…танец заканчивается тем, что незнакомец в маске прижимает меня к стене. Люди куда-то исчезли, но мне не страшно. Запрокидываю голову и тянусь к чувственным губам под маской.
Незнакомец в маске жадно прижимает меня к себе. Его пальцы запутываются у меня в волосах, не давая убрать голову. Вторая рука обнимает меня за плечи, прижимая к груди.
Слишком крепко.
Чужие губы касаются моих, и я не позволяю себе увлечься, но все-таки вскоре дыханье перехватывает, а ноги становятся ватными. Незнакомец хватает меня за талию, придерживая, и я чувствую жар от его ладоней.
Но почему жар?
Его руки должны быть прохладными, как… как у… не важно!
Теперь прикосновения кажутся неприятными, навязчивыми. Вырываюсь из хватки незнакомца и…
... и просыпаюсь в своей постели. Даже не в кабинете, какая жалость! В моей спальне отродясь не было ничего магического, так что, скорее всего, просто сон. Тем более что мне клятвенно обещали больше со мной не видеться и не писать. Ну-ну!..
На бал я в итоге отправляюсь в платье Анонима, а второе, красно-белое, прошу Джади отнести обратно Кейндагелю. Разумеется, не просто так, а с извинениями и предложениям никогда больше не делать такие подарки, потому как я не собираюсь их принимать.
Декабрь в этом году выдался морозным, так что поверх платье я надеваю дубленку, еще приютскую. Надеюсь, никто не будет возмущаться, что я не пришла в шубе? Впрочем, на должности хозяйки кошачьего приюта в принципе лучше ходить в дешевых дубленках, чем в шубе из подозрительного меха.
Бал, как и всегда, проходит в здании магистрата.
Надеваю легкие туфли, и, оставив дубленку и сапоги в гардеробе, иду в Колонный зал по знакомым коридорам и галереям. На всякий случай заглядываю в зимний сад – пусто! – и выхожу к танцующим.
Я опоздала к началу, и оркестр уже играет вальс, а пары кружатся в танце. Глаз выхватывает несколько знакомых лиц: вот мэр, вот Реналь с Виолеттой, вот Кейндагель – просочился, зараза! – вот папа Лиски танцует с матушкой-настоятельницей.
Решаю подойти поближе и выловить ее, как музыка стихнет. Как бы не так! Моего локтя вдруг касаются пальцы в перчатках. Аноним? Поворачиваюсь... и вздрагиваю.
Передо мной действительно Аноним, но на его губах нет и тени улыбки. И в глазах, глазах цвета стали и туч, слишком мало веселья и слишком много серьезности.
Настолько, что мне становится страшно.
– Все зашло слишком далеко, не так ли? – срывается с моих губ, когда он ведет меня в танце. – И вы больше не хотите меня видеть?
Помедлив, человек под маской кивает. Поднимает руку, и – уже с улыбкой! – проводит пальцами в перчатках по моей щеке, заводя за ухо прядь волос. Снова улыбается.
А потом музыка стихает, и Аноним с прощальным поклоном растворяется в толпе.
Ну и что? Интересно, считается ли это за самый последний раз? Или там будут еще самые-самые последние?
Я выдыхаю и иду искать матушку-настоятельницу. И еще мэра. Он попадается первым, и я увожу его из толпы знатных моривилльцев, чтобы обсудить странные поступки Кора Кейндагеля, заполучившего закладную на приютскую землю.
– Ухаживает за вами? – удивляется мэр, выслушав мой рассказ. – После всего? После того, как оскорблял вас и пытался шантажировать историей с кражей песка? Он либо держит вас за дуру, либо сам полный идиот!
– Знаете, меня это тоже очень интересует! – шепчу я, оглядываясь в поисках искомого Кейндагеля. – Джади предлагает попробовать притвориться, будто я принимаю его ухаживания, и выманить закладную, но, знаете, это какой-то водевиль.
– Я бы не советовал в это ввязываться, – серьезно говорит мэр. – Просто держитесь от этого типа подальше и ничего не подписывайте.
– Так и планирую, – шепчу я. – Но мне все равно кажется, что-то тут нечисто. Хотелось бы побольше узнать про этого Кейндагеля. Может, в магистрате есть информация? Или хотя бы переписка по поводу его претензий на приют?
– Информацию поищем, переписку дадим. Приходите через... ну, дня через два, госпожа Марианна. Я распоряжусь, чтобы все подготовили. А пока расскажите, как поживают ваши подопечные...
Отлично, мэр согласился! Какое-то время мы с ним обсуждаем кошек, потом расходимся.
Реналь тем временем выходит вперед. Он бережно ведет, придерживая за локоть, свою обожаемую Виолетту. У той, конечно же, самое развратное платье в этом зале: красное и открытое. Переслать ей, что ли, подарок Кейндагеля?
– Любовь моя, сегодня самый счастливый день моей жизни, – нежно произносит Реналь, опускаясь на одно колено перед своей обожаемой блондинкой, и люди расходятся в стороны, давая ему место.
Возлюбленная Реналя смущенно хихикает и одергивает подол. Выглядит это довольно мило... ну ладно, не мило, а вульгарно и неприятно.
Ничего, что касается Виолетты, не выглядит милым. Ничего!
– …день, когда я наконец-то могу предложить тебе руку и сердце!
Что?!
Да как он может?!
После всего, что было у нас, после нашей несостоявшейся свадьбы, посреди расследования... как, почему?!
– Да, дорогой, – щебечет Виолетта. – Я согласна!
Реналю протягивает к любимой руки... а мое сердце разбивается на куски. Почему, почему до сих пор так больно?! Видеть его не могу!
Оркестр снова играет вальс, а я бросаюсь бежать из зала. Глаза заволакивает пелена слез, и я бегу почти ощупью... пока, в двух шагах от выхода, меня не останавливает чья-то рука.
Вскидываю голову, смахиваю слезы с ресниц и...
– Вы?!