становятся все больше и больше. Наконец, я не выдерживаю:

– Господин Петрикор! Если… если вы действительно можете проверить по моей крови, вру я или нет, так давайте! Я согласна! Я все подпишу!

Я вспоминаю, что действительно слышала… что-то. Кажется, Гейден Аурус… нет, не он, мы же не ведем с ним доверительных разговоров… да, это тетушка Гесса рассказывала, что он сутками пропадает в городской библиотеке, потому что должен кого-то такого осудить. Вроде бы обвиняемый в убийстве дал клятву на крови, что невиновен, но улики доказывают обратное. И моривилльский судья должен либо оправдать подсудимого, либо мотивировать приговор таким образом, чтобы вышестоящий королевский суд потом ни к чему не подкопался. Кажется, это было пару месяцев назад. Понятия не имею, как Гейден Аурус из этого выкручивался – ну, я тогда не особо интересовалась этими судебными делами. Ну, справился же как-то, раз его не выкинули из судей.

Ну что ж! Вот пусть теперь и со мной помучается! Тем более что других вариантов у меня все равно нет. Разве что искать эту странную парочку, крутившуюся рядом с Реналем.

– Господин Петрикор!..

Следователь отрывается от своих записей и запускает пятерню в светлые волосы. И энтузиазма на его лица не видно вот совсем никакого!

– Госпожа Марианна, – кашляет он. – Если вы настаиваете, я приглашу штатного колдуна и составлю протокол клятвы на крови. Но, уверяю вас, это действительно неприятная вещь, особенно для молодой девушки. И она не дает никаких гарантий. Как видите, даже Гейден Аурус не стал этого предлагать.

– Конечно, ему же потом решение суда писать! – тут уж я не могу удержаться. – Не хочет ночами в библиотеке сидеть! Ему проще отправить меня на каторгу и… все!

– Вовсе нет! – принимается спорить следователь. – Гейден и не сможет судить вас, дело же касается его племянника. Не помню, говорил я или нет, но избрать меру пресечения это еще полбеды. А на сам суд ему придется взять самоотвод и пригласить в Моривилль королевского судью.

– Нельзя сказать, что меня это огорчает!.. простите, – спохватываюсь я. – Но я настаиваю.

– Если будут другие улики, вас все равно осудят! – вскакивает Петрикор Дагель. – А если их не будет, оправдают! Эта процедура – страшный анахронизм! Мой прошлый подозреваемый чуть не умер во время изъятия крови, и его все равно осудили – оказалось, что он убил в состоянии аффекта!..

Светлые глаза Петрикора Дагеля мечут молнии – и я вдруг осознаю, что он стоит, упираясь ладонями в стол, и кричит на меня! Спасибо, что идиоткой не называет!

Сам следователь понимает это секунду спустя.

– Прошу прощения, – вздыхает он. – Если вы настаиваете, я, конечно, не могу вам отказать. Сейчас я позову адвоката и мага, а вы пока заполняйте документы. Сейчас я дам образцы.

Петрикор Дагель недовольно лохматит волосы и лезет в сейф. Медленно, словно рассчитывает, будто я передумаю.

А с чего бы я должна передумать? У меня появился хоть какой-то шанс оправдаться!

Спешно хватаю документы, начинаю заполнять их по образцам. Петрикор Дагель вздыхает, выводит меня за дверь – просит подождать в коридоре, пока он сходит за адвокатом и колдуном – но потом, ненадолго задумавшись, снова заходит к себе и… сует мне половинку плитки шоколада.

– Съешьте, – строго говорит следователь. – Прямо сейчас.

И уходит. Недоуменно пожав плечами, разворачиваю фольгу. Очень вкусно! Реналь тоже покупал мне шоколад, но темный, элитный и горький, а тут самая обычная плитка из ближайшей лавки, нежная и сладкая. Запить бы еще чаем, но ничего подобного, конечно, не предусмотрено.

Не меньше получаса я сижу в коридоре, пока Петрикор Дагель ищет колдуна и адвоката. Последний тут же накидывается на меня с расспросами – точно ли я согласна на процедуру, понимаю ли последствия, не оказывали ли на меня давления.

– Только отговаривали, – отвечаю я. – И да, я уверена. Простите, думала, встречусь с вами только на последнем суде, но оказалось, что вы понадобились раньше.

– Ничего страшного, – хмурится адвокат, крупный седой мужчина.

Кажется, он разделяет скепсис Петрикора Дагеля, но хотя бы не озвучивает это вслух. Зато следователь еще как озвучивает – но все уже решено.

Меня отводят в комнату дежурного колдуна и… заставляют лечь на скамью. Точно такую же, как в кабинете следователя, но пошире. Примерно как тюремные нары по ширине.

– В кабинете штатного врача ремонт, – говорит маг.

Впрочем, врач все равно скоро появляется, и назвать его довольным никак нельзя.

Потом колдун просит вытянуть ногу, фиксирует ее кандалами. То же самое проделывает с другой ногой. А для рук у него, оказывается, приготовлены мягкие, но прочные путы. Тем временем врач приносит и устанавливает рядом какой-то устрашающий треножник… с капельницей?

Нет, это небольшой хрустальный сосуд, по виду скорее не капельница, а, наоборот, «высасывательница».

От вида этого жуткого агрегата меня начинает трясти.

Господин Дагель смотрит, как меня привязывают к скамейке, и недовольно качает головой.

– Я не передумаю, – шепчу я одними губами, пока врач протирает мне руку и находит венку. Или артерию, не знаю.

А потом… потом мне отворяют кровь, и я откидываюсь на скамейке, пытаясь бороться с нахлынувшей дурнотой.

Кровь капает, наполняя хрустальный сосуд. На вид туда можно два стакана залить, не меньше.

– А теперь, госпожа Марианна, клянитесь…

Мне суют под нос текст клятвы, и я зачитываю вслух.

А кровь капает.

Мне задают вопросы.

А кровь капает.

Я отвечаю, следователь качает головой, колдун хмурится.

А кровь капает.

Врач отодвигает адвоката и щупает мне пульс на другой руке, заглядывает в зрачки.

А кровь капает.

Петрикор Дагель составляет какие-то документы.

А кровь капает.

Мне суют их на подпись, снова что-то спрашивает.

А кровь капает.

«Все, все, заканчиваем», – торопливо говорит колдун. – «Отвязывай ее».

Сильные руки хватают мое запястье, вытаскивают иголку. Перед глазами мелькает встревоженное лицо Петрикора Дагеля с закушенными губами.

А потом кровь перестает капать.

И я падаю во тьму.