Истинные (не) изменяют в марте (СИ)

Глава 1

Первую брачную ночь я провожу в тюремной камере. Там холодно, мерзко и сыро.

Кажется, сначала меня приводят в участок и пытаются допрашивать. Следователь Петрикор Дагель, стройный сорокалетний мужчина с соломенными волосами, задает вопросы про метку, про знакомство с Реналем, спрашивает даже, нет ли у меня знакомых татуировщиков – но я никак не могу сосредоточиться и только плачу. Потом ко мне приводят штатного колдуна в черном балахоне. Он смотрит метку и выносит вердикт: фальшивка.

Впрочем, в этом никто и не сомневался. Но почему это всего лишь татуировка? Как получилось так, что печать нашей истинности стала обычным рисунком? А, может, она всегда была фальшивой?

Колдун не знает. Он осторожно произносит, что на сотню фальшивых меток нет-нет да и попадется настоящая, но утратившая силу.

– Истинные не изменяют, правда? – всхлипываю я, сидя на жестком стуле в допросной и пытаясь сфокусировать взгляд на соломенных волосах следователя. – Реналь сказал, что пытался проверить истинность... проверить меня и мою любовь, понимаете? Так, может, истинность исчезла из-за этой проверки?..

– Или вы просто нашли себе хорошего татуировщика и сделали нечто похожее на метку, – качает головой Дагель. – Не лгите мне, госпожа Марианна, я вижу вас насквозь.

Что он может видеть? Что после измены любимого мой мир раскололся на части?

Я пытаюсь объяснить, как любила Реналя, и как горько было увидеть его в объятиях другой, но из глаз снова текут слезы.

– У нее же истерика, – влезает колдун. – Оставьте ее в покое. Пусть посидит в холодной.

В итоге моривилльский следователь действительно решает отложить допрос до утра.

Я провожу ночь в одиночной камере – спасибо за это, я бы не выдержала чьего-то присутствия! Дрожу от холода, накрытая тонким одеялом поверх тюремной робы, но сон все равно приходит и утаскивает меня в ледяные объятия.

А утром меня снова ведут на допрос. Колдуна нет, следователь опять не один. Он занял железный стол, а на стуле в углу устроился господин Гейден Аурус, городской судья Моривилля и по совместительству дядя Реналя – и его глаза холодны как лед.

Впрочем, они были такими, сколько я его помню.

Ожидая допроса, я вспоминаю, что господин судья никогда не радовался моему браку с Реналем. Он считал, что я его дорогому племяннику не ровня. А если учесть, что из-за меня Реналь бросил назначенную невесту, то нет ничего удивительного в том, что Гейден Аурус мечтает закрыть меня в каталажку на максимально возможный срок.

– Госпожа Марианна, – вздыхает следователь. – Вы должны рассказать нам все с самого начала.

Что ж. Надо так надо.

Беру себя в руки и мысленно погружаюсь во вчерашний день.

В день, который я считала самым счастливым днем моей жизни.

***

Чуть раньше

– Мари, ты просто светишься! – ласково качает головой мать-настоятельница Эрмина, укладывая мои волосы в пышную свадебную прическу. – Только посмотри!

Бросаю взгляд в зеркало: изящное белое платье, темные волосы, сдержанный макияж и – на контрасте – сияющая улыбка.

Я выхожу замуж за любимого мужчину!

Нет, даже не так. Смотрю на настоятельницу и мысленно поправляюсь: я, Марианна, воспитанница главного сиротского приюта Моривилля, простая девушка без прошлого и будущего, выхожу замуж за Реналя, аристократа и племянника городского судьи. Так и надо говорить, да. И так сказала наша бухгалтерша, составляя письмо благотворителям с просьбой подсобить приюту с довольствием. «Мы должны достойно проводить в счастливый брак наш самый проблемный актив».

Без будущего – из-за того, что у меня нет ни образования, ни профессии. За два года жизни в приюте я научилась только тяжелому физическому труду на ниве хозяйства. И даже там моим главным достижением остается то, что я смогла отмыть приютского кота Мазута до несвойственного ему белого цвета. Разглядывая непривычно-белого и внезапно-пушистого кота, настоятельница приюта сказала, что никогда не забудет этот геройский поступок – но в резюме, увы, не напишешь «Марианна хорошо моет котов». Устраиваться в жизни придется по-другому.

Без прошлого – потому что два года назад меня нашли в главном городском парке Моривилля без сознания, без памяти о прошлом, без документов, без вещей, и, как сказал наш приютский сторож, без стыда и совести. Проще перечислить, что у меня было: серебряная цепочка с маленьким крестом, черная рубаха с коротким рукавом, обтягивающие штаны из кожи, тяжелые ботинки и комплект нижнего белья из серии «выгнать из борделя за разврат».

На рубахе был нарисован череп со странными письменами, поэтому сначала меня попытались определить к местным некромантам. Но тем удалось отбиться от сомнительного подарочка, заявив, что череп черепом, но крестик подозрительно намекает на храмовников. Поэтому рисковать результатами своего труда наши трепетные некроманты не хотят.

Храмовники тоже «потерю» в моем лице не признали, но, почесав бритые затылки, посоветовали мэру определить находку в сиротский приют. Тогда еще «попаданцы» не падали на головы местным чуть ли не каждый месяц, и никто не знал, что с ними делать. Да и само это слово не было в ходу, пока у девчонки в нашем приюте не всплыло в памяти, что вот, она «попаданка» из другого мира. И еще что-то про книги, но она не запомнила.

Маги стали разбираться и выяснили, что и я, и другие такие же «потеряшки» родом из других миров. Раньше это случалось редко, но теперь, похоже, в мироустройстве что-то разладилось, и попаданки стали сыпаться всем на головы с пугающей регулярностью.

Впрочем, проблемы с устройством чужого мира меня тогда не волновали. Все свободное время занимала подготовка к свадьбе с Реналем, моим возлюбленным.

И моим истинным.

***

Мы с Реналем познакомились полгода назад.

Приютский кот Мазут в тот день опять потерялся, и мы со сторожем обшаривали окрестности, пытаясь его найти. Я уже знала, что на кличку он отзывается, только когда голоден, и что искать его по описанию бесполезно: после купания Мазутик сохраняет первозданную белизну не дольше часа. Потом он непременно где-то изгваздается и станет или пыльно-серым, или черным, или с пятнами живописных цветов – в зависимости от того, во что влезет.

В какой-то момент под повозкой почудилось мяуканье, и я полезла туда. Схватив Мазута, я обнаружила, что он успел найти целую лужу своего, скажем так, тезки. Пачкаясь в вязкой вонючей жиже, я полезла обратно. И… вцепилась в протянутую руку молодого господина в дорогом костюме.

Так я и познакомилась с Реналем. Он проводил меня до приюта и почти помог отмыть орущего кота – в кульминационный момент его остановили внезапно появившиеся неотложные дела. Но я была не в обиде, потому что остальные приютские тоже исчезали примерно на стадии «Мазутик понял, что его будут мыть, и приготовился дорого продать свою жизнь».

Но на следующий день Реналь внезапно пришел ко мне с букетом цветов. Потом были ухаживания, поцелуи, подарки… и метка истинности, появившаяся под грудью – напротив сердца – после нашей первой ночи. Реналь оказался из семьи оборотней и обрел во мне свою истинную пару. И месяц назад он сделал мне предложение – к огромной радости всех приютских, уже отчаявшихся куда-то меня пристроить.

– Задумалась, Мари? – ласково окликает меня мать-настоятельница. – Прическа готова. А теперь сиди, я побрызгаю на тебя духами.

Послушно замираю в кресле, пока матушка Эрмина роется в своем кофре. Духи она носит с собой – несколько пузырьков сразу. Не удивлюсь, если для меня приготовлено что-то особенное.

Пшик – и меня окутывает душистое облако с ароматом абрикосового цвета и фруктов. Кажется, матушка специально заказала их к моей свадьбе – ну, ей только дай повод пополнить коллекцию духов. Даже и не скажешь, что она из храмовников, у них там вроде традиции аскетизма.

– Теперь иди, – напутствует настоятельница, не рискуя обнимать меня, чтобы не помять платье. – Кабинет господина Реналя направо, потом прямо по коридору и налево.

– А разве жених может видеть невесту до свадьбы? – уточняю я.

Матушка Эрмина расплывается в улыбке:

– Конечно! Он же сам сказал, чтобы ты зашла, когда мы закончим. Иди, дитя, сделай ему сюрприз. Думаю, он не ожидает, что мы так быстро управились.

В последний раз окидываю взглядом уютную комнату: обшитые досками светлые стены, окно, кровать, два кресла, трельяж с тремя зеркалам и туалетный столик, заставленный баночками. Надеюсь вернуться сюда уже законной женой. А, может, и нет, раз Реналь говорил, что ни за что не отпустит меня в отдельную спальню.

Сейчас его комната далеко, чуть ли не в соседнем крыле особняка. Но туда пока не надо – сейчас мой путь лежит в кабинет Реналя, а он в центральной части. За последние месяцы я была там сто раз. Там всегда много книг – впрочем, мой милый их не читает, это часть библиотеки его дяди, городского судьи – есть стол для письма, камин и несколько кресел, а еще можно распахнуть двери и выйти прямо в цветущий сад. Правда, открыть их получится только изнутри – если нужно зайти с улицы, придется воспользоваться центральным входом. Ну, или черным.

Так обустроил кабинет покойный отец Реналя, королевский прокурор Моривилля. Рассказывают, он был тем еще параноиком и вечно боялся, что на него нападут какие-то злоумышленники – поэтому и предусмотрел второй выход.

Боялся он, к сожалению, хоть и вечно, но плохо, потому что пять лет назад ему подсунули отравленное письмо.

А после смерти отца в этот кабинет переехал Реналь.

По пути в кабинет позволяю себе помечтать, что через какой-то час жених распахнет эти двери, возьмет меня под руку, и мы торжественно выйдем в сад, к сидящим за столами гостям. В беседке нас будет ждать представитель муниципалитета, который зарегистрирует брак. А потом…

Не успеваю додумать, что «потом» – подхожу к тяжелой деревянной двери и уже протягиваю руку, чтобы постучать… и слышу стон, переходящий в крик!

Что случилось? Кому-то плохо?

Без колебаний хватаю дверную ручку, влетаю в кабинет, чуть не запнувшись о порог.

В глаза бросаются белые свадебные штаны Реналя с кофейным пятном на коленке. Только лежат они почему-то на столе.

Секунду рассматриваю штаны, не рискуя поднять взгляд. В ушах затихают чужие стоны: женские, переходящие в крик, и мужские, срывающиеся в утробное рычание.

Наконец я поднимаю голову и вижу полуголого Реналя, держащего за лодыжки распростертую на столе пышногрудую блондинку с задранным до ушей платьем.

Немая сцена.

Жених молчит, а я все жду, когда он объяснит: скажет, что мне показалось. Или что его околдовали. Точно! Околдовала эта блондинка с пятым размером груди.

Сиськами колдует, не иначе.