Глава 10

Из Голландии прибыла принцесса Оранская, темноволосая сестра Карла, и положение Анны стало еще тяжелее. Принцессу бесило, что ее бывшая фрейлина осмелилась претендовать на роль свояченицы, и она всеми силами старалась воспрепятствовать признанию этого брака.

Но ситуация осложнялась еще и тем, что она известила их мать, королеву Генриетту-Марию, и та заявила, что собирается покинуть Францию, где провела долгие годы изгнания, и приехать в Лондон. Ей хотелось навестить сына и уладить свои денежные дела.

Яков нервничал в ожидании приезда королевы-матери. Карл снисходительно усмехался, видя, как брат заранее изводит себя. Они сидели в лаборатории, которую Карл приспособил для своих бесконечных опытов по химии и алхимии.

— Ну, пожалуйста, оставь свои эксперименты и скажи, как мы будем разбираться с матушкой? — Яков до смерти боялся острого, язвительного язычка королевы Генриетты. Карл хотел было ответить, но тут раздался стук в дверь.

— Войдите, — сказал он, и из-за двери показалась взлохмаченная голова их младшего брата Генри, герцога Глостера. Лицо Карла просветлело, он искренне любил этого юношу с чистым открытым лицом и живым веселым нравом.

— Заходи, Генри. Мы обсуждаем, как нам быть с матушкой, когда она прибудет в Англию.

Улыбка сошла с лица Генри.

— Тут я вам не помощник! Ведь она все еще не простила меня.

Братья помолчали. Их мать поссорилась с Генри несколько лет назад из-за того, что он отказался перейти в католическую веру. Став женой Карла I, Генриетта-Мария тем не менее осталась преданной католичкой, что усилило недовольство народа во времена гражданской войны. Она согласилась с политической необходимостью того, что ее сыновья Карл и Яков не могут исповедовать католицизм: это вызвало бы недовольство англичан. Но не видела причин, по каким ее младшему сыну Генри нельзя было принять ее веру. Когда Генри отказался выполнить ее желание, королева поклялась, что не будет разговаривать с ним, пока он не изменит своего решения.

Яков взглянул на погрустневшее лицо Генри и ободряюще похлопал его по плечу.

— Не расстраивайся, братец! Весь гнев нашей любезной матушки будет направлен на меня. Пожалуй, я бы даже обрадовался, если бы знал наверняка, что она выберет и для меня подобное наказание.

Карл коротко рассмеялся и зажег огонь в масляной горелке.

— Похоже, мне одному будет оказана честь наслаждаться острым язычком нашей матушки. — В отличие от своих братьев он не слишком боялся гнева королевы. Но он любил мир и согласие, и его раздражала мысль о предстоящих баталиях. — Я бы воспрепятствовал ее приезду в Англию, если бы она не взяла с собой Киску… — Голос его потеплел, а лицо приобрело задумчивое, мечтательное выражение.

Киска была их младшей сестрой. Она родилась во время гражданской войны; королеве Генриетте пришлось покинуть Англию сразу после рождения последней девочки, и Карл познакомился со своей сестрой только во Франции, когда ей было уже шестнадцать лет. Эта милая обаятельная девушка тут же пленила его; Карл тепло относился ко всем членам своей семьи, но Киска завоевала его сердце, и он всячески баловал ее. Она, в свою очередь, обожала своего смуглолицего старшего брата. Они проводили вместе все свободное время, развлекаясь и делясь секретами. Теперь, став королем Англии, он может сделать ее жизнь счастливой и беззаботной.

— Тьфу, братец, что за ароматы? — Генри сморщился и помахал рукой перед носом, стараясь разогнать отвратительный запах. — Что вы там стряпаете?

Карл помешивал кипящую смесь.

— Говорят, это самое верное снадобье от оспы. Давайте прогуляемся по парку, подышим свежим воздухом.

Братья не спеша шли по аллее, направляясь к так называемому «Райскому уголку». Там по королевскому желанию развесили на деревьях множество клеток с птицами, чтобы все могли наслаждаться их веселым щебетанием. Мимо проходили гуляющие пары, но братья не выражали желания общаться с придворными, отвечая на их приветствия лишь легкими поклонами. Им редко удавалось уединиться и побродить в семейной компании.

Карл взглянул вперед и заметил приближающуюся к ним Мэри, принцессу Оранскую.

— Отлично! Сейчас Мэри укомплектует наше семейство.

Яков застонал и сказал:

— Ну, сейчас она снова начнет клевать меня. — И развернулся, собираясь удрать, но Карл крепко схватил его за фалды.

— Останься. Чем скорее произойдет извержение вулкана, тем быстрее он остынет. И тогда можно будет попытаться урезонить ее.

Мэри, милая легкомысленная Мэри, всегда ненавидела Голландию с ее влажным климатом и строжайшим придворным этикетом. Сейчас, когда ее брат стал королем, ей хотелось отвести душу, она намеревалась как можно дольше пробыть в Англии. Карл понимал, что самолюбию Мэри нанесен довольно сильный удар: ее бывшая фрейлина стала первой дамой королевства. Но по натуре Мэри была доброй, и Карл надеялся, что со временем она сменит гнев на милость.

Карл тепло приветствовал Мэри, и она, взглянув на него смеющимися счастливыми глазами, взяла его руку.

— Ах, Карл, мне так понравились ваши нововведения в парке! — воскликнула Мэри, затем она перевела взгляд на Якова и сердито прищурилась. Едва кивнув в его сторону, Мэри холодно проронила: Яков! — и чтобы подчеркнуть свое недовольство его поведением, с преувеличенным пылом приветствовала Генри, словно они не виделись целую вечность, хотя на самом деле они провели вместе все утро.

Мэри взяла под руки Карла и Генри, и они пошли по аллее. Яков отстал от них, сославшись на то, что дорожка узковата для четверых. Карл иронически усмехнулся и вежливо склонил голову, слушая Мэри. Но почти ничего не слышал, поскольку заметил Барбару, быстро идущую к ним навстречу. Освещаемая ярким солнечным светом, она была необыкновенно хороша.

Поровнявшись с ними, она сделала легкий реверанс и сказала:

— Простите, сир, мое опоздание. Меня задержала портниха. — Она невольно подняла руку к груди, словно хотела успокоить дыхание, и взгляды трех мужчин последовали за этим движением.

На лице Мэри появилось жесткое, неприязненное выражение, и она выдернула руку из-под руки Карла. Пытаясь сгладить ситуацию, Карл сказал:

— Мы с Барбарой договорились поехать в театр, посмотреть последнюю пьесу Драйдена. Не желаете ли присоединиться к нам? — Не обращая внимания на возмущение Мэри, он предложил Барбаре руку, демонстративно брошенную его сестрой.

Яков и Генри с готовностью согласились, но Мэри окинула Барбару долгим надменным взглядом — от перьев на шляпке до изящных кожаных туфелек и презрительно сказала:

— Думаю, что нет. Я слишком дорожу своим добрым именем. Английской принцессе не пристало находиться в обществе шлюх! — Она резко развернулась и решительно пошла прочь.

Лицо Карла угрожающе потемнело, он гневно окликнул ее, но Мэри лишь подняла повыше свои пышные юбки и с максимальной скоростью, приличествующей ее высокому положению, устремилась вдоль аллеи.

Яков и Генри, заслоняя Барбару от посторонних глаз, старались утешить ее. Карл обернулся и мягко сказал:

— Мне очень жаль, что все так вышло, Барбара.

Барбара смотрела на них изумленными, полными слез глазами.

— Но откуда такая ненависть? Ведь в Голландии она была так мила со мною! — Барбара тепло вспоминала то дружеское участие, которое принцесса Оранская проявляла к ней, когда она привезла золото для короля в Гаагу. Мэри была так внимательна к ней и с искренней доброжелательностью пыталась тогда рассеять робкое смущение Барбары.

Карл гневно передернул плечами.

— Наша матушка имеет огромное влияние на Мэри, и к тому же, несмотря на легкомысленный вид, наша сестричка невероятная ханжа.

Яков и Генри тоже всячески старались ободрить Барбару. Яков в заключение сказал:

— Да она просто в бешенстве от моей женитьбы на Анне и выплеснула часть своего гнева на вас.

Генри галантно добавил:

— К тому же она явно завидует вашей несравненной красоте.

Трое мужчин наперебой утешали Барбару, и она, весело рассмеявшись, оценила их старания. Но в глубине ее души притаился страх, и Барбара, вздрогнув, приложила руку к животу. Вряд ли Мэри будет любящей тетушкой ребенку, которого носила Барбара.


Время шло, и Барбара начала понимать, что Мэри может стать очень опасным врагом. Ее холодность к Барбаре так и не растаяла, но основная ее энергия была направлена на расторжение брака Якова и Анны. Она не делала секрета из своих антипатий, и вокруг нее быстро образовался кружок придворных, не одобряющих этот альянс.

Под ее влиянием Яков постепенно сократил свои визиты к Анне и начал сожалеть о поспешной женитьбе.

Однажды вечером Барбара устроила грандиозный прием в своем доме на Кинг-стрит. Карл и Яков, как обычно, были среди приглашенных. Случайно она услышала, как граф Арранский говорил Томасу Киллигру:

— По-моему, мы лишь докажем свою преданность герцогу Йоркскому, если поможем ему расторгнуть этот брак.

Эта странная фраза не выходила у Барбары из головы, и лишь часом позже она смогла по достоинству оценить эти дружеские намерения, подойдя к Якову, сидевшему вместе с ними за карточным столом.

— Анна Гайд недостойна тебя, — говорил Якову граф Арранский. — Она многих одаривает своей благосклонностью.

Легковерный Яков с изумлением смотрел на него, и граф ухмыльнулся.

— Я и сам пользовался ее благосклонностью в Хаунслидайке.

Барбара возмущенно сказала:

— Постыдитесь, милорд! — Она положила руку на плечо Якова, который с открытым ртом слушал эти наветы.

Генри Джермин не преминул подбавить масла в огонь:

— Да-да, я тоже встречал эту леди после ее прибытия из Голландии. Как-то днем на бирже она назначила мне свидание.

— Яков, ведь она тогда уже носила вашего ребенка, — пылко сказала Барбара, страшно переживая, что такие разговоры ведутся в ее собственном доме. — Подумайте, насколько невероятно все, что вам говорят!

Но, к сожалению, Яков не обращал внимания на ее замечания, его взгляд блуждал по лицам приятелей, и в них он читал подтверждение сказанному. Один Карл был насмешлив и недоверчив.

Сэр Чарлз Беркли вдруг рассмеялся.

— Похоже, что благосклонность этой дамы была поровну распределена между нами. Мне тоже удалось поразвлечься с ней.

Барбаре захотелось ударить его, она была близка к тому, чтобы выпроводить всю эту компанию, но Карл опередил ее, сказав:

— Господа, вы оскорбляете замужнюю женщину. Мне жаль, что у герцогини Йоркской так мало преданных друзей.

— Но если Анна изменяла мне со всеми моими друзьями… — расстроенно промолвил Яков.

Карл резко оборвал его:

— Не будь таким доверчивым ослом, братец. Джентльмены перестарались, пытаясь доказать тебе свою дружбу за счет невинной девушки.

Он жестом смирил протесты Якова и закончил:

— Я не желаю больше обсуждать эти глупости. Если тебе не хватает мужества защитить свою жену от клеветы, то это вынужден сделать я. — Он обернулся к сидящим за столом кавалерам со словами: — Джентльмены, надеюсь, вы поняли меня?

Они подчинились; мрачноватые выражения их лиц говорили о том, что они без восторга отнеслись к словам короля. Канцлер не пользовался популярностью при дворе, и мало кому нравилось возвышение его дочери.

Барбара заметила, что придворные в течение вечера то и дело отводили Якова в сторонку, подальше от ушей короля, и приватно беседовали с ним. Слушая их пикантные истории, Яков удрученно кивал и к концу вечера выглядел совершенно убитым. Барбара очень расстроилась и разочарованно смотрела на Якова, удивляясь его глупой доверчивости.

Остаток вечера прошел как в тумане; она рассеянно улыбалась гостям, но едва осознавала, о чем они говорили. Ею овладел страх, которого она еще не испытывала в своей молодой беспечной жизни.

Подобно Анне, Барбара всецело зависела от одного мужчины и могла рассчитывать лишь на его покровительство. Стоит Карлу охладеть к ней, и этот дом опустеет в мгновение ока, все гости разбегутся. Если Карл перестанет любить ее, кто тогда защитит ее и ее будущего ребенка? Раз один брат не проявил должного недоверия к сплетням, то, возможно, и другой в свое время поступит также.

Ночью, когда они уже готовились ко сну, Барбара внезапно разрыдалась. Карл изумился и привлек ее к себе.

— Что с тобой, дорогая?

— Все эти разговоры сегодня вечером… — всхлипывая, проговорила она. — Они были как свора гончих на охоте, а Анна — беззащитное создание, которое они решили затравить.

Прижимаясь щекой к его груди, Барбара горько сказала:

— У меня просто сердце разрывается. Анна так одинока без дружеской поддержки. Отец отвернулся от нее. Твоя сестра, которая была ее другом, всячески оскорбляет ее. Что может сделать одинокая слабая женщина? У нее нет никаких прав.

Карл погладил ее блестящие рыжие волосы.

— Думаю, Анна не так уж одинока. В тебе она нашла преданного друга. И во мне тоже… — со спокойной уверенностью добавил он.

Окруженная надежным кольцом его рук, Барбара чуть отстранилась и поймала взгляд его черных добрых глаз.

— Мне необычайно повезло в жизни, — взволнованно сказала она. — Ты такой умный и сильный. Я горжусь тем, что полюбила тебя. Я каждый день открываю в тебе новые достоинства.

— И я все больше восхищаюсь тобой, дорогая, — сказал Карл. — Мне нравится, что ты так преданно защищаешь Анну.

Они сели на кровать, и Барбара спросила:

— Карл, почему Яков так доверчив? Ведь он, должно быть, очень любил Анну, раз осмелился жениться на ней, и вдруг так быстро отступился от нее. Видел бы ты, с каким вниманием и доверчивостью выслушивал он наветы Джермина и всех остальных…

Карл вздохнул.

— Боюсь, дорогая, что Яков никогда не отличался особой смелостью. Он панически боится матушки, а она прислала ему из Парижа письмецо, в котором разбранила и осудила его женитьбу.

Он вдруг усмехнулся.

— Погоди, тебе еще предстоит встретиться с королевой! Это самая миниатюрная и хрупкая леди на свете, и, однако, даже из-за моря она умудряется внушать Якову непреодолимый страх. Эта гроза быстро надвигается на Англию и может положить конец недостойному союзу принца и фрейлины.

Барбара почувствовала внезапный болезненный укол страха. Холодность Мэри была горьким уроком для нее. Если же сестра и мать Карла объединятся и будут относиться к ней как к падшей женщине, то ее жизнь превратится в сплошной кошмар.

— Твоя мать едва ли примет меня, — сказала она. — Мне даже страшно подумать, вдруг она решит, что тебе следует прекратить наши отношения.

Карл откинулся на кровать и расхохотался.

— Я не боюсь мамочки, Барбара! И никогда не боялся.

Барбара была сильно издергана за последнее время, и нервозность ее объяснялась не только беременностью. Весь вечер, пока мужчины злословили по поводу Анны, она невольно ставила себя на ее место и в ней накапливались раздражение и злость. А сейчас добавилось еще и известие о королеве, которая явно будет враждебно относиться к Барбаре по прибытии в Лондон. Беззаботный смех Карла стал последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, и Барбара взорвалась:

— Ты презренная скотина, Карл Стюарт! Как смеешь ты хохотать, когда я говорю, что боюсь! — Она сорвала с ноги туфельку и запустила ею в Карла. Пока туфелька летела, Барбара с ужасом подумала, что закатила скандал самому королю Англии. Глаза ее испуганно расширились, и она непроизвольно прикрыла руками живот, словно хотела защитить себя и ребенка от неминуемого наказания.

Карл хохотал.

— Подумать только, в какую тигрицу может превратиться моя ласковая кошечка. — Он взял ее на руки и усадил к себе на колени.

Барбара устало прижалась к нему. Слава Богу, она не оттолкнула его своим поступком. Может, неправа была ее тетушка, графиня Суффолк, утверждая, что ни один мужчина не вынесет бешеной вспыльчивости Барбары. Сейчас ее терзала только одна мысль: как могла она позволить себе быть столь несдержанной с Карлом? Все же он король! Впоследствии ей не раз придется сдерживаться и терпеть унижение от Мэри. Она будет фальшиво улыбаться, хотя предпочла бы разразиться яростными проклятиями или броситься в слезах на грудь Карла и пожаловаться на свое шаткое положение.

— Этот страх давно копился во мне, — медленно сказала она. — Мое положение ничуть не лучше положения Анны. — Она провела пальчиком по подбородку Карла. — У меня нет своих денег.

Карл тяжело вздохнул. Деньги! Всем нужны эти проклятые деньги! Барбара резонно продолжала:

— Деньги очень важны. Имея много денег, можно плюнуть на весь мир.

Карл улыбнулся.

— Неужели тебе в самом деле хочется плюнуть на этот мир, дорогая?

— Довольно часто, — ответила Барбара и, выпрямившись, задумчиво посмотрела на него. — Моя мать была наследницей ста восьмидесяти тысяч фунтов…

Карл присвистнул. Это была огромная сумма.

— Ты можешь свистеть сколько угодно, — горько заметила Барбара, — но я не видела этих денег. Мы жили очень бедно. — Она серьезно взглянула на Карла и решительно и взволнованно сказала: — Карл, пойми, я не хочу снова оказаться в нищенском положении. Мои дети не должны страдать по моей вине. Вся моя корысть исходит из желания обеспечить их будущее, и я добьюсь этого. — И, словно пытаясь охватить все свое будущее богатство, она развела руками, при этом рукава соскользнули к ее плечам, обнажив их хрупкую белизну.

Карл рассмеялся при виде такой беззастенчивой жадности.

— А путь к этому богатству? — поддразнивая спросил он. — Насколько я могу понять, именно мне придется откопать этот бездонный сундук золота!

— Ах, дорогой! — Барбара приняла вид кающейся грешницы. — Бедность так ужасна! Ты же сам знаешь, что значит — остаться без крова и не ведать о том, что тебя ждет завтра. Я надеюсь, ты поймешь меня.

— А я и понимаю, — сказал он.

— На самом деле я любила бы тебя даже в бедности, — задумчиво произнесла она.

— Если мерить по королевским меркам, то я просто нищий, Барбара, — мрачно сказал Карл.

— Но рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. Твоя любовь надежна, и я знаю, что ты всегда сумеешь защитить меня.

— Не очень-то крепка моя защита, — со вздохом сказал он. — Я не могу остановить злые языки и…

— И не можешь жениться на мне, — с горечью закончила Барбара.

— Увы, этого я не могу сделать. Любой мужчина может жениться на любимой женщине, и только я не вправе располагать собой.

Обидные слова вертелись на языке, но Барбара мудро промолчала. В глубине души она верила, что когда-нибудь Карл все же женится на ней. Род Вилльерсов достаточно знатен, и развода с Роджером при сильном желании тоже можно добиться.

Карл нежно укачивал сидящую на его коленях Барбару.

— Наверное, я поступил нечестно, дорогая. Надо было оставить тебя в покое, и ты бы спокойно наслаждалась жизнью в семейном кругу с Роджером.

— Наслаждалась? Ты сошел с ума! Неужели ты думаешь, что я могла бы наслаждаться жизнью с этим слюнтяем? — выразительно произнесла Барбара, всем своим видом выказывая искреннее недоумение.

Карл рассмеялся.

— Ох, и острый у тебя язычок! Интересно, как ты будешь называть меня, когда разлюбишь? «Этот уродливый трубочист»?

— Я никогда не разлюблю тебя. И я никогда не любила Роджера, мы поженились только потому… — Она не решалась продолжить.

— Почему, дорогая? Я давно задавал себе этот вопрос. Вы абсолютно не подходите друг другу. Точно в одну клетку посадили диковинную заморскую птицу и обычного воробья!

Барбара смущенно покраснела и спрятала лицо на его груди.

— Потому что я загубила свою репутацию из-за романа с Филипом и боялась, что никто, кроме Роджера, не женится на мне, и я останусь старой девой. Но ты же понимаешь, что мне не очень-то хотелось воспитывать мартышек в аду.

Карл подавил смешок, не желая задеть ее чувства, и погладил ее пушистые мягкие волосы. Да, нелегко быть женщиной, размышлял он. Они так уязвимы, так слабы. Какая сила есть у Барбары против всех невзгод окружающего мира? Только ее красота. Безрассудно и великодушно она бросалась в любовные авантюры, не задумываясь о расплате. Но сейчас она готовится стать матерью, и это слегка отрезвило ее. Она с тревогой глядит в будущее, понимая всю неопределенность своего положения, и боится остаться одна в жестоком мире. Карл покрепче прижал ее к себе.

— Клянусь тебе, Барбара, — серьезно сказал он, — в душе я считаю тебя своей настоящей женой. Я понимаю твое беспокойство и сумею защитить тебя. Я окружу тебя высокой мощной стеной почета и богатства, и она будет надежно охранять тебя от мирского зла.

Барбара взглянула на его мужественное смуглое лицо. В его голосе было столько искреннего сочувствия, что ее захлестнула волна горячей радости: он понимает меня, мои страхи и опасения перед будущим. Теперь я точно знаю, что он женится на мне!

Барбара почувствовала непреодолимое желание слиться воедино с этим человеком, и, взяв в ладони его темноволосую голову, она посмотрела на него пылающим страстью взглядом.

Они лежали рядом, утомленные любовью, и смотрели в темноту.

Барбара теснее прижалась к нему и успокоенно вздохнула. «Хорошо бы он женился на мне до рождения ребенка», — мелькнуло у нее в голове, и с этой приятной мыслью она погрузилась в сон…

Карл не мог уснуть. Его тревожило поведение Якова и прибытие в Англию королевы-матери. Барбара во время разговора, сама того не ведая, подала ему одну хорошую идею. Вопрос денег явно волновал его мать более всего. И он должен использовать их как оружие для защиты своих интересов. Карл знал, как ей хотелось получить от него солидный пенсион, но за это ей придется смириться с женитьбой Якова и признать Анну.


К тому времени, когда Генриетта-Мария прибыла в Англию, ее младший сын Генри Глостер умер от оспы. Барбара провела несколько ужасных часов, серьезно опасаясь за здоровье самого Карла. Все свободное время король проводил у постели больного. Он пытался вылечить брата теми снадобьями, которые приготавливал в своей лаборатории, но Генри лишь беспомощно и виновато смотрел на Карла: его желудок отказывался усваивать эти целебные средства. Карл сделал три попытки с одним и тем же плачевным результатом. Лицо его помрачнело, и он в ярости вышвырнул бесполезную склянку в ближайшее окно. К вечеру пятого дня болезни Генри повернулся лицом к стене, легко вздохнул, и жизнь покинула его.

Барбара сидела у камина в своем доме на Кинг-стрит, когда ей сообщили эту печальную новость. Она тут же бросилась в Уайтхолл. Сердце ее разрывалось от жалости и сострадания к Карлу. Придворные стояли тесным кружком возле королевских покоев.

— Король заперся и не желает никого видеть. Он как безумный носится по комнате, и мы очень волнуемся за него.

— О нет!.. — Барбара почувствовала такую острую боль, словно ее полоснули ножом по сердцу. Она подошла и громко постучала в массивную украшенную позолотой дверь.

— Оставьте меня! — искаженным горем голосом крикнул Карл.

Барбара приложила губы к замочной скважине и сказала:

— Впусти меня! Это я, Барбара.

Сердце Барбары громко стучало в наступившей тишине, затем дверь распахнулась со щелчком, и она проскользнула внутрь. Лицо Карла было мокрым от слез, в глазах стояла отчаянная тоска.

Барбаре хотелось обнять и утешить его, но Карл метался по комнате, словно хотел убежать от печали, которая ни на шаг не отставала от него. Он ударил кулаками в стену с такой силой, что картина над ним угрожающе покачнулась.

— Он был еще совсем мальчик, — глухо и отрывисто проговорил Карл. — Что он успел увидеть за свою короткую жизнь? Сначала семья развалилась на части, отца казнили. Потом долгие годы изгнания, и сейчас, — он опять ударил кулаком по стене, — когда жизнь наконец пошла на лад, когда я в состоянии дать ему все, чего он был лишен, смерть забрала его.

Перед лицом смерти слова бессильны. Барбара молча обняла Карла и крепко прижала к себе, точно хотела силой своей любви пробиться сквозь его горе и дать ему утешение.

Карл склонил голову на ее плечо и заплакал скупыми мужскими слезами. Несчастье подорвало его силы; они постояли немного в молчании, затем Барбара подвела его к кровати и заставила лечь. Заботливо, точно мать больное дитя, она укрыла его и, присев рядом, всю ночь держала его руку.


Глухая боль утраты еще владела Карлом, когда он отправился в Дувр встречать Генриетту-Марию и Киску, вступающих наконец на английскую землю. Для королевы это было возвращение после долгих лет изгнания, Киска, которую увезли из Англии в младенчестве, совсем не помнила родной страны.

На душе Карла посветлело, когда он увидел спускающуюся по трапу Киску; сентябрьский ветерок, играя, то раздувал пышные юбки ее наряда, то обтягивал стройную фигурку. Карл сердечно обнял ее и поцеловал в губы, затем повернулся, чтобы торжественно и церемонно приветствовать мать. Он мягко сообщил ей печальную новость о смерти Генри. Она тяжело застонала и схватилась за голову; ее лицо, обрамленное блестящими черными локонами, исказилось от боли, слезы полились из глаз, оставляя мокрые следы на глубоких морщинах, прорезавших ее щеки.

— Теперь я поистине Несчастная Королева! — пережившая смерть мужа, разлуку с детьми и тяготы изгнания, Генриетта давно величала себя этим титулом.

Особенно мучило ее то, что ее младший сын умер, так и не дождавшись ее прощения. Карл надеялся, что это несчастье немного смягчит ее. Ведь она только что потеряла Генри, а по сути потеряла его давно, перестав разговаривать с ним. Возможно, это заставит ее задуматься, прежде чем объявить Якова своим врагом.

Но нет, Генриетта-Мария осушила слезы и всю дорогу до Уайтхолла атаковала Карла, ругая его за то, что он поддерживает Якова.

— И на ком?! — восклицала она. — На дочери какого-то безродного парламентария! У меня кровь стынет в жилах, когда я думаю об этом!

Карл, склонив голову, вежливо выслушивал нападки матери, а затем попытался защитить свои позиции:

— Гайд теперь принадлежит к знатному роду, матушка. Как раз вчера я дал ему титул графа Кларендона и двадцать тысяч фунтов, чтобы он мог достойно содержать себя. И Гайд, похоже, смирился с тем, что его дочь стала герцогиней Йоркской.

Генриетта-Мария в приступе ярости скрипнула зубами, в ее черных глазах загорелся зловещий огонь. Двадцать тысяч фунтов какому-то пройдохе, когда она сама крайне нуждается в деньгах!

На следующее утро граф Кларендон в своем новом парадном облачении официально приветствовал Генриетту-Марию и поздравил ее с возвращением в Англию от лица членов Тайного Совета. От ярости королеву чуть не хватил апоплексический удар, а Карл и Киска, чтобы избежать ее гнева, спешно вышли прогуляться в сад.

Киска была жизнерадостна и говорлива, как весенний ручеек, и Карл, словно напившись чистой родниковой воды, с наслаждением слушал переливы ее звонкого смеха.

Она закружилась на аллее впереди него, затем остановилась, поджидая брата в густой тени старого вяза, пятнистым ковром раскинувшейся по земле. Она подхватила Карла под руку и внимательно взглянула на него, при этом смешинки растаяли в ее глазах.

— Карл, я знаю, матушка порой просто невыносима, но вы же назначите ей пенсион, о котором она столько мечтала, да? — По-детски чистые глаза Киски были озабоченны. — Вы не представляете, как ужасны были долгие годы изгнания в положении бедной родственницы при французском дворе.

Карл почувствовал сострадание. Ему были знакомы муки гордости, которые испытывают иждивенцы или нищие, обреченные искать приюта в чужих краях.

— Конечно, Киска, — мягко сказал он, — я сделаю это. — Он погладил девушку по густым черным волосам. — Но давай поговорим о тебе. Чего хочет моя драгоценная младшая сестренка?

Киска опустила глаза и, водя по траве носком изящной туфельки, спросила:

— Вы позволите мне выйти замуж за брата короля Людовика — Филиппа, герцога Орлеанского?..

Карл ужаснулся. У младшего брата Людовика была дурная слава. Филипп красился, точно девица, постоянно болтал о каких-то кружевах и лентах и интересовался в основном юными мальчиками.

— Киска, неужели ты любишь его?

Киска передернула плечами с истинно галльской грацией.

— При чем тут любовь! Я говорю только о свадьбе. — Она подняла на Карла горящие глаза. — Брат, я обожаю Францию больше всего на свете. И если я выйду замуж за Филиппа, то смогу жить там.

Карл страшно расстроился. Его мать, рожденная во Франции, была француженкой до мозга костей. Естественно, что как только она получит желаемые деньги, то сбежит обратно во Францию. Но Киска! — Сердце Карла болезненно сжалось. — Он мечтал, что, когда взойдет на престол Англии, Киска будет жить с ним. Он мечтал о том, как будет баловать и развлекать ее, дарить безделушки и драгоценности, которых она была лишена в голодном детстве.

Карл долго старался отговорить ее, но Киска смотрела на него с болью в глазах; она любила брата и переживала, что так огорчила его своим намерением.

— Но, Карл, я не знаю Англии. Мой дом во Франции. Я полюбила ее всей душой, ведь я там выросла. Пожалуйста, позвольте мне выйти замуж за Филиппа и остаться во Франции.

С тяжелым сердцем Карл дал свое согласие и был награжден счастливым светом, озарившим лицо Киски.

Они прошли еще немного в молчании, и затем Киска смущенно сказала:

— Я слышала о вашем романе с госпожой Барбарой Палмер. Почему она не появляется при дворе?

Карл нахмурился.

— Мэри уже успела обидеть ее, и я не хочу, чтобы матушка подлила масла в огонь. Думаю, ей лучше будет спокойно пережить визит королевы-матери у себя дома на Кинг-стрит. Я бываю у нее довольно часто.

Киска порывисто взяла его за руку.

— О, Карл, но мне бы хотелось познакомиться с женщиной, которую вы так любите! Вы возьмете меня к ней в гости?


Барбара и Киска были очарованы друг другом, они мило болтали, а Карл, лениво развалясь в кресле, наслаждался видом своих любимых женщин и радовался, что они понравились друг другу. У Барбары отлегло от сердца: по крайней мере этого члена королевской семьи она может считать своим другом.

Когда подошло время прощания, Барбара потянула Карла за рукав и на минутку отвела его в сторону.

— Как дела у Анны? Еще никто не родился?

Карл отрицательно покачал головой и вышел, тихо насвистывая. Тонкая ручка Киски обвилась вокруг его сильной руки.

На следующее утро ему доложили, что у Анны начались схватки. Карл послал в дом ее отца доверенных придворных дам и, как только они сообщили ему, что Анна родила, поспешил навестить ее. Анна, ослабевшая, но счастливая, сжимала руку Карла, благословляя его доброту. Ее муж, не желая признавать своего сына, так и не появился у постели жены.

Барбара расстроилась, услышав про обстоятельства, сопровождавшие эти роды. Епископ Винчестерский как пиявка присосался к изголовью постели Анны и все время, пока она в муках рожала, осаждал ее зловещими вопросами, требуя признания:

— Кто отец твоего ребенка? Признайся! Не пользовались ли твоей благосклонностью другие мужчины, помимо твоего супруга?

Анна стонала и кричала от боли, пот лил с нее градом, но в перерывах она между схватками спокойно и уверенно отвечала на его вопросы, чем снискала уважение многих достойных людей.

У Барбары шел уже шестой месяц беременности, и болезненный страх все чаще закрадывался в ее душу. Что же будет с ней, когда она родит бастарда? Всего несколько недель назад ее дом был самым модным в Лондоне, а сейчас из-за визита королевы-матери ей приходится скрываться. Она не может даже показаться при дворе. По вечерам Барбара еще устраивала балы, но ряды гостей поредели, поскольку многие предпочитали дворцовые приемы королевы.

Генриетта-Мария, хотя сама недолюбливала английский двор, пользовалась большой популярностью, придворные стайками вились вокруг нее, льстиво превознося ее достоинства. Генриетта-Мария, несмотря на почтенный возраст, все еще предпочитала прическу своей юности: черные блестящие локоны обрамляли ее усохшее морщинистое лицо, придавая ему смешной и нелепый вид. Но придворные, пряча улыбки, нахваливали их блеск и черноту, и Генриетта-Мария горделиво улыбалась. Она также любила, когда ей говорили, как она прекрасно выглядит и что несчастьям не удалось сломить ее. Да, на самом деле ей довелось испытать в жизни много горьких минут. Сейчас, окруженная родовитыми вельможами, она твердо заявляла:

— Если Анна Гайд войдет в Уайтхолл, то я покину Англию навсегда.

Королева была уверена в своей власти. Ее уверенность рассыпалась в прах после того, как Карл пригласил ее в свой кабинет для приватного разговора. Он старался быть мягким, но твердо держался своих позиций. Если матушка желает получить пенсион для себя и приданое для Киски, то он, со своей стороны, будет безмерно счастлив обеспечить их обеих. Все будет отлично! Но лишь с тем условием, что королева примет свою драгоценную невестку, жену Якова, Анну Гайд.

Генриетта-Мария гордо откинула назад головуи прикрыла веками свои черные глаза.

— Это невозможно! Я не могу принять ее!

Карл, не позволяя чувству жалости закрасться в его душу, отвернулся в сторону.

— Отлично. Право же, Людовик будет счастлив принять вас обратно в качестве бедных родственников.

Королева моментально припомнила годы нужды и унижений, которые она провела в изгнании на иждивении родственников. Ей хотелось вернуться во Францию с высоко поднятой головой и с тугим кошельком. Она стояла перед выбором, и ее французская практичность взяла верх. В конце концов жить она все равно будет во Франции. Не столь трудно поулыбаться несколько дней Анне! Зато она вернется во Францию с кошельком, полным золота, а неприятный привкус этих денег быстро изгладится из памяти.

Анна получила приглашение на прием для официального представления королеве-матери, которая всем сердцем ненавидела ее. В зале толпились жадные до зрелищ придворные. Анна, еще не вполне оправившаяся после родов, боялась, что ей станет дурно от духоты, резкого неприятного запаха пропитанной потом одежды и от пристальных взглядов придворных. Она глубоко вздохнула и приветствовала свекровь с безупречным достоинством; по рядам придворных прошел шепот, что хотя Анна и не знатного рода, но держит себя по-королевски, не хуже принять невестку, чем сама Генриетта-Мария.

Вынужденное согласие королевы-матери убедило Якова помириться с Анной и признать своего сына.


Барбара порадовалась за Анну, но ее не покидали тревога и опасение за собственное будущее. Она уже в полной мере осознавала ненадежность своего положения в свете. Какой же глупой она оказалась в итоге! Когда Роджер милостиво отошел в сторону, позволив ей открыто жить с Карлом, придворные льстецы с таким рвением восхваляли ее, что Барбара вообразила себя почти что королевой Англии. Но с приездом принцессы Оранской и королевы-матери в Уайтхолл все изменилось. Они устраивали роскошные приемы, а Барбара, покинутая всеми, тосковала, как в заточении, в своем доме на Кинг-стрит. «О, как я ненавижу их!» — Барбара скрежетала зубами в бессильном гневе, так ей хотелось отомстить за все унижения. В большей степени ее гнев относился к принцессе Оранской, поскольку она успела полюбить Мэри, пока гостила в Гааге.

Планы мщения порой заводили ее так далеко, что она в испуге одергивала себя. Некий шарлатан, Джон Гейдон, именующий себя доктором, стал довольно знаменитой личностью в Лондоне. Говорили, что он преуспел в оккультных науках и предсказывает будущее по звездам. Также ходили слухи, что он снабжает ядами тех, кто хочет извести своих врагов. Однажды Барбаре привиделось, будто она, закутавшись в черный плащ и скрываясь под маской, едет в дом Гейдона и получает флакончик бесцветной жидкости, которую вливает в пищу Мэри. Глаза Барбары загорелись, рот приоткрылся, она, затаив дыхание, уже представляла себе корчившуюся в судорогах Мэри. Но тут в комнату вошла Нэнси со стопкой нижнего белья и разрушила эти страшные грезы. Ужаснувшись собственным фантазиям, Барбара быстро перекрестилась, чтобы оградить себя от греха, и в тревоге положила руку на живот, надеясь, что не повредила своему будущему ребенку таким безумным видением.

Барбара необычайно расстроилась, когда Карл как-то вечером заметил:

— Мэри жутко злится на матушку за то, что та приняла сторону Анны. Последнее время она ходит бледная и вялая. По-моему, от такой злости и заболеть недолго.

Со страхом взглянув на него, Барбара прижалась щекой к его плечу, чтобы скрыть виноватое выражение, появившееся в ее глазах. Конечно, все это глупости, думала она, разве можно только дурными мыслями заставить заболеть своего врага?

Через несколько дней по дворцу разнеслась весть, что Мэри заболела оспой.

— О, Боже Милосердный! — Барбара упала на колени и с редкостным для нее рвением начала молиться. Вспомнив все свои грешные мысли, она страстно молила Бога спасти Мэри, твердя, что не имела намерения на самом деле вредить ей. Она проклинала свой вспыльчивый характер и клялась, что в будущем научится сдерживать себя, любить своих врагов и станет истинно добропорядочной леди.

Ежечасно она посылала справляться о здоровье Мэри; принцессе Оранской становилось все хуже, и Барбара вновь и вновь возносила к небу горячие мольбы. Но, несмотря на молитвы, где-то глубоко в ее душе теплилась мысль, что, если Мэри умрет, то она вновь будет принята во дворце и вернет себе славу первой леди Англии.

Мэри, чувствуя близость конца, призвала к себе Якова и Анну и слабым голосом умоляла простить ее за то, что причинила им столько неприятностей. Слезы текли по ее щекам, она коснулась руки своей бывшей фрейлины.

— Анна, я очень виновата перед тобой.

Барбара обрадовалась, узнав о примирении Мэри и Анны. Несомненно, когда Мэри выздоровеет, то смягчится и по отношению к любовнице своего брата и пригласит Барбару в Уайтхолл.

Эти мысли настолько успокоили Барбару, что она, забыв о всех тревогах, начала деятельно готовиться к Рождеству. Этот праздник всегда был самым любимым в Англии, а предстоящие празднества обещали быть великолепными, поскольку это было первое Рождество после возвращения короля.

Подготовка шла полным ходом. Слуги тащили в Уайтхолл охапки веток остролиста и лавра, которыми обычно украшали стены домов. До блеска были начищены огромные чаши, оставалось только наполнить их крепким душистым пуншем. В кухнях царила суматоха и веселое волнение; там готовили всевозможные деликатесы, замешивали тесто для традиционных пирогов, с потолка свешивались привязанные за шеи павлины.

Но праздничные приготовления пришлось прервать. Мэри умерла накануне Рождества.

Барбара смертельно побледнела, услышав эту новость, лишь огромные глаза темнели на ее бескровном лице.

— Клянусь Богом, я никогда не желала ей смерти!

Барбаре хотелось броситься к Карлу, как она всегда делала, когда что-то тревожило ее, и поделиться своими сомнениями. Но она не решалась довериться ему сейчас. И разумно ли говорить опечаленному Карлу, что однажды она мысленно пожелала смерти его сестре?

Барбара была в тягости уже шесть месяцев, и это начало сказываться на ее здоровье. К покаянным думам добавилась резкая боль в спине.

Генриетта-Мария, испугавшись, что Киска может заразиться оспой, быстро сложила сундуки и отплыла во Францию.

Оба врага Барбары скрылись с горизонта, и она вновь могла торжествовать, вернув себе положение хозяйки двора, но эта победа омрачалась суеверным страхом. Неужели так необходимы были смерть и отъезд ее недругов, чтобы она могла свободно жить и любить Карла?

Все было бы гораздо проще, если бы она стала его женой. У них с Мэри могли бы быть прекрасные отношения, и Барбара, присев возле ног королевы-матери, могла бы слушать ее рассказы о детстве Карла.

Барбара ходила бледная и печальная, и Карл решил, что ее беспокоят предстоящие роды. Несмотря на свою печаль из-за смерти Генри и Мэри, он уделял Барбаре много внимания и старался всеми силами подбодрить ее.

Часто он заговаривал об их ребенке, убеждая ее веселее смотреть вперед. Придет весна, родится ребенок, и они будут все вместе наслаждаться теплым солнцем и возрождающейся природой. Он нежно прикладывал руку к ее округлившемуся животу и говорил:

— Скоро родится наш малыш, Барбара! Признаюсь, мне не терпится взглянуть, какого парня мы сотворили!

Загрузка...