Охрана благополучно спит на рабочем месте, а я, кажется, знаю, откуда ноги растут. Знакомый почерк. Только записей нет. Случай показал несостоятельность защиты нашего Центра.
Я не хотела делать концлагерь, но выходит, что трое охранников — пустой звук. Или же всё дело в конкретных людях.
Всё типично: они пили чай, а потом отрубились. Только почему-то имени Ростовцева в разговоре не звучит. А тот, кто притащил сюда бутылку, что-то не договаривает. Но у меня нет пыточных камер, пусть этим занимаются другие.
Девчонку забрали разбираться в участок. Говорить о мотивах напрямую мне она не захотела. Что должно быть в голове, чтобы красивая женщина согласилась на подобную дрянь?
У меня взяли показания, тут же их дали Лера и Владимир, который оказался военным в отставке. Вот откуда такая реакция.
— Всё, — Лера на взводе. Папка лежит рядом с ней на заднем сиденье, пока мы с её соседом заняли передние. — Не обсуждается. Ты едешь ко мне! Посмотри, — тянет руку, — у меня мурашки.
— Лер, выдохни, — бросаю мимолётный взгляд на перебинтованную руку. Надо купить заживляющую мазь.
— Сперва в скорую, потом ко мне, — сбавляет она обороты.
— Мне нужно хоть какие-то вещи собрать, — не соглашаюсь. Но в её словах есть резон. Я не останусь в доме, где меня пытались отравить. Ещё бутылку завезти. И перед человеком, что сидит слева, неловко.
Владимир словно читает мои мысли.
— Конечно, заедем, не переживайте, — подаёт голос. — А на даче у нас воздух лечебный, сразу поправитесь.
Медленно моргаю, переваривая сказанное. Странное у нас знакомство вышло: со спасением по всем фронтам. Надо где-то взять такси, но разве с Лерой можно спорить? Она уже дальше придумала стратегию. Проще промолчать.
Слав стабилен. И я выдыхаю. Анализы озвучивать мне по телефону не будут, так что проще приехать на днях, поговорить с врачами. Он в платной палате, знакомый подсуетился. Если быть точнее — его папаша. Тот самый, что чуть не угробил меня. Наверное, успел и дома подчистить, выбросить всё, что указывало бы на его причастность.
Бутылка отправлена по назначению, оплата авансом. Рука осмотрена врачом и выданы рекомендации. Ожог несильный, спасибо Владимиру. И я снова благодарю его за помощь.
Темнеет, а мы только останавливаемся у моего дома, где виден свет от экрана.
— Если брошусь душить его, ты меня не оттаскивай, Инга, — Лера смотрит на окна, позабыв о моём увечьи. Ну да, ради этого стоит встать. — Нет, ну каков мудак! После всего притащился сюда, как ни в чём не бывало, и смотрит телек! Уму непостижимо, — такое чувство, что её Ростовцев бесит больше, чем меня.
Владимир, словно делал это сотни раз, вытаскивает коляску из багажника и помогает мне переместиться туда. С одной стороны, втягивать посторонних в конфликт семьи — глупо. С другой, когда разговор пошёл о покушении, — очень даже логично.
Издалека слышна музыка Морриконе из «Бумера», и я приподнимаю в удивлении брови, вот уж неожиданно. А когда дверь открывает Ростовцев в расстёгнутой до портов рубахе, из-под которой кучерятся седые кусты, с бутылкой синего пойла в руке и выражением насмешки и презрения на лице, даже теряюсь. Картина Репина — «Приплыли».
Для человека, который нанял другого, чтобы облить кислотой жену, он слишком спокоен. Или это не он, или я ничего не понимаю в людях.
— А-а-а, — тянет гласную и смеётся, будто здесь что-то смешное. — Моя дорогая жена с фрейлинами прибыла, — язык заплетается, а он тянется губами к горлышку, отправляя в себя пару глотков.
— Ну тогда дорогу королеве! — провозглашает Лера, делая шаг в его сторону. Нахрапом берёт крепость, отчего Руслан пятится, чуть не падая, разливая жидкость на пол. А мне противно видеть его таким жалким. Всё же до этого утра он был моим мужем.
В доме царит бардак. Для Ростовцева привычный, для меня раздражающий. Вещи валяются не на своих местах, диванная накидка сползла, на журнальном столике крошки и колбасные круги, удравшие с тарелки.
— Что отмечаешь? — задаю вопрос, оглядывая комнату. — Мой триумф или свой крах?
Сознание возвращается к нему. И сквозь алкогольную дымку он смотрит со злобой, только взглядом меня не пронять. Я слишком долго в бизнесе, там не такие крокодилы.
— Да пошла ты, — выплёвывает мне в лицо слова и, покачиваясь, отправляется в сторону дивана.