Измена. Плата по счетам

Глава 3

Невыносимо мучительно оставаться с тем, кого когда-то любила. К Ростовцеву у меня давно уважение и благодарность, пришедшие на смену страсти и любви. И это, пожалуй, сильнее последней, точнее, лучше, потому что глаза не в розовых очках, а воспринимают всё адекватно.

Разворачиваюсь, делая это куда медленнее, чем прежде. Неповоротливая коляска будто испытывает терпение, хотя работает в своё режиме. Наверное, я так и буду всю жизнь жалеть и сравнивать себя прошлую с настоящей. От этого не уйти.

— Ты же спала, — внезапно догоняют меня в спину слова.

— Что? — не сразу понимаю.

— Ты отдыхала, почему тогда оказалась здесь?

Округляю глаза, не понимая сути претензии. Да, я часто сейчас предпочитаю полежать в постели днём, потому что невыносимо находиться в одном положении с утра до вечера. Хотя раньше почти не присаживалась, находясь постоянно в движении.

Фитнес, скалолазание, плавание, работа в центрах и встречи с друзьями и спонсорами. Я редко находила время на просмотр фильма или прочее безделие. А сейчас меня тошнит от бесконечных кинолент, которые включаю в тренировочной, пока пытаюсь заставить мышцы вспомнить, что они обязаны подчиняться!

Два года бьюсь с ними, и почти никаких результатов. И в качестве поддержки муж и сестра на диване. А я даже не слышала, как пришла Уля.

— То есть, ты меня спрашиваешь, как я оказалась в собственной гостиной? — спрашиваю из-за плеча. Не желаю поворачиваться к Ростовцеву, потому что больно даже смотреть на человека, с которым жила все эти годы. После аварии стала плаксивой и слабой, словно вместе с позвоночником сломалась во мне воля к победе.

— Ты не должна была это видеть, я не хотел причинять боль.

Не понимаю, к чему это. Жалость? Боязнь, что я подниму дело с аварией? Может, проявление человечности?

— А тот факт, что ты спишь с моей сестрой, даже не знай я этого, является нормальным?

Он не просит меня повернуться, вместо этого обходит, чтобы встать перед лицом, загородив собой выход.

— Это потребность, Инга. Обычная мужская потребность, от которой не убежать. Спроси у любого.

Голос звучит куда мягче, чем до этого. Только нужно ли мне это? Когда сдёрнуты маски, и злое рыло показалось из-за красивого лица, поздно пытаться маскировать его обратно.

Человек вправе оступаться, и я верила Ростовцеву, когда он делал что-то не так. Я прощала, чтобы, добравшись до полувека за вычетом двух лет, осознать, что меня предавали всё это время.

— Это обычная физиология! — меж тем гнёт свою линию. — Мужчины полигамны. Это не я придумал!

— Уволь меня от описаний, что у тебя стоит, и куда это нужно пристроить.

Я не вижу своего лица, но его корёжит от сочетания отвращения, ненависти, боли, сожаления, жалости к себе самой, желания, чтобы кошке отлились мышкины слёзки.

Пытаюсь объехать. Но несмотря на дорогую коляску, которую я, к слову, купила себе на свои же деньги, ей не сравниться с быстротой человеческих ног, а Руслан не намерен меня отпускать, делая шаг вправо.

— Да какого чёрта тебе надо?! — кричу в его сторону, чувствуя, что не могу совладать со слезами. И кажется, что он сейчас опустится на колени, уложив мне голову на ноги, и станет просить прощения.

Но я не прощу. Нет. Я не смогу наступить на горло себе самой.

Но выходит, что и не надо. Потому что у Ростовцева другие планы. Вместо тысячи «прости» одно короткое.

— Развод.