Истинные (не) изменяют в марте (СИ)

Глава 2

- Разумеется, Реналя никто не околдовал. Он просто решил… ну, решил, видимо, устроить себе последнее развлечение в холостой жизни. А когда я застала его с другой, представьте себе, заявил, что это я изменила первой! И подделала метку истинности! А что было дальше, вы знаете. Он потребовал расторгнуть помолвку и посадить меня за мошенничество.

Вот об этом я рассказываю скомкано, потому что плохо помню, что же там было, после пощечины. Кажется, я была настолько шокирована поступком любимого, что немного пришла в себя только сейчас.

И теперь я сижу на неудобной деревянной скамье в маленькой, тесной допросной, и моривильский следователь, Петрикор Дагель, с сомнением качает головой, запустив пальцы в соломенную шевелюру.

Не верит.

Боюсь представить, что рассказал Реналь! И где, демон побери, он нашел мне «любовника»! Он же знает, что я никогда и ни с кем… что только с ним…

В глазах снова начинает щипать, и господин Дагель наливает мне стакан воды из графина. После чего безжалостно продолжает допрос, выпытывая малейшие подробности.

Все это время дядя Реналя сидит на стуле в углу и сверлит меня холодным неприязненным взглядом. Спасибо, что хотя бы молчит! Но одного его вида все равно достаточно, чтобы испортить и без того не самое лучшее настроение.

Гейден Аурус невзлюбил меня с самого первого дня.

О, я ведь прекрасно помню, как это было. Реналь - тогда мы еще не знали, что истинные - впервые привел меня к себе. Сказал, что хочет познакомить с домашними: дядей и двумя тетками. Им, кажется, тогда тоже не слишком понравилось, что сын привел домой какую-то попаданку из приюта - но тетки смолчали, скрывая недовольство приветливыми улыбками.

А вот дядюшка тут же попросил Реналя выйти.

«Проходите, Марианна. Не буду предлагать вам сесть, я не займу много вашего времени. Имейте в виду, Реналь Аурус никогда не сможет на вас жениться: он с детства обручен с девицей из благородного рода. Единственное, что он может вам предложить - это роль любовницы. И да, не обманывайтесь, у него гораздо меньше денег, чем можно подумать, глядя на его наряды и экипажи. Так что, если вы ищете богатого кавалера, поищите его в другом месте».

Он говорил это резко и холодно, и его ноздри дрожали от отвращения. Я помню, что вылетела из его кабинета в слезах и долго плакала от обиды в объятиях Реналя. Кем посчитал меня Гейден Аурус? Девицей с низкими моральными устоями или охотницей за чужим приданным? А, может, обоими одновременно?

«Не надо, моя дорогая, он всегда так себя ведет» - шептал Реналь, утешая меня у дверей дядиного кабинета. - «Каким, по-твоему, должен быть городской судья?»

Я не имела дела с городскими судьями, но знала, какими они точно быть не должны: циничными, жестокими и высокомерными. И холодными, как ледышки.

Позже, когда у нас с Реналем появились метки истинности, и Гейдену Аурусу все же пришлось принимать меня у себя дома, его неприязненные, отталкивающие манеры ни разу не давали мне забыть о том разговоре. И даже после того, как мы назначили дату свадьбы, и в семье Аурусов установился хрупкий мир, при виде меня судья первым делом морщил нос.

И вот теперь, когда я сижу в допросной и отвечаю на вопросы следователя, весь вид Гейдена Ауруса говорит, нет, вопит о том, как он презирает несостоявшуюся невестку.

Спасибо хотя бы за то, что он дослушивает допрос до конца! Терпеливо дожидается, когда я подпишу протокол, отложу перо и чернильницу… и холодно, презрительно роняет:

- Вы же понимаете, что опозорили своим поступком не только себя, но и всю нашу семью?

Кажется, это первый раз, когда он вообще открыл рот - но я все равно не выдерживаю и срываюсь на крик:

- Я не подделывала метку, это какая-то ошибка, клянусь! И не изменяла Реналю! Я же люблю его!

- Госпожа Марианна, не кричите, - терпеливо говорит следователь, в его светлых глазах плещется сочувствие. - Сядьте!

Но господин судья непреклонен:

- Племянник рассказывает другое.

- Правда? Он что, не стал говорить, как любил блондинку за час до свадьбы?! Виолетту, или как там ее?

- А вы не хотите признаться, с кем изменили моему племяннику? И что это за молодой человек, с которым вы танцевали на балу в магистрате месяц назад? - с отвращением бросает дядя Реналя.

И мое сердце вдруг замирает в предчувствии беды.

Незнакомец в маске на прошлом балу.

Я вспоминаю, что да, был такой. Кажется, Реналь в тот момент куда-то отошел, и я стояла одна - у стены, в бальном платье и с веером в руке. Человек в маскарадной маске появился из ниоткуда, и его красиво очерченные губы - и вполовину не такие красивые, как у Реналя, но все же! - дрогнули в улыбке, когда он подал мне руку в перчатке, приглашая на танец.

Я потянулась за этой рукой как завороженная. Не в силах отказать… не в силах даже вспомнить о своем возлюбленном, дорогом Ренале. Незнакомец вел меня в танце всего один круг - а потом сдержанно поклонился и удалился, смешавшись с толпой.

Странно, но я не запомнила ни одежду, ни волосы, ни цвет его глаз или волос: только мелькнувшую на губах улыбку и исходивший от незнакомца тонкий запах леса и кожи.

Зато я прекрасно запомнила тот ужасный скандал, который учинил после этого Реналь.

- Господин Гейден, я понятия не имею, кто это был! Не знаю, клянусь! Но мы… мы просто танцевали. Я не изменяла Реналю! Что я должна сделать, чтобы вы мне поверили?!

Господин Гейден Аурус сдвигает брови, чеканя:

- Вы можете отправиться на каторгу!

Ноги подкашиваются от нахлынувшей слабости, и я хватаюсь за стол…, но за меня вдруг вступается следователь:

- Ваша честь, позвольте напомнить, что вы тут не как городской судья, а как частное лицо. По личной просьбе мэра. Поэтому я прошу вас держать себя в руках и не угрожать каторгой нашей подозреваемой, пока ее вина не доказана!

Взгляды двух мужчин скрещиваются… и жестокий дядя Реналя отводит глаза первым.

В мою сторону, к сожалению.

- Приношу свои извинения, госпожа Марианна. Возможно, я действительно предвосхищаю события. Но если ваша вина будет доказана, вы ответите по всей строгости закона. Всего хорошего, господин Дагель.

Дядя Реналя делает жест, будто прикладывает пальцы к полям невидимой шляпы - хотя по протоколу судьи не носят шляпы - и выходит из допросной.

- Приношу свои извинения за эту отвратительную сцену, - вздыхает следователь, отбрасывая с лица прядь соломенных волос. - С господином Гейденом Аурусом тяжело иметь дело.

- Вы… вы верите, что я невиновна? - робко уточняю я, заметив симпатию в светлых глазах.

- Измена ненаказуема, госпожа Марианна, - качает головой Дагель. - Как и танцы на городском балу. А что насчет обвинения в мошенничестве, так тут я человек подневольный. После обеда суд изберет вам меру пресечения на период следствия: вас могут отправить в камеру предварительного заключения до суда, выдать подписку о невыезде или отправить под домашний арест. Эти вопросы решаются на усмотрение судьи.

- А кто будет судить? - робко спрашиваю я, уже зная ответ.

- К сожалению, сейчас в Моривилле нет других судей, кроме Гейдена Ауруса. Но не расстраивайтесь. Я дам вам перо, чернильницу и бумагу, чтобы вы написали друзьям - вдруг найдется кто-то, кто сможет внести за вас залог. Тогда у господина судьи не будет оснований отправлять вас в камеру.

Следователь говорит так уверенно и спокойно, словно и вправду уверен: залог внесут. Но я, к сожалению, не разделяю его оптимизм. У кого, в самом деле, мне просить денег? У Реналя, который наверняка не горит желанием видеть меня на свободе? А, может, у сиротского приюта? Который и без того кое-как сводит концы с концами из-за наплыва сирот и попаданок?

Даже если теоретически матушка-настоятельница и может найти деньги - говорят, она сама из храмовников и у нее много знакомств - получится ли раздобыть крупную сумму за пару часов? Ведь после обеда меня уже поведут в суд.

Впрочем, я все равно с благодарностью беру бумагу и автоматическую чернильную ручку, чтобы написать матушке-настоятельнице. Но про залог пишу вскользь, а все больше в целом про расследование и допрос. А то мало ли когда доведется в следующий раз.

До обеда остается совсем немного времени, и я трачу его совершенно бездарно: сворачиваюсь клубочком на нарах и плачу, сначала вспоминая измену Реналя, а потом разговор с его дядей-судьей - который, конечно, верит племяннику, а не мне. И какой же он мерзкий! Думаю, Гейден Аурус только рад, что отделался от сомнительной невестки из сиротского приюта. И он непременно захочет оставить меня в камере.

Потом ко мне в камеру приходит конвой: суровый мужчина открывает дверь и протягивает большую корзину:

- Вам передача из сиротского приюта. Здесь платье для суда и обед.

Слово «обед» конвойный произносит таким тоном, словно ему стало обидно за пренебрежение тюремной едой. Но я только рада привычной приютской каше и кувшину молока.

Еще в корзинке лежит мое темно-синее платье «на выход» и шляпка. Сейчас сентябрь, довольно тепло, и закрытого платья хватит, чтобы не замерзнуть. Туфельки придется взять свадебные, белые.

На дне корзины лежит записка:

«Дорогая Мари! Я не верю в эти вздорные обвинения! Мерзавец Реналь нос из дома не кажет, и правильно делает - пусть только высунется! А ты, дорогая, держись, мы собираем деньги на залог. Постараюсь прийти на суд. Эрмина».

На душе теплеет, и я улыбаюсь - впервые за день.