Измена. Плата по счетам

Глава 42

— Она лжёт, Инга! — округляет глаза Руслан, намереваясь отстаивать этот факт с пеной у рта. — Она решила заработать денег на этом. Запудрит мозги сердобольной жене, которая подбирает всех сирых и убогих, и воспользуется её милосердием.

— А знаешь, ты прав. Так уж вышло, что я подбираю всех сирых и убогих, — молчу, надеясь, что до него быстро дойдёт смысл сказанного. И он не подводит, тычет себе в грудь, задавая вопрос выражением лица. И я киваю. Конечно, речь про него.

— Ты прощаешь всех направо и налево, но не готова протянуть руку собственному мужу, — пытается пристыдить.

— Бывшему мужу, который намеревался меня убрать с дороги.

— Я лишь радел за благополучие фирмы, потому хотел, чтобы ты больше отдыхала.

— И травил меня?

— Господи, Инга, — он как-то странно скулит, — никто тебя не травил. Это больные фантазии твоего мозга. Или лекарства. Я не знаю, но нельзя обвинять меня лишь потому, что я тебе изменил!

— Хорошо поёшь, — убираю несуществующую пылинку со своей ноги.

— Давай поедем домой и там поговорим нормально. Я закажу ужин.

— Хватит притворяться, Руслан. Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы понимать: я не изменю решения. Совет один: беги из города, из страны. Потому что нет ничего страшнее мести обманутой женщины.

— Ты мне угрожаешь? — снова проходится платком по лицу.

— Да, — пожимаю плечами. — Или нет. Не знаю, просто говорю, что приходит в голову. Надеюсь, у тебя всё.

— Я приехал, как дурак, принёс тебе цветы. Неужели, ты настолько бесчувственна, что не готова дать мне второй шанс?

— Для чего, Руслан? Для чего второй шанс? Для покушения на меня? Это ещё неизвестно, кто та женщина, что пыталась облить меня кислотой.

Он медленно моргает, непонимающе смотря. Если играет, ему следует выдать «Оскара», потому что удивление неподдельное.

— Какая женщина?

— Следователи разберутся. Причастен — определят куда следует.

— Инга, — округляет глаза. — Клянусь, я не знаю никакой женщины с кислотой. Ты с ума сходишь!

— Значит, тебе нечего бояться.

Он рычит и резко бросает цветы на землю, вложив в них всё негодование, что терзает его душу. Розовые головы вминаются в серую пыль, а потом пружинят, теряя лепестки и листья, разъезжаясь в разные стороны. Ростовцев знает, что я ненавижу пластик и упаковку, предпочитая цветы без прикрас. Они и сами по себе чудесны, и незачем им лепить несуразные украшения. Совсем как женщинам увеличивать себе губы до утиных гузок.

Видит бог, я старался пойти к тебе на встречу, — говорит в сердцах.

— Ты же атеист, Руслан, — фыркаю, понимая, что на мой концерт снова глазеют соседи. Заканчивать надо с этим как можно быстрее.

Ростовцев ещё какое-то время стоит, сжимая кулаки и смотря мне в глаза, словно сдерживается, чтобы не треснуть меня в лоб.

— Значит, война? — интересуется, выгибая бровь.

— Заметь, не я её начала.

Он зачем-то кивает, размышляя, а потом делает несколько шагов, чтобы обойти коляску.

— Руслан, — окликаю, и он замирает, ожидая, что я передумала. Медленно поворачивается, намереваясь подойти снова. — Если ты ещё раз приблизишься ко мне, я найму киллера, и он сделает в твоём черепе маленькую аккуратную дырку.

— Идиотка, — доносится из его уст, и он усаживается в машину, резко газуя, обдавая меня пылью, от которой тут же закашливаюсь. Вот так и становятся врагами.