Мой отец был жестоким человеком. В памяти остались лишь несколько счастливых моментов, в которых он фигурировал. Это подаренный велосипед на День рождения, что он притащил откуда-то будучи сильно пьян, и поездка с палаткой на несколько дней, куда увёз нас с матерью, намереваясь быть другим человеком.
Не вышло. Таких только могила исправит.
И гниль, что продолжила в нём жить, заполняя внутренности, частенько выбиралась наружу. И это я не о болезни. Такой кого угодно переживёт, главное, чтобы подальше от нас.
Когда он бил мать, я истерила. Орала, как резанная, бросаясь к ним, и закрывала руками мамочку, получив пару раз как следует. У меня остался даже небольшой шрам над губой, еле заметный, но я прекрасно помню, откуда он на моём лице. Спасибо, пап. После этого вздрагивала каждый раз, когда слышала, как он входит в квартиру.
Ульяна этого не помнит, она родилась, как белый человек, в другом месте. Ха… Вспоминаю про её восточную внешность. Вряд ли белый, просто к слову пришлось. Но ей повезло: её никто не бил. Опять же, оговорочка, в детстве не бил. А потом всё стало с ног на голову.
Может я даже видела её отца пару раз. Симпатичный мужчина, то ли Акмаль, то ли Кемаль. Мне было десять, и никакого желания запоминать ухажёров матери.
Это потом я выросла вся такая умная и сильная, знающая, что терпеть ничерта не надо. Что следует бороться с такими, бежать без оглядки, не боясь начать всё заново. Прыгнуть с любого этажа в неизвестность, лишь бы попытаться спасти себя и, не дай бог, имеющегося ребёнка, который живёт в аду.
Мать была слабым человеком. И не мне её винить. Всё же характер складывается из уже выданного набора и приобретённого. Она боялась. А я решила сражаться за нас обеих, только уже после всего, что случилось.
Именно поэтому создала свой Центр и тащила его на себе, как лошадь, понимая, что на эти деньги могла себе купить уже остров где-нибудь в Тихом океане.
Именно поэтому я так жалела свою сестру, которая рассказала мне о своей жизни лишь постфактум. До этого только красивые картинки из сказки с не менее красивым мужем. Пляжи, дома, шмотки, лживые улыбки. А потом истина и непрекращающиеся слёзы, работа с психологами, массажи и релаксации.
И это для того, чтобы потом она пришла в мой дом помочь мужу сбросить сексуальное напряжение. Нормально так отплатила, что называется с лихвой.
— Ин-га, — членит моё имя Руслан, потому что я замерла на полу, уставившись в одну точку. Сейчас бы лежала на кровати, перелистывая новостную ленту, а не в перевёрнутом кресле в собственной гостиной. И была набитой дурой, не зная, что эти двое помогают друг другу справиться с полигамностью. А что там свербит у Ульяны?
Ростовцев ждёт. Он упивается моей беспомощностью, чтобы заставить меня просить его сжалиться и поднять эту чёртову карету, возвращая в правильное положение. А мне кажется, что в позвоночник вставили раскалённые спицы.
Однажды тренер по гимнастике сказала: «Ты лучше себе ногу отрежешь, чем о чём-то попросишь». Она права: я не люблю просить, а тем более не привыкла унижаться.
— Чёртова дура, — ругается Руслан, поднимаясь и обходя меня. Не дожидаясь ответа, небрежно хватает ручку коляски позади моей спины, и прежде чем мой мозг успевает послать нужные слова до языка, ставит на колёса.
Снова кряхтение, даже неосознанное, не сразу понимаю, что это я. Это кто-то слабый во мне, что не в силах потерпеть.
— Ну ты хоть сама понимаешь, что происходит? — снова передо мной Руслан, а я не поднимаю глаз, сражаясь с невыносимой болью. Нет, ничего не сломала, наверное. Хватит и того, что уже сломано. Просто удар сотряс то, что ни в коем случае нельзя трогать. — Перестань, — не просит, требует, и я делаю усилие, чтобы перевести на него взгляд. — Не смотри так! — тут же добавляет. — Ты будто упрекаешь меня в чём-то. Но я же старался, мать его, я два года, как привязанный к тебе. Руслан то, Руслан это! — он злится, и по мере того, как повышается голос, вываливает на меня всё, что успел накопить в свой желчный мешок. — Только попробуй сказать, что я ничерта не делал?! — тычет мне в нос пальцем. А я понимаю: мне срочно нужно обезболивающее.