Истинные (не) изменяют в марте (СИ)

Глава 4

В зал судебного заседания влетает настоятельница сиротского приюта с какими-то документами в руках. Матушка Эрмина взволнована, короткие полуседые волосы стоят дыбом, оранжевое платье помялось, а туфельки испачканы в пыли.

Споткнувшись о порог, настоятельница бросается к Гейдену Аурусу:

– Господин судья, я…

– Сядьте! – резко отвечает тот.

Настоятельница не из робких, но из-за окрика судьи она опускается на ближайшую скамейку – булочник галантно уступает ей место – и повторяет уже гораздо тише:

– Но я…

– Сядьте и не нарушайте порядок в суде, не то придется вас вывести!.. Суд избирает обвиняемой меру пресечения в виде подписки о невыезде, обеспеченной залогом!

Неужели матушка Эрмина все же успела? Но нет, кажется, она удивлена не меньше остальных.

В зале заседания начинаются волнения. Спокоен только следователь Петрикор Дагель, остальные взволнованно перешептываются и обсуждают случившееся. Кажется, население Моривилля уже приготовилось смотреть, как меня отправят за решетку, а тут такая неожиданность!

– Что?! – кажется, я слышу возглас Реналя. – Не может быть!

– Час назад лицо, пожелавшее остаться неизвестным, внесло на счет суда денежные средства в качестве залога, – хмуро поясняет судья всем любопытствующим сразу. – У суда нет оснований оставить обвиняемую содержаться под стражей. Госпожа Марианна, с этого дня и до конца следствия вы не имеете права выезжать из Моривилля и пригородов, не имеете права покидать свой дом после полуночи и обязаны являться…

– Но она может препятствовать следствию! – выкрикивает с места Реналь.

– Каким образом? – ледяным тоном уточняет у племянника Гейден Аурус.

Пожалуй, еще более ледяным, чем когда судья разговаривал со мной. Еще бы! Я же ничего не орала с места!

– Спрятать улики… соблазнить следователя…не знаю! – теряется мой жених.

Он разве не понял, что дядя не собирается ему подыгрывать?

А впрочем, это не имеет значения. Важно, что я сама поняла слишком много. Мысли о том, что это всего лишь проверка, кажутся глупыми и неуместными.

Впервые за время суда я поднимаю голову и смотрю в красивое лицо когда-то любимого человека. Реналь Аурус выглядит нервным и взволнованным. Пожалуй, он не волновался так даже вчера, когда я застукала его на блондинке.

Он что, боится, что я побегу рассказывать всем о его измене? Но как же это сделать, когда одни только воспоминания заставляют мое сердце сжиматься от боли?!

– Попрошу не превращать суд в балаган, – холодно говорит Гейден Аурус, и Реналь, сверкнув глазами, опускается на скамью. – Итак, госпожа Марианна, вы обязаны являться на допрос по каждому вызову следователя…

Судья еще долго зачитывает мне права и обязанности, да так, что горожане успевают заскучать. Ну и ладно, я, в самом деле, не собиралась никого развлекать.

– Заседание объявляется закрытым. Прошу всех покинуть зал. Госпожа Марианна, задержитесь, вам потребуется подписать кое-какие документы.

Киваю, не рискуя спорить с судьей. Почему-то кажется, что стоит нам остаться наедине, как Гейден Аурус превратится из стража закона в дядю моего бывшего жениха и начнет обвинять меня в измене.

Мимо моей клетки проходят довольные развлечением моривилльцы. Они переговариваются, обсуждая меня, измену и сорванную свадьбу. Краем уха слышу что-то про певичку и разорванную помолвку с неожиданным выводом: Реналя-де прокляли. Теперь он вообще ни на ком не сможет жениться – его везде будут подстерегать измены, травмы, ревнивые кавалеры избранниц и отказы у брачного алтаря.

Ага, как же! Видела я это проклятие. С пятым размером груди!

Одной из последних уходит настоятельница.

Остановившись у прутьев, она ласково говорит мне, что подождет в коридоре.

А вот Реналь проскакивает мимо клетки с такой скоростью, будто уверен, что любящий дядя непременно всыплет ему ремня за неподобающее поведение на суде.

Гейден Аурус провожает племянника хмурым и недовольным взглядом, а потом поворачивается ко мне.

Да не с пустыми руками, а с плотным бумажным конвертом:

– Вам известно, что это?

Мотаю головой.

– Да выйдете же вы оттуда, так совершенно невозможно разговаривать! – с раздражением произносит судья. – Вам известно, кто внес залог?

Снова мотаю головой, и, взяв себя в руки, отвечаю:

– Нет! Но клянусь, я не изменяла Реналю…

– Не желаю об этом слышать! – перебивает судья.

На подгибающихся ногах выхожу из клетки для подсудимых, и, пройдя мимо седого и выпрямившегося в струнку секретаря судебного заседания, хватаю протянутый судьей конверт.

Мелькнувшая мысль, что это чуть ли не самая короткая дистанция за все время знакомства с этим неприятным типом – а ведь он старался избегать меня даже когда я была невестой его племянника! – заставляет меня вздрогнуть и резко шагнуть назад.

Рассматриваю конверт: самый обычный, из тонкой светло-коричневой бумаги. Почтового штемпеля на нем нет, как и адреса, зато указано мое имя и стоит пометка «лично в руки».

– За час до судебного заседания мне передали конверт с банковским чеком о внесении залога, вот этим конвертом для вас и сопроводительным письмом от мецената, пожелавшего остаться анонимным. Вы не знаете, кто бы это мог быть? Нет? В любом случае, это просто возмутительно! – качает головой Гейден Аурус. – Использовать суд для передачи личной корреспонденции! Единственное, что меня утешает, это перспектива пополнить городской бюджет за счет вашего залога.

– Но ведь залог возвращается, если человек невиновен…

– Вот именно, – холодно произносит судья. – Всего хорошего, госпожа Марианна.

Мои щеки вспыхивают, дыхание перехватывает от обиды, но дядя Реналя уже не смотрит в мою сторону – берет со стола папку и выходит из зала.

– Лютует после вчерашнего, – сочувственно говорит мне секретарь. – Но не берите в голову. Господин Гейден терпеть не может, когда его личные интересы пересекаются с общественными. Он не станет специально вам пакостить.

Ага, как же! Пакостить, может и не станет, а давить и угрожать – запросто. Стоит только вспомнить вчерашний визит на мой допрос! А сегодняшнее представление? Гейден Аурус уже за час до суда знал, что за меня внесли залог, но все равно устроил этот цирк с опросом следователя.

Зачем? Хотел порадовать Реналя? Но ведь для бывшего жениха новость о залоге оказалась неожиданной. А, может, Гейден Аурус смолчал, чтобы проверить мою реакцию? Поди знай! Душа этого типа – потемки. За время брака с Реналем мне так и не удалось найти подход к его дяде. Единственный успех – это то, что пренебрежение к девчонке из сиротского приюта сменилось холодной вежливостью.

Теперь не осталось и вежливости.

Смущенно улыбаюсь секретарю и дрожащими пальцами открываю конверт. Надо бы тоже выйти в коридор, но я ужасно не хочу лишний раз натыкаться на моривилльского судью, поэтому решаю дать ему фору. Пусть отойдет подальше.

Достаю из конверта аккуратно сложенный лист плотной белой бумаги и читаю:

«Госпожа Марианна, это первое и последнее письмо, которое вы от меня получите.

Вчера я имел честь присутствовать на вашей свадьбе. Мне не понравилось то, что там произошло. Даже если вы действительно виноваты в том, в чем вас обвиняют, я считаю подобное обращение с женщиной недопустимым.

Сиротский приют не сможет собрать столько денег, чтобы внести за вас залог до суда, поэтому это сделаю я. Если вы не виновны, используйте это время, чтобы оправдаться, а если виновны – чтобы покаяться.

Я сегодня же возвращаюсь к себе и прошу не искать меня. Уверяю вас, это не принесет вам никакой пользы, а меня поставит в неловкое положение.

Возвращать деньги тоже не нужно. Если сумеете выкрутиться из этой истории, используйте их на благие дела.

Господин Аноним.

Постскриптум. Если моривилльский судья осмелится закрыть вас несмотря на залог, мэру придется искать нового кандидата на эту должность».

Ничего себе! Неудивительно, что Гейден Аурус так взбесился!

Хотя, конечно, он явно не открывал конверт – зная дядю Реналя, с него бы сталось отправить меня в каталажку назло Анониму. Просто чтобы неповадно было давить на суд!

– Идемте, госпожа Марианна, мне нужно закрыть зал, – подчеркнуто-вежливо произносит секретарь, пытаясь, видимо, сгладить этим омерзительное впечатление от манер своего начальника.

– Спасибо, – бормочу я, боком обходя пробираясь мимо. Тяну на себя дверь… и попадаю в пахнущие жасмином объятия матушки-настоятельницы:

– Мари! Я так волновалась! Мне только чудом – чудом! – удалось получить банковскую гарантию на твой залог! В Некробанке, остальные отказались! О, не спрашивай, что мне пришлось для этого заложить, тебе лучше не знать! А как я бежала! Я так боялась, что этот маньяк тебя уже посадил! А тут такая радость! Но не для всех, конечно, некроманты расстроятся.

С трудом выбираюсь из объятий и протягиваю настоятельнице письмо:

– Матушка Эрмина, взгляните!

Та садится на лавочку в коридоре, поправляет очки, пробегает письмо глазами и ахает:

– Ну надо же! А ты не знаешь, кто это может быть? За кого мне молиться в храме?

Пожимаю плечами: понятия не имею. Как писал Аноним? «Вчера я имел честь присутствовать на вашей свадьбе?». Было бы любопытно взглянуть на список гостей – стыдно признаться, но этим занимались тетки Реналя, и я понятия не имею, кого звали, а кого нет. Был ли там, например, следователь Петрикор Дагель, твердо уверенный в том, что меня выпустят под залог? А, может, тут приложил руку тот незнакомец в маске, который позвал меня танцевать на злополучном балу?

Так что вариантов много, даже слишком. Молитв настоятельницы на всех не напасешься. Разве что…

– Матушка Эрмина, а вы можете выпросить в храме лучи поноса для Реналя и его дяди?

– Который судья? – настоятельница деловито берет меня под локоть, и мы направляемся к лестнице. – Или второму, который живет в деревне, тоже?.. тьфу, Мари! Конечно же, я не буду просить понос! Разве что… о, господин мэр, какая встреча!

Я чуть ли не подпрыгиваю от неожиданности. Пока мы обсуждали Анонима и родственников Реналя, на лестнице нарисовался моривилльский мэр. Он как всегда в костюме, сияющей белизной рубашке и до блеска начищенных туфлях – и радостно бросается ко мне.

Пожалуй, даже чересчур радостно – учитывая, что он приятельствует с Гейденом Аурусом.

– Госпожа Марианна, а я ведь ждал вас внизу! Пойдемте со мной! Я должен вам кое о чем сообщить, – он бросает взгляд на матушку-настоятельницу и добавляет. – Наедине.