Кажется, разговор уходит не туда.
— Я бы перешла к вопросу о Славе. Как он там?
— Борется со своими демонами. Он сильный, Инга. Справится. Есть хороший человек, который вправит ему мозги. Надеюсь, ты не будешь вмешиваться, иначе всё напрасно.
С одной стороны, это мой сын. С другой, я сама вверила его деду. Не понимаю, зачем он пытается всё наладить и поменять, но, по всей видимости, я для него что-то значу.
— Поклянись своими принципами, что не лжёшь.
— Чем? — выражение лица скептика.
— Обещай, что ты действительно ему помогаешь, а не пытаешься сделать из него крёстного отца.
— Я и сам им никогда не был, Инга. Но мальчишка потерял ориентиры.
— Можешь ему сейчас набрать?
— Для чего? Хочешь убедиться, что я не держу его в заложниках?
— Его жена хочет встретиться, у неё новости.
Жаров набирает номер и, не отрываясь, смотрит на меня.
— Это я, — говорит кому-то. — Дай Ростика.
Он ждёт, а потом протягивает телефон мне.
— Привет, — здороваюсь с сыном. Рассказываю о новостях про семью. Он интересуется, спрашивает о каждой, говорит, что соскучился. А мне так хочется верить, что всё можно изменить. Я бы многое отдала за это. Договариваемся, что через два дня он будет ждать в этом же ресторане в шесть, а потом прощаемся.
Слав не спрашивает о том, как я. Я не лезу к нему в душу. Не сейчас, когда рядом слишком много чужих ушей.
Нам приносят что-то красивое, маленькое и безумно дорогое. Пробуем, смотря друг на друга. То поднимаем брови, изумляясь вкусу, то сплёвываем в салфетку.
— Куда лучше докторская и кусок хлеба, — выносит вердикт Жаров. — Помнишь?
— Бутерброды со вкусом табака? — пресекаю его радость. — Конечно. Тот случай, когда не куришь, а ешь никотин.
— Я старался быть хорошим отцом. Не вышло.
— Зато ты стал отцом своим бандитам.
Жаров косится по сторонам. Наверное, я сказала это слишком громко.
— Тебе не шесть и не девять, Инга. Сдувай щёки и слушай. Врачи дают мне от силы три месяца. Умирать не страшно, не хочу, чтобы меня что-то тянуло к земле.
— Оттуда? — тычу пальцем в небо. — Ты ещё надеешься?
— У тебя с сыном тоже не всё гладко, и я не задаюсь вопросом, кто в чём виноват. Я причинил тебе много боли. Наверное, ты стала такой из-за меня.
— Какой такой?
— Мужиком, Инга. Который намерен выиграть у любого другого мужика. У тебя не было возможности быть слабой, быть девочкой, потому что я забрал у тебя эту возможность.
Молчу, чувствуя ком в горле, и сглатываю его. Нам приносят что-то сладкое, но не тороплюсь пробовать, чтобы не выказать неприличия своими действиями. Передо мной всё же человек исповедуется, кто знает, что ждёт меня через несколько десятков лет. И кому захочется исповедаться мне.
И чем больше мы говорим, тем больше ловлю себя на мысли, что я пришла к тому, что освободить и его, и себя от этой ноши. Нет, я не брошусь обниматься и плакать. Это чья-то чужая история. И не стану доверять без оглядки. Он выполнил свою часть сделки — и я говорю ему не «прощай», а «как-нибудь увидимся».
Владимир отвозит домой, а я ловлю себя на мысли, что привыкла к его присутствию и воспринимаю его, как нечто хорошее. Он ненавязчиво полезен, тактичен, смекалист. Кажется, я вижу в нём лишь хорошее, а эту уже недобрый звоночек. Я не имею права романтизировать наши отношения. Хотя бы потому, что их нет. Хотя бы потому, что мне почти полвека. Хотя бы потому, что я — неполноценный человек.
— Инга, можно завтра взять выходной? — интересуется, когда намерен уйти.
— Конечно, что за вопрос! — говорю, а у самой внутри всё сжимается. Наверное, я достала его с вечными поездками, бегами и проблемами. Или же у него просто женщина. У такого мужчины не может не быть женщины.
— Завтра дочь с внуком приезжает на пару недель, встретить надо.
— Конечно! — радуюсь, будто в лотерею выиграла. Не тяготится. Дочь приезжает. — Хоть неделю, всё нормально.
— Неделю не возьму, — качает головой.
— Почему?
— Скучать буду, — улыбается, и то ли в его словах правда, то ли шутка, не могу понять. Но хочется, чтобы было первое.
Он желает спокойной ночи и уходит. А я остаюсь. Прислушиваюсь к себе. Такое чувство, будто легче стала, словно камень с души упал. Улыбаюсь себе в зеркале. Наконец-то хочется жить по-настоящему.