Голос Гейдена Ауруса – это точно не то, от чего я хочу просыпаться. Даже если он говорит приятные вещи:
– Спасибо, что вызвал меня, а не Реналя.
Вот это правильно. Кого я точно не хочу видеть и слышать, так это моего бывшего жениха. Даже его дядю можно как-нибудь потерпеть, если тот не будет угрожать каторгой.
– Не за что, Гейден, – слышу, как отвечает Петрикор Дагель.
Но что со мной? Откуда такая слабость, что я даже глаз не могу открыть? И вкус какого-то лекарства во рту? А, точно: ритуал.
Кажется, все прошло хорошо, и хотя бы следователь поверил в то, что я невиновна. И занес это в протокол! Как жаль, что это не поможет полностью снять обвинение, и нужны еще доказательства!
– Эту отвратительную, варварскую процедуру давно пора запретить, – говорит Гейден Аурус холодно и резко. – Как она? Что сказал врач?
– Маленькая упрямая мышка потеряла много крови, – вздыхает следователь. – Все хотела доказать – и мне, и тебе с Реналем. Я зафиксировал в протоколе: она говорит правду. Или, во всяком случае, сама в это верит.
– Мне все равно.
А судья, похоже, только расстроился. Еще бы. Тогда ведь получается, что его племянник – изменщик и врун!
Голоса стихают, и я снова соскальзываю в забытье. Просыпаюсь от того, что меня куда-то несут. Кажется, вниз и наружу. В повозку?
На моем лице пляшут солнечные лучи.
– Гейден, подержи ее, мне дверь надо открыть.
– Я не собираюсь к ней прикасаться.
– Гейден! Ну я же не могу положить ее на мостовую!
Как хорошо, что я уже лежу. А то точно упала бы в обморок от ужаса. Потому что аргументы у судьи наконец заканчиваются, он берет меня на руки и прижимает к себе, к плотной, пахнущей бумажной пылью мантии. Несет куда-то, а потом опускает на что-то жесткое.
Прохладные пальцы бережно поправляют мне волосы.
Нет! Это невозможно. Только не от этого человека. Я от Реналя-то не могла дождаться такой случайной ласки! А тут – судья!
Слышу чуть насмешливый голос Дагеля:
– Ну вот, и ничего не случилось, земля не разверзлась, и тебя не вышвырнуло в Эббарот…
Не могу разобрать, что происходит дальше. Кажется, холодные пальцы судьи касаются моей руки на сгибе локтя, там, где только что брали кровь. Секунда чужой заботы и чужого внимания окутывают теплом, и я снова соскальзываю в забытье.
В третий раз просыпаюсь под тихий, мерный скрип. На этот раз сил достаточно, чтобы открыть глаза, и я понимаю, что лежу в повозке. Узкое сиденье чуть покачивается в такт движениям колес, сквозь задернутое занавеской маленькое окошко пробиваются лучи солнышка.
А на сидении напротив устроился моривилльский судья. Вот прямо в длинной черной мантии, как будто только что из здания суда. Хотя, наверно, так и есть – сейчас же рабочий день.
Ко мне Гейден Аурус сидит полубоком, и, кажется, еще не видит, что я очнулась. Он задумчиво смотрит в окошко, изучая городские пейзажи Моривилля.
Кажется, надо поздороваться, а то будет невежливо. Или не стоит разводить церемонии с человеком, который едва не закрыл меня в каталажку?
Хотя не закрыл же.
– Господин Гейден… – звучит хрипло, и я облизываю губы, снова ощущая вкус лекарства. – Что… что случилось?..
Дядя Реналя поворачивает голову – его взгляд из спокойного и задумчивого становится внимательным и острым – и чуть подается вперед, рассматривая меня:
– После ритуала вам стало плохо, и Петрикор Дагель вызвал меня как ближайшего несостоявшегося родственника. Географически ближайшего, разумеется. Настоятельница сиротского приюта, госпожа Эрмина Эрбо, слишком далеко.
Кое-как сажусь и спрашиваю:
– Куда мы едем?
– Сначала к нам. Я хочу, чтобы вас осмотрел врач. Все-таки это серьезное магическое вмешательство. Потом заберете вещи, и повозка отвезет вас в приют. Можете выбрать, какой: кошачий или сиротский.
Ничего себе, это что, шутка? Гейден Аурус умеет шутить? Но это не важно, главное, что они не выкинули мои немногочисленные вещи, и я смогу их забрать. А то, чувствую, в ближайшие месяцы денежное довольствие от магистрата будет уходить на приют, а не на гардероб.
– Спасибо, – выдыхаю от облегчения. – Но врач не нужен, мне уже неплохо.
– Как знаете.
Господин Гейден спокойно кивает и отворачивается к окну, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Обсуждать измену Реналя, свадьбу, суд и остальное он явно не намерен. Спасибо ему за это! Мне тоже будет проще без взаимных претензий. Быстрее бы доехать!
К счастью, мы действительно очень скоро добираемся до дома. Я вижу в окне знакомые ворота, особняк и нервно вжимаюсь в сиденье. Никогда бы больше не видела это место! Слишком многое связано тут с Реналем. Но нет, надо быть сильной и не демонстрировать ничего искоса рассматривающему меня Гейдену Аурусу.
Что это, интересно, он стал мной интересоваться? Неужели боится, что я откину коньки после ритуала, и он останется без подозреваемой? Хотя нет, Петрикор Дагель же сказал, что судить будет приглашенный королевский судья.
Впрочем, интерес дяди Реналя заканчивается, стоит нам выйти из повозки. Хотя мне приходится пережить дополнительные полминуты стресса, когда Гейден Аурус подает мне руку, помогая спуститься. И ведь не откажешься – тут дело не в приличиях, а в том, что я еле стою на ногах от слабости.
Руки у судьи холодные.
У Реналя пальцы были горячие. Но он не имел привычки подавать мне руку, и, наверно, поэтому сейчас мне так неловко. Неудобно. Я просто не привыкла к любезности.
Когда я касаюсь кожи судьи, он отводит взгляд и как будто слегка бледнеет. А я пытаюсь выкинуть из головы мысли о его пальцах, поправляющих мои волосы. К счастью, навстречу нам бросается слуга, старый Айк. Гейден Аурус спрашивает, передали ли ему просьбу насчет моих вещей («собирают») и приехал ли врач («ожидаем»), и, получив интересующие ответы, предлагает мне подождать в холле. А потом быстрым шагом уходит к себе в кабинет, прижимая пальцы к вискам, как при головной боли.
Мы с Айком провожаем его недовольными взглядами, а потом смотрим друг на друга.
Раньше старый слуга испытывал ко мне симпатию. Сейчас… сейчас же я замираю в ожидании. Но он вздыхает, обнимает меня за плечо и ворчит, что только Реналь нашел нормальную невесту, как вот! И вообще, он знает, что это все наветы и клевета, и надеется, что мы помиримся. Но сейчас да, придется собрать вещи, и он еще даст еды для котиков с кухни. Сумку можно будет не возвращать. Сейчас его жена все соберет, а потом приедет врач, он уже выехал. А после меня Айк планирует заставить доктора «осмотреть Гейдена», который вообще не следит за своим здоровьем. За голову вот хватается, нервничает, скоро за сердце начнет.
Тут я живописно представляю, как судья падает с инфарктом прямо посреди моего судебного процесса. Пожалуй, нет, это все-таки перебор! Не надо мне такого счастья. А что надо, так это побыстрее забрать вещи и оказаться в кошачьем приюте. А то я уже кучу времени провела в городе, и неизвестно, что там творится. Вдруг соседушка решил повторить свой кавалерийский наскок?
К счастью, долго ждать не приходится. Буквально через пару минут появляется жена Айка с моими немногочисленными вещами, собранными в аккуратную сумку с лямками за спиной, а следом приходит доктор. Я даже не успеваю дослушать болтовню Айка до логической паузы и начать расспрашивать его про Виолетту! Не Гейдена Ауруса же мне об этом пытать.
После короткого осмотра врач возвещает, что моему здоровью ничего не угрожает, нужно только пару дней покоя, усиленного питания и витаминок. Выписывает рецепт, кладет его на полку для всякой мелочи рядом с дверью – а потом целых пять минут сражается с Айком, пытающимся убедить доктора зайти еще и к Гейдену и осмотреть его насильно. Врач отбивается от этой задачи как может, и я уже планирую, как бы выскользнуть под шумок – дойду до приюта пешком, ничего со мной не случится – как из кабинета выходит сам судья.
Гейден Аурус рассчитывается с доктором, отсылает Айка с женой на кухню и останавливается напротив меня.
В холле. Наедине. Кажется, мне уже не по себе! Не так нервно, как в тюремной камере или в клетке на суде, но все равно страшно!
Судья смотрит в лицо, строго и испытующе.
– Всем известно, что ритуал не дает освобождения от уголовной ответственности, – говорит он наконец. – Если улики указывают на то, что этот человек преступник, судья выносит приговор. Но, допустим, я все же поверил, что вы не мошенница и не подделывали метку.
– И не изменяла! – добавляю я, ощущая, как горят щеки.
Примерно в тех местах, где Реналь надавал мне пощечин.
– А вот это – уже личное дело моего племянника, – холодно говорит судья. – Измена не преследуется по закону.
Хрупкий сосуд возникшей симпатии к этому человеку падает и разбивается на куски.
Как он заговорил! А где же «вы опозорили мою семью», как в день моей свадьбы? Мне с трудом удается сдержаться и не сказать это вслух – только потому, что в голосе дяди Реналя нет того холодного презрения, как в день моего ареста. Может быть, только усталость.
– Госпожа Марианна, я хочу предложить вам сделку. Я даю вам деньги, и вы уезжаете из города. Навсегда.
– Что?! – я не могу поверить, что действительно это слышу. – У меня, вообще-то, подписка о невыезде из Моривилля и обязательство являться по каждому выезду следователя. Которое вы сами лично мне выдали!
Гейден Аурус на секунду опускает веки, и это выглядит почти как кивок.
– Этот вопрос тоже можно решить. Например, если вы пойдете на сотрудничество со следствием, а Реналь напишет, что не имеет претензий, вас осудят условно. Никакой каторги или тюрьмы. Не понимаю, почему вы колеблетесь. В вашем случае это лучший выход.
Может, судья и считает свое предложение лестным. Но у меня от него мороз по коже.
– Нет, спасибо, – тихо говорю я, с трудом сдерживая желание опустить глаза, ну, или схватить мешок и убежать.
Только дядя Реналя стоит так близко, что я вижу, как вздрагивают его ноздри. Это единственное живое движение на лице жертвы некромантии. У него даже глаза замерзли, покрылись серым льдом.
– Соглашайтесь, Марианна. Возьмите деньги. Вас ждет безбедное будущее в любом другом городе.
Гейден Аурус берет с полки бумажку с рецептом, достает из кармана мантии автоматическую чернильную ручку и что-то там записывает. Потом протягивает бумажку мне. Забираю ее и вижу там цифру.
Большую такую цифру, нулей много. Он их от души нарисовал. Кошачий приют можно новый купить!
– Нет, господин Гейден, спасибо, но я…
Я все еще пытаюсь не нахамить.
– А сколько я должен предложить, чтобы вы согласились?
Что?! Это уже перебор! За кого они тут меня принимают?! Сначала измена жениха, потом обвинение в мошенничестве, теперь это!
– Нисколько! – не выдерживаю и выкрикиваю в лицо дяде Реналя. – Не нравится жить со мной в одном городе – уезжайте сами и племянника своего заберите! Только не делайте меня шантажисткой и шлюхой!
Все, хватит! С меня довольно! Бросаю бумажку на пол, хватаю сумку с вещами и выскакиваю за порог. Пешком дойду, ничего страшного со мной не случится!
Выбегаю из дома, и Гейден Аурус меня не останавливает – конечно, он же гордый, как не знаю кто. Честь семьи, все такое. Семьи мудаков и изменщиков!
Но у меня тоже есть гордость! И я не собираюсь слушать, как дядя Реналя предлагает мне деньги за то, чтобы я убралась из города. Даже если он действительно говорит это от чистого сердца, а не потому, что мечтает посадить меня за решетку!