Капо

ГЛАВА 10

Делани

Тот факт, что у меня в голове крутилась песня Джимми Баффета, был нелеп, особенно в этот момент. В происходящем не было ничего веселого, и уж точно здесь нечего было праздновать. Однако, сюда точно были вовлечены чокнутые.

И я была одной из них.

Как получилось, что моя жизнь превратилась в такой бедлам за столь короткий промежуток времени?

Я ходила по тонкому льду со своим агентом, фотографами и отцом. А теперь, когда Франсуа стал моим телохранителем, я начала искушать богов. И не в хорошем смысле.

Я никогда в жизни не делала ничего столь необузданного, когда позволила ему это… Я дрожала, несмотря на то, что день был тёплым и влажным, и делала всё возможное, чтобы избавиться от отвратительных видений, проносившихся в моей голове. Это было почти комично. Мужчина выглядел ещё сексуальнее, чем двумя вечерами ранее, если такое вообще было возможно, его великолепная кобальтово-синяя рубашка гармонировала с его сияющими глазами. К тому же, я видела, как он смотрел на меня несколько мгновений назад.

Как будто я была кусочком шоколадного торта, готовым к употреблению.

И, Боже, помоги мне, я хотела, чтобы он это сделал. Сколько раз я представляла, как извиваюсь под ним? Как только моя мама упомянула его имя год назад, когда приглашала меня на обед в честь моего дня рождения, он стал моей фантазией.

Тёмный.

Опасный.

Запретный. Я должна была напоминать себе об этом, иначе сошла бы с ума.

Единственная причина, по которой я позволила себе расслабиться, заключалась в том, что я верила, что никогда не окажусь в такой сложной ситуации, как эта. Я была дурой. И да, я вела себя как безрассудный ребёнок, а не как взрослая женщина. Франсуа произвёл на меня такое впечатление, будто я перенеслась в прошлое, как легкомысленная школьница, падающая в обморок от любви к парню.

И я такой и была.

Он был таким жизнерадостным, что те несколько раз, когда он смеялся, вызывали у меня шок. Тогда я узнала о силе мужского голоса, об ауре, которая могла наполнить воздух в комнате в тот момент, когда он только входил внутрь. Когда он и мой отец вместе входят в комнату, уф, берегись.

Все эти годы, когда моя мать изливала ненависть на моего отца, она поступала так же и по отношению к Франсуа. Её яд и неприятные слова часто удивляли меня. Теперь я начала задаваться вопросом, не была ли она загипнотизирована этим человеком, как, очевидно, им была загипнотизирована я.

Но этот мужчина также внушал мне ужас. И какое влияние он оказал на моего отца? Какой бизнес? Возможно, я не хотела этого знать. И вот. Гнев смешался с растущей ненавистью, вытеснив часть желания.

Вот она я, сижу у отцовского бассейна, как будто ничего не случилось.

Я оглянулась на двери, ведущие в кабинет моего отца, уверенная, что за мной наблюдают. Я чувствовала на себе взгляд Франсуа, от того, с каким жаром он смотрел на меня несколько мгновений назад, по моим рукам побежали мурашки. Я гадала, мог ли он почувствовать моё желание, уловить запах моих влажных трусиков.

Боже, надеюсь, что мой отец не заметил, как мы смотрели друг на друга, иначе всё быстро стало бы плохо.

Франсуа ясно дал понять, что то, что между нами было, ничего для него не значит. Тогда будет намного легче ненавидеть его. И кто, чёрт возьми, тот человек, который вёл себя так, будто моя профессия, тяжёлый труд, который я приложила, чтобы опередить тысячи других подающих надежды девушек, были легкомысленными? Чёрт бы побрал этого грёбаного мудака. В детстве я была ослеплена его аурой.

Однако я больше не была той невинной девушкой с широко раскрытыми глазами, которая верила, что мир в целом хорош. Я на горьком опыте убедилась, что мужчины хотят от тебя только двух вещей: секса и обогащения. Да пошёл он. Я легко смогу держаться от него подальше. Мне ни для чего в жизни не нужен был мужчина. Ни. Для. Чего.

Тогда почему моя кожа всё ещё была красной, а температура продолжала повышаться? Ох, это было так плохо. Очень плохо.

Я намеренно отвернулась и села в шезлонг лицом к бассейну. В тот момент я понятия не имела, что собираюсь делать, но одно знала наверняка. Я не смогу проводить дни и ночи рядом с этим мужчиной. Я сойду с ума.

Одно то, что я увидела его снова, а также шокированное, яростное осознание в его глазах от того, что я натворила, будет преследовать меня. Я напомнила себе, что Франсуа совершенно ясно дал понять, что между нами нет отношений. Это облегчит ситуацию. Да, так и будет.

По крайней мере, я молюсь об этом.

Усаживаясь в шезлонг и пытаясь успокоить учащённое дыхание, я почувствовала чьё-то присутствие и отказалась оглядываться через плечо. Когда я почувствовала, как что-то холодное коснулось моей руки, я вздрогнула и поняла, что он это заметил.

— Что ты делаешь? Просто оставь меня в покое.

— Нам нужно поговорить, Делани.

Его глубокий голос, сексуальный баритон, который так часто звучал в моих снах, теперь опутал всё моё тело ледяной паутиной. Когда я услышала скрежещущий звук, прикрыла глаза рукой и открыла их, сохраняя на лице хмурое выражение. Я заметила в его руке стакан с коктейлем и рассмеялась.

— Пьёшь в такую рань?

Франсуа сел на стул, который придвинул поближе, и сделал глоток через маленькую соломинку, используемую в качестве мешалки. Что меня чертовски разозлило, так это выражение удивления на его лице. Это было так же сексуально, как и его мускулистое тело.

— Никогда не рано добавить немного остроты.

— Ты ужасен, и тебе это нравится.

От его мрачного смешка у меня мурашки пробежали по коже до самых кончиков пальцев ног. И то, как он смотрел на меня, заставило меня чуть не дать ему пощёчину. Но в тот момент, когда выражение его лица помрачнело, холодок приобрёл совершенно другое значение.

— За тобой охотится чудовище. Я, очевидно, должен дать тебе понять это. Мне не нравится, как ведётся это дело.

— Дай угадаю. Ты собираешься подёргать за ниточки.

Он стиснул зубы.

— Если бы мог, я бы это сделал. К сожалению, это невозможно. Однако я знаком с монстрами, и, если он поверит, что ты можешь быть единственным живым свидетелем, он не остановится ни перед чем, чтобы найти тебя.

— Ну ещё бы, ты очень хорошо разбираешься в монстрах, — сказала я, ненавидя себя за это. Когда Франсуа ничего не ответил, а просто уставился на меня своими безумно красивыми глазами, я почувствовала себя ещё большим дерьмом, чем раньше. — Убийца не знает, кто я.

— Ты в этом уверена? Он охотник. Я хорошо их знаю. Они никогда не сдаются. И он был в твоей квартире. Это означает, что у него был твой адрес, доступ к тем, кто там живёт, — всего лишь телефонный звонок. Если он установит связь, то проверит аэропорты и выяснит, что ты улетела в Новый Орлеан. Я полагаю, ты сделала это под своим настоящим именем?

С трудом сглотнув, я кивнула, и по моей спине пробежал ещё один холодок. Казалось, я никак не могла избавиться от гнева, больше всего на свете мне хотелось выместить его на нём.

— Ты то уж должен знать об охотниках, потому что ты тоже хищник. — Я не была до конца уверена, почему набросилась на него, но я была напугана и ненавидела себя за то, что произошло. За то, что я, по сути, обманула его, не сказав, кто я такая.

— Ты права, Делани. Я хищник. Чтобы поймать преступника, нужен такой же человек. И твой отец тоже это знает.

Почему у меня появилось ощущение, что у Франсуа не возникнет проблем с убийством человека, который чуть не лишил меня жизни? Что ещё хуже, почему я с лёгкостью бы поддержала его в этом поступке? Судья и присяжные. Такой альфа. Такой властный. И такой неправильный.

— Я не сделала ничего плохого.

— Почему ты была в клубе?

Он серьёзно спросил меня об этом. Я задавала себе такой же вопрос несколько раз подряд, но это не давало ему права вмешиваться в мою жизнь.

— Я пытаюсь помочь тебе, но не смогу этого сделать, если ты продолжишь игнорировать мои вопросы.

Он прав.

— Хотя ты, вероятно, думаешь, что в моей жизни нет ничего, кроме вечеринок и пьяных гулянок, правда в том, что я часто подолгу работаю на морозе или в невыносимую жару, чтобы сделать идеальный снимок. Я терплю, когда меня часто фотографируют папарацци, чего я терпеть не могу. Все хотят уличить тебя в бурном романе или в скандальной ситуации, чтобы заслужить свои пятнадцать минут славы. Это означает, что я не могу делать ничего самостоятельно или из ряда вон выходящего. Большую часть времени я оставалась в своей квартире. Об этом клубе мне рассказала моя соседка по комнате. Однажды мы ходили туда вместе. Я обожала его анонимность, и тот факт, что никому не было дела до того, кто я такая. У меня была особенно напряжённая неделя, ужасный фотограф обращался со мной как с ребёнком. Я хотела хоть что-то сделать. Только для себя. Понимаешь? Джинни не смогла воспользоваться приглашением, которое она получила, и я подумал: «А какого чёрта?»

Франсуа не моргал, не произносил ни слова в течение нескольких секунд.

— Ты так же была за рулём машины своей соседки?

— Да. Моя была в салоне. Её парень должен был заехать за ней, так что она не возражала, позволив мне позаимствовать её.

— Кинк-клуб.

— Там был вечер маскарада. Мне было позволено быть той, кем я хотела бы быть. Это было ощущение абсолютной свободы.

— Свобода. Точно так же, как две ночи назад. — Он приподнял бровь, изучая меня так пристально, что я поняла: он видит меня насквозь.

— Да. — Теперь я не могла ему солгать. Зачем мне это?

— Твой отец не знает, что ты приехала в город раньше. Так ведь?

— Нет. И пожалуйста, не говори ему. Думаю, это причинит ему ужасную боль.

— Я не собираюсь рассказывать ему, что видел тебя до сегодняшнего утра. А твоя мама? Она знает, что ты здесь?

Я фыркнула, закатывая глаза.

— Моя мама в какой-то необычной поездке со своим новым мужем. Она, скорее всего, не только не ответит на мой звонок, я также не уверена, что её это вообще будет волновать.

Я ненавидела тот факт, что была абсолютно правдива. В тот день, когда мне исполнилось восемнадцать, моя мать почувствовала, что больше не несёт за меня ответственности. Слава Богу, к тому времени я уже неплохо зарабатывала, работая моделью.

— Господи, — пробормотал Франсуа, возвращая меня к реальности.

Выдохнув, я почувствовала, что он не лжёт мне об уровне опасности. К тому же, я видела на его лице неподдельное беспокойство. Из всех ужасных поступков, о которых я подозревала или о которых читала, ложь не входила в их число.

— Какие у тебя дела с моим отцом?

На этот раз его улыбка была такой искренней, а искрящиеся глаза подчёркивали золотые и фиолетовые крапинки в радужной оболочке.

— У нас гоночный трек за пределами Нового Орлеана, а также команда.

Я невольно расхохоталась, но выражение его глаз говорило о том, что он говорит серьёзно.

— Ты что, не шутишь?

— Не шучу. — Франсуа отхлебнул из стакана. — Подержи. Не хочешь? Здесь немного жарковато.

Когда он подтолкнул стакан в мою сторону, я чуть не уронила его, наблюдая с нарастающим извращённым чувством потребности, пока он стоял надо мной, его нависающая тень была ещё одним напоминанием о том, что произошло между нами.

Смертный грех.

Я ничего не могла с собой поделать, мои глаза задержались там, где их не должно было быть. Даже то, как Франсуа снимал пиджак, было соблазнительно: его длинные руки вытянулись, когда он покрутил бёдрами, перекидывая пиджак через спинку стула. Он не спеша расстегнул длинные рукава, закатав сначала одну хлопчатобумажную манжету до локтя, затем другую, обнажив великолепные чернила на своих руках. Иисус. Он был сложен как небесный зверь, истинный бог всего мускулистого. Было невозможно отделаться от мимолётных видений его длинного, толстого члена, которые всплывали в моём сознании.

По моим волосам скатилась капелька пота, и я чуть не застонала. Когда-то давно я видела его в джинсах и футболке, но тогда он был просто подтянутым, сейчас же каждая мышца была идеально очерчена, а дорогие костюмы, которые он носил, не могли скрыть его потрясающего телосложения.

Чтобы отвлечься, я сделала глоток его напитка и почти сразу же закашлялась, капли красной смеси, пузырясь, потекли по моим губам. Совершив странный и слишком интимный поступок, Франсуа немедленно сел, провёл большим пальцем по моим губам и поднял на меня горящий взгляд.

Никогда в жизни не чувствовала себя так неуютно, ёрзая назад-вперёд на шезлонге. И тут я вспомнила о порке, которую он устроил, как злой человек на Хэллоуин, посмеиваясь над опасностями, таящимися в восхитительных шоколадных батончиках. Я хотела рассмеяться, этот яркий образ постоянно преследовал меня.

Я выдохнула, как постоянно делала рядом с ним, звук был таким прерывистым, что я была уверена, он его услышал.

— Ты в порядке? — спросил Франсуа более мягким тоном, чем раньше.

— В порядке. Можешь забрать свой крепкий напиток обратно.

Он поднял голову, в то же время прищурив глаза.

— У тебя будут правила, которым ты должна будешь следовать, Делани. Мои правила.

— Я не ребёнок. — Я пожалела о своих словах, как только произнесла их вслух.

— Нет, ты взрослая женщина с опасной петлёй на шее. Чтобы моя защита сработала, тебе необходимо полностью понимать, с чем мы имеем дело и как будет проводиться операция.

— Операция. В твоих устах это звучит критически.

— Как бы ты ещё это назвала? Мы не говорим о каких-то папарацци, преследующих тебя, потому что ты какая-то скандально известная знаменитость. Это монстр, ползущий по волнам тьмы, и, если он найдёт тебя, я, возможно, не смогу помочь. Поняла?

Я коротко кивнула ему, и Франсуа покачал головой.

— Я согласился позволить тебе пожить в доме твоего отца и понимаю, что тебе понадобятся кое-какие дополнительные вещи, пока ты здесь. Я позабочусь, чтобы это произошло. Ты можешь звонить по телефону, но никому не говори, где ты находишься. Это слишком рискованно. Ты не выйдешь из дома без сопровождения. На данный момент двое моих солдат будут поочередно охранять поместье твоего отца. Ты сможешь видеть, как один из них прогуливается по территории, заходя внутрь только в том случае, если тебе или мне что-нибудь понадобится. Если возникнут какие-либо проблемы, странные телефонные звонки или текстовые сообщения, ты сразу же сообщишь мне. Если я решу, что опасность сохраняется, ты немедленно выполнишь мои приказы и уйдёшь со мной тем способом, который я выберу. Я ясно выражаюсь?

Он что-то недоговаривал о том, что ему известно. Я была в этом уверена. Но его слова были суровыми и холодными, как уродливое напоминание обо всём, через что мне пришлось пройти.

Когда он поднялся со стула, я заметила очертания его оружия. Возможно, это напугало меня больше всего, так как ужасное осознание пришло ко мне.

Я почувствовала себя так, словно по мне проехался поезд. Но не потому, что какой-то сумасшедший монстр хотел разрезать меня на кусочки, как кусок сырого мяса. Моё глубокое падение в дикую пропасть было вызвано тем, что я представляла, как целую Франсуа всю ночь напролёт. Я вскочила с места, пытаясь избежать ещё одного зрительного контакта.

Он налетел на меня, как мухи на мёд в жаркий летний день, дёрнул меня за руку и заставил повернуться к нему лицом. Импульс, который он использовал, был достаточно сильным, чтобы я невольно ударила его ладонью по груди. Если бы я застонала ещё громче, то разбудила бы мертвецов в каждом новоорлеанском склепе. О боже. Что со мной не так?

Когда Франсуа опустил голову, я была уверена, что он собирается поцеловать меня, и облизнула пересохшие губы в предвкушении.

— Делани. Я задал тебе вопрос. Я всегда жду немедленного ответа, когда задаю его.

Как я уже знала, этот мужчина мог разрушить все мои фантазии одним-единственным словом или суровым взглядом.

— Да. Я, блядь, это поняла.

Я стиснула зубы, резкие слова были лишь верхушкой айсберга по сравнению с тем, что я хотела ему сказать, неприятное заявление о том, что я не потерплю рукоприкладства, не выходило у меня из головы. Почему у меня было такое чувство, словно Франсуа наслаждался этим так же сильно, как и тем дискомфортом, который он постоянно доставлял мне? Ублюдок. Он действительно мог быть мудаком.

А потом, чёрт возьми, этому сукиному сыну понадобилось приподнять одну из своих безумно красивых тёмных бровей. И всё же этот взгляд был не обольщающим, а чем-то гораздо более мрачным. Казалось, что необходимость избегать друг друга отнимала у меня все силы.

— Хорошая девочка, — произнёс он, и его голос звучал не более чем сочно и сипло.

Хорошая девочка. Похвала должна была вызвать у меня тошноту, но произошло как раз обратное. Внезапно появившиеся пушистики были похожи на тёплое одеяло, которым меня укрыли после возни в снегу. Я глубоко вздохнула и задержала дыхание. Франсуа был единственным мужчиной на свете, который мог заставить меня лишиться дара речи.

Он сделал несколько глубоких вдохов, его взгляд проникал в самые тёмные уголки моей души, пальцы впивались в мою кожу. Я сильно толкнула его, пытаясь разорвать связь, изо всех сил стараясь не свалиться в воду. Когда я потёрла руку в знак протеста, а не от боли, он и глазом не моргнул. Наконец, он отвёл взгляд, произнеся по-французски слова, которые, как я поняла, были связаны с моим нелепым поведением.

— А что, если я не буду следовать твоим правилам? — окей, хорошо. Я ничего не могла с собой поделать, когда Франсуа находился рядом.

— Тогда тебе не понравится наказание, которое ты получишь. Я достаточно ясно объяснил или мне нужно показать тебе это ещё раз?

Иди нахуй. Иди нахуй. Иди нахуй.

Но я не осмелилась произнести эти слова вслух.

— Да, Франсуа. Как бы прискорбно это ни было.

За его смехом последовала ещё одна серия слов, которые я не смогла понять. Я вспомнила, как он проделывал это с моим отцом. Я больше не могла выносить этого напряжения, независимо от того, было ли это частично или почти полностью по моей вине. Я смягчила свой тон, поймав себя на том, что провожу пальцами по губам, вспоминая о нашем потрясающем поцелуе.

— Ты можешь сказать мне хоть что-нибудь, что могло бы пролить свет на то, кто он такой?

— Честно? Нет. Но на стене было кое-что написано кровью Джинни. Детектив сообщил тебе об этом?

То, как он сжал челюсти, означало, что Франсуа в ярости.

— Нет. Что там было написано?

— «За смертные грехи нужно расплачиваться тем же». Что это значит?

— Блядь, — прошипел он. — Это может означать связь.

Связь. О чём он говорит?

— Правда в том, что кто-то хочет моей смерти. Да?

Он проследил за моим взглядом, прежде чем рывком вернуть стул на место.

— Возможно, Делани. Я не буду тебе лгать, но прошу тебя никогда больше не лгать и не пытаться обмануть меня. Мы договорились?

Мой пульс участился, сердцебиение стало более прерывистым, чем когда-либо. Он был богат и знаменит, каждое выражение его лица легко передавало угрозу. Я видела это собственными глазами. Я восхищалась его силой. Теперь я боялась того, на что он был способен. Я не хотела, чтобы он чувствовал себя моим врагом.

Пришло время попытаться протянуть ему какую-нибудь оливковую ветвь, иначе мы не переживем той проблемы, в которой погрязли вместе.

— Прости, Франсуа. Я не хотела так с тобой встречаться. Я понятия не имела, что это твой клуб. Если бы знала, поверь, я бы туда не пошла.

— Я чувствую какую-то особую интонацию.

— Никакой интонации. Просто общее заявление.

Он перекинул пиджак через руку.

— Понял.

— Почему ты на самом деле это делаешь, защищаешь меня? — лёгкая заминка означала, что за этим была скрыта история.

— На то есть две причины. Первая — я в долгу перед твоим отцом.

— За что?

— Он бросился под пули ради меня, спасая мою жизнь. Вот почему твоя мать бросила его.

Я была потрясена, никогда не слышал этой истории.

— Как я могла этого не знать?

— Потому что ты была в летнем лагере. Помнишь? К тому времени, как ты вернулась, твой отец был уже здоров. Если бы он не сделал то, что сделал, я был бы мёртв.

С трудом сглотнув, я начала понимать, что это за душевная боль, ярость моей матери и то, что мой отец не прилагал больше усилий, чтобы привлечь меня в свою жизнь.

— Мне так жаль.

— Это часть моего мира, в который тебя не следует втягивать, но, как уже сказал, я обязан твоему отцу жизнью. — Франсуа начал уходить, и я снова напряглась.

— А какая вторая причина?

Он резко остановился и медленно повернул голову, чтобы я могла видеть его профиль.

— Потому что ты мне очень дорога, Делани. Я имел в виду то, что сказал. Я буду тем, кто бросится под пули, чтобы спасти твою жизнь. Однако то, что между нами произошло, не должно повториться.

Человеку, которого я когда-то называла своим дядей, не нужно было напоминать или убеждать меня. В глубине души я знала, что черта, которую мы пересекли, не может повториться ни при каких обстоятельствах.

Однако это не означало, что я когда-нибудь об этом забуду.

Франсуа был всем, чего я когда-либо хотела, и тем, что я никогда не смогла бы получить.