Королевская страсть

Глава 32

Яков, герцог Йоркский, пробрался сквозь толпу и схватил Карла за плечо:

— Карл, Святого Павла уже не спасти. Оставьте его, люди нужны в других местах.

Отойдя в сторону, король окинул взглядом объятый пламенем собор и в отчаянии махнул рукой. Конечно, их возня с водой не могла противостоять этой бушующей адской стихии.

— Мы нужны внизу на Фенчерч-стрит. Никто не желает брать на себя ответственность и сносить дома, а огонь все еще не остановлен. — Вид у Якова был довольно комичным, брови слегка опалены, белокурые волосы всклокочены и покрыты слоем копоти.

Карл схватил Барбару за руку и потянул за собой.

— Пойдем скорее.

Яков взглянул на юного пажа и остолбенел. Его взгляд скользнул по стройным ногам и ягодицам, обтянутым узкими кюлотами, и остановился на рельефно выступающей высокой груди. Он сделал шаг и подозрительно посмотрел на «пажа», пытаясь разгадать лицо, скрытое под слоем копоти.

— Ради всего святого! Барбара! — воскликнул он.

Усмешка оживила мрачное лицо Карла.

— Она показала себя храбрым и ловким пожарным, Яков, и, думаю, еще пригодится нам.

Весь день эта троица носилась по охваченному паникой городу, ловко увертываясь от падающих балок и стараясь подбодрить и успокоить перепуганный народ. Самой важной задачей было разрушить загоревшиеся дома, чтобы локализовать пожар. Карл своими руками заряжал и наводил пушки, а Барбара, с жалостью глядя на владельцев домов, терпеливо объясняла им, что, если они не пойдут на эти жертвы, то сгорит весь город. Душераздирающее зрелище! Умом этого было не понять. С немым ужасом люди наблюдали, как их собственные дома за один оглушающий миг превращались в груду развалин. Сердце Барбары обливалось кровью при виде их страданий.

Сгустились сумерки, и Лондон стал еще больше напоминать зловещую преисподнюю. Высокие языки пламени алели на фоне темного неба. Огромные черные тени плясали на земле и на стенах домов, точно исполняли дьявольский ритуальный танец. Тело Барбары ломило от непривычной нагрузки, ее трясло от усталости, но глаза светились лихорадочным блеском. В этой стихии все же было нечто завораживающее! Дикое неистовство огня было сродни ее натуре. Жуткое зрелище заряжало Барбару какой-то неукротимой первобытной энергией. Словно она бросала вызов и смеялась прямо в лицо самой смерти.

Ветер свистел в ушах, налетая яростными порывами, он сорвал с головы Барбары шляпу и играл ее рассыпавшимися по плечам волосами. Раздуваемое пламя перебрасывалось с одного дома на другой. Яков остановил руку Карла, который наводил пушку на таверну, и бросился внутрь. Через несколько мгновений он появился на улице с несколькими бутылями вина в руках.

— Жаль, добро пропадает! Я умираю от жажды. Да и вы, думаю, не откажетесь промочить горло.

Он вырвал пробку зубами и протянул бутыль Карлу. Затем, с сомнением посмотрев на Барбару, все-таки протянул бутыль и ей. «Какая чудесная прохлада!», — подумала Барбара, сжимая темное стекло горячими руками. Следуя примеру Карла, она запрокинула голову и сделала несколько больших глотков. Вино текло по ее щекам. Она рассмеялась. Восхитительное ощущение! Она тут же забыла о ноющей боли, об усталости и наслаждалась этой маленькой дружеской передышкой на поле боя. Все вокруг было объято огнем, языки пламени лизали ночное небо, с грохотом рушились перегоревшие перекрытия. Карл и Яков стояли, широко расставив ноги, и запрокинув головы, с наслаждением утоляли давнюю жажду. Радуясь преимуществам мужского костюма, Барбара, подражая братьям, тоже расставила ноги пошире для устойчивости. Вино согрело кровь, и ей захотелось петь и смеяться. Сейчас, перед лицом опасности, она вдруг поняла, что в ней таились небывалые, неукротимые жизненные силы!

Они утолили жажду, и Карл сказал:

— Вперед, нас ждет еще много дел.

В тот день он был вездесущ: успокаивал и ободрял людей, таскал воду и заряжал пушки, и в нем не было заметно и следа усталости. Король ходил стремительно и легко, и Барбаре приходилось порой бежать, чтобы не потерять его из виду.

Вдруг она заметила, что в горящий дом забежал ребенок, крича, что там остались его любимые игрушки.

О, Боже милостивый! Как назло, Карл отошел куда-то. Барбара, не раздумывая, бросилась за ребенком. Сердце ее бешено колотилось. От быстрого бега вновь заныли усталые мышцы. Вбежав в дом, Барбара догнала малыша и схватила его за руку. Легкие наполнились дымом, она беспомощно закашлялась, но умудрилась крикнуть:

— Туда нельзя! Бежим!

Она подтолкнула ребенка к выходу, слыша, как за ними обрушивается прогоревший потолок. Что-то ударило Барбару по спине, и она упала, уткнувшись лицом в землю.

Боль казалась невыносимой, спина Барбары была придавлена тяжеленной балкой, от страха и боли к горлу подступила тошнота. Нос и рот были забиты пеплом и землей, она сделала слабую попытку повернуть голову. Боже! Загорелся рукав! Барбара даже не успела крикнуть; черная спасительная волна накрыла ее, и она потеряла сознание.

Открыв глаза, Барбара обнаружила, что лежит на собственной кровати в Гемптонском дворце. Одна рука была смазана какими-то пахучими мазями и забинтована. Неожиданное перемещение удивило Барбару, но постепенно память вернулась к ней. Она вздрогнула и попыталась сесть.

— Пожар!

Нэнси бросилась к ней.

— Пожар наконец потушен. Лондон горел почти четыре дня. — Она уложила Барбару на подушки и дала ей напиться. — Вы просто чудом остались живы! Видели бы вы, какой вас сюда доставили. Вся в копоти, волосы спутались и почернели, а рука в сплошных ожогах. Ваше счастье, что не останется шрамов.

— Шрамы?! — Барбара в тревоге подняла забинтованную руку и взглянула на нее.

Нэнси успокоила ее:

— Доктор сказал, что все заживет без следа. К чему было подвергать себя такой опасности?

Улыбка промелькнула на губах Барбары, в памяти ожили потрясающие картины пожара.

— О Нэнси, это было великолепно! Незабываемое ощущение! Мы, женщины, ведем домашнюю жизнь, однообразную и скучную. А на долю мужчин выпадает столько увлекательных и опасных приключений!

Ее вновь охватило то восхитительное, опьяняющее чувство, которое она испытала перед лицом опасности, посреди пылающего Лондона. Отбросив одеяло, Барбара решительно встала с кровати. Нэнси пыталась остановить ее, но Барбара нетерпеливо сказала:

— Не ворчи, милая. Я прекрасно себя чувствую. Помоги лучше мне одеться.

Процесс одевания оказался довольно болезненным. Всякий раз, поднимая руку, Барбара морщилась от боли, но старалась, чтобы Нэнси не заметила этого. Иначе заботливая служанка тут же уложила бы ее обратно в постель.

Она спустилась во двор и увидела Карла, сидевшего на лошади. При виде Барбары лицо его осветилось радостью, и он, спрыгнув на землю, направился к ней навстречу.

— Дорогая, тебе уже лучше?! Как же ты меня напугала! Ведь ты не приходила в сознание два дня!

— Я знаю, Нэнси сказала мне. — Она испытывала неловкость из-за своей слабости и поспешила переменить тему. — Как дела в Лондоне?

Глаза короля ввалились, взгляд был безмерно усталым. Барбара впервые заметила седые пряди, появившиеся на его висках. Он удрученно сказал:

— Очень плохо, Барбара. — Карл обнял ее за талию. Барбара закусила губу от боли, когда он случайно задел ее забинтованную руку. Он восхищенно посмотрел на нее. — Дорогая, я и не предполагал, что ты такая отчаянная!

Барбара оборвала его, приложив палец к его губам.

— Лучше расскажи мне о Лондоне, — настаивала она.

— Лондон сейчас страшен… Просто сердце замирает! Несколько дней назад это был прекрасный живой город, а теперь… одни развалины. Часть улиц просто стерта с лица земли. Кое-где еще дымятся тлеющие останки…

Барбара охнула и сжалась, точно ее ударили.

Карл сочувственно посмотрел на нее.

— Но многое удалось спасти! — Он называл места, уцелевшие от пожара: Линколн-инн-Филдс, Друри-Лейн, Ковент-Гарден, где располагаются театры, все улицы восточнее Тауэра.

Лицо Барбары немного посветлело.

— Твой дом тоже уцелел, — добавил Карл, и она со смущенной радостью взглянула на него. Она не смела даже надеяться на такую удачу. Карл сказал, что все дома по берегу Темзы от Уайтхолла остались целыми. Пожар не тронул домов на Кинг-стрит.

Барбара задумчиво сказала:

— Сможет ли Лондон возродиться?

Король помрачнел, подумав о нанесенном пожаром ущербе, но голос его был намеренно веселым и бодрым:

— Конечно, милая! Лондонцы — это особая порода людей, их дух несокрушим.

Карл хорошо знал лондонцев. Пройдет немного времени, и они вернутся на свои старые места, чтобы начать новую жизнь. Воздух зазвенит от стука молотков и визга пил, и постепенно город поднимется из пепла.

В Уайтхолле царило лихорадочное оживление. Позади остались чума, мрачные времена Оксфорда с язвительными шуточками школяров. Как страшный сон, вспоминались жуткие картины пожара. Сейчас наконец несчастья отступили, и все испытывали необычайную жажду жизни. В городе царило праздничное веселье. Балы сменялись маскарадами, и придворные старались перещеголять друг друга в пышности устраиваемых приемов.

Барбара пыталась забыть о всех горестях и думать только о новых нарядах. Но политические интриги не давали ей спокойно жить. Чарлз Беркли устроил маленькое совещание в гостиной Барбары и взволнованно объявил о том, что настало время избавиться от Кларендона.

— Кларендон обречен с той самой минуты, когда голландцы поплыли по Мидуэю. — Голубые глаза Беркли взволнованно посверкивали. — Народ обвиняет его во всех бедах и несчастьях, которые обрушились на Англию, включая чуму и пожар.

Барбара сказала спокойно:

— После смерти Саутгемптона Кларендон остался практически без поддержки. — Она задумчиво повертела на пальце бриллиантовое кольцо и удовлетворенно улыбнулась. Именно смерть Саутгемптона открыла ей доступ к личным доходам короля. — И насколько я понимаю, после того как герцог Ормонд отбыл в Ирландию, у канцлера не осталось союзников.

Куперу не сиделось на месте, он резко встал и прошелся по комнате.

— Я разговаривал с членами парламента, они ждут не дождутся отставки Кларендона. Он наделал много ошибок. Всем уже надоели его заносчивость и деспотические замашки, и они готовы отделаться от него.

Барбара решительно поднялась с кресла и попросила внимания.

— Отлично, — сказала она, — но сейчас мы можем немного ускорить ход событий. У меня есть один план.

План Барбары был довольно прост, но бил без промаха. Она предложила распустить слухи о том, что канцлер собирается передать армию в подчинение королю. У англичан сохранились ужасные воспоминания о временах после смерти Кромвеля, когда военные пришли к власти. В парламенте явно поднимется шум, и часы Кларендона будут сочтены. Накал политических страстей уже и так достаточно велик, поскольку в начале июля король распустил Палату общин и многие ее члены не разъехались по своим провинциям, а остались в Лондоне, сея смуту и недовольство.

— Мы также должны внушить им, что король распустил палату общин по совету Кларендона, который опасался, что они помешают его планам по усилению позиций армии, — закончила Барбара. Она воодушевилась, заметив восхищенные взгляды Беркли, Купера и ее нового сторонника Бебса Мея. Слишком часто они обращались с ней как с глупой женщиной, способной только донести информацию до ушей короля. Но сейчас они в полной мере выказали ей свое уважение, и Барбара была счастлива.

Недели две спустя король пришел на прием в дом Барбары в необычайно подавленном настроении. На протяжении всего вечера она ни разу не слышала его смеха. Гости разошлись, и они уединились в спальне Барбары. Карл беспокойно ходил по комнате, его явно мучила какая-то мысль.

Барбара стояла возле туалетного столика, расчесывая волосы. Она обернулась и спросила:

— Почему бы тебе не поделиться со мной? Я чувствую, тебя что-то угнетает.

— Зная, как ты ненавидишь канцлера, я не могу рассчитывать на твои бескорыстные советы.

У Барбары даже дух захватило от волнения. Она постаралась умерить ликование и спокойно спросила:

— Чем встревожил тебя канцлер?

Карл опустился в кресло, чтобы снять туфли.

— Я изменил свое мнение по поводу Кларендона и готов отстранить его от должности.

Барбара опустила ресницы, скрыв торжествующий блеск глаз.

— Почему ты так решил? — спросила она.

Сорвав туфлю, Карл швырнул ее через комнату и с досадой взглянул на Барбару.

— Он приобрел такую дурную славу у англичан, что едва ли может быть мне полезен в дальнейшем. Конечно, его незаслуженно обвиняют во всех смертных грехах, но не это главное. Главное — народ потерял доверие к правительству, которое возглавляет канцлер, и любые его действия будут вызывать отрицательную реакцию.

— Тогда почему ты колеблешься? — небрежно поинтересовалась Барбара.

Карл раздраженно вздохнул и нахмурился.

— Я многим обязан старику. Он добровольно последовал за мной в изгнание. И к тому же, Бог знает, он честнейший из людей.

Барбаре хотелось излить весь гнев, накопившийся у нее в душе, но она понимала, что, если начнет сейчас ругать Кларендона, то Карл станет защищать его.

И через несколько дней она была вознаграждена за свою сдержанность. Карл подошел к ней и сказал:

— Все, я решил окончательно. Завтра утром я собираюсь подписать приказ об отставке Кларендона.

Вспышка радости озарила лицо Барбары, но она поспешно погасила ее и смиренно продолжала слушать Карла.

— Если я буду тянуть с этим, то перессорюсь со всеми членами парламента. Но это все равно не спасет старика. — Он бросил на Барбару подозрительный взгляд. — В парламенте убеждены, что Кларендон собирается отдать армию под мое руководство, а это означает, что я смогу управлять страной без их советов.

Изображая полнейшее удивление, Барбара широко раскрыла глаза. Отрывистый неприятный смех вырвался из груди Карла.

— Не сомневаюсь, ты и твои сторонники многое сделали для того, чтобы поссорить канцлера с парламентом. Вряд ли я буду благодарен тебе за это.

На сердце Барбары было тяжело, но она сделала невинное лицо и принялась расшнуровывать корсет.

— Карл, ты поможешь мне, дорогой?

Карл ловко распустил шнуровку, упавший лиф обнажил высокую пышную грудь Барбары. Ее белые упругие груди с розовыми сосками выглядели на редкость соблазнительно. Карл склонился и приник губами к одной груди, от чего по всему телу Барбары прошла восхитительная дрожь.

Карл поднял голову, ища ее губы, но Барбара слегка отстранилась. Она не могла заниматься любовью, пока между ними стояла ложь. Чуть поколебавшись, она сказала:

— Карл, ты прав, я очень хотела отставки Кларендона. Я ненавижу его! Он всегда относился ко мне с презрением, открыто унижал меня… И я…

Карл прервал все ее дальнейшие признания, закрыв ей рот долгим поцелуем. Затем, оторвавшись от ее губ, тихо сказал:

— Будет лучше, если ты не станешь вдаваться в подробности. — Он мягко посмеивался, а Барбара негодующе смотрела на него. Карл задохнулся от смеха и с трудом выговорил: — Милая, я нахожу твою честность обезоруживающей. На тебя просто невозможно долго сердиться. — Он подхватил ее на руки и понес на кровать.

Прежде чем уснуть, Барбара выяснила, что отставка Кларендона назначена на десять часов утра.

Около десяти утра Барбара была уже в Каменной галерее. Ей хотелось увидеть выражение лица Кларендона, когда он появится после разговора с Карлом, лишенный всех своих привилегий. Она взволнованно расхаживала взад и вперед, припоминая тысячи обид и унижений, которые вытерпела от канцлера. Барбара считала, что, если бы не влияние Кларендона, Карл нашел бы возможность жениться на ней. О, Боже милостивый! Как же давно она ненавидит его! Барбара вспыхнула, вспомнив, как он запретил принимать ее в своем доме, словно она была недостойна их общества. Как он постоянно препятствовал всем попыткам Карла обеспечить ее и детей. И однако, несмотря на все его усилия, Барбара сейчас занимает важное положение при дворе. Ее охраняет любовь Карла, а Кларендона ждет отставка. О, как это замечательно! Губы ее дрогнули в торжествующей улыбке.

Канцлер Кларендон показался в конце галереи, улыбка Барбары слегка увяла, и она невольно вздрогнула от жалости. Кларендон выглядел постаревшим и разбитым. Его подагра, должно быть, совсем замучила его; гордый Кларендон не делал даже попыток скрыть свою хромоту.

Барбаре вдруг захотелось уйти, притворившись, что она ничего не знает о его поражении, но, вспомнив множество обид, нанесенных им, она ожесточилась и вызывающе подняла голову. Когда Кларендон подошел ближе, она язвительно сказала:

— Итак, Кларендон, в результате я выиграла. Канцлеры уходят, а шлюхи остаются! — Ее чистый звонкий голос далеко разносился в прохладном воздухе галереи.

Кларендон остановился и смерил ее долгим задумчивым взглядом. Изборожденное морщинами лицо было усталым, в глазах сквозило вялое презрение. Барбара поежилась, но взгляд ее был вызывающе надменным.

После долгой паузы Кларендон сказал:

— Мне жаль вас, мадам. Сейчас вы яркая птичка с блестящими перышками, издающая ликующие трели. Но придет день, и вы сбросите свое оперение. Скоро вы постареете, потеряете свою красоту, а вместе с ней и все ваше мнимое величие.

Он заковылял дальше по Каменной галерее. Барбара с ужасом смотрела ему вслед, зажав рот ладонью; перед ее мысленным взором, одна страшней другой, представали картины отвратительной старости.

Несколько дней Барбара пребывала в мрачном расположении духа, из головы у нее не выходили слова Кларендона, и она то и дело подходила к зеркалу, чтобы убедиться в отсутствии морщин на своем лице.

Однажды она проснулась в необыкновенно дурном настроении. Чтобы развеяться, Барбара решила навестить герцогиню Йоркскую. Конечно, милая преданная Анна утешит ее. Слава Богу, думала Барбара, она не знает о моем участии в отставке ее отца.

У Анны недавно появилось несколько новых фрейлин — молоденьких девушек из провинции. Войдя в гостиную, Барбара самодовольно заметила, с каким благоговейным восхищением смотрят на нее эти юные создания. Несмотря на то что это был простой дружеский визит, Барбара с особой тщательностью наряжалась и выбирала драгоценности; именно сейчас, когда душевная усталость и неуверенность в себе овладели ею, она должна была выглядеть прекрасно.

Юная блондинка с притворным равнодушием взглянула на леди Каслмейн, строя из себя искушенную пресыщенную даму. Годива Прайс хотела показать, что блистательный двор вместе с его придворными абсолютно не восхищает ее. Она скользнула по Барбаре пренебрежительным взглядом и, обернувшись к своей подруге, громко спросила:

— А кто такая леди Каслмейн?

Та ахнула, не веря, что кто-то может не знать такую знатную даму.

— Как, неужели ты не знаешь?.. Она же любовница короля, разве ты не слышала? Она уже целую вечность не отпускает его от себя!

Барбара слышала весь разговор, и улыбка медленно сошла с ее лица. «Целая вечность!» В устах дерзкой девчонки эти слова прозвучали так, словно сама Барбара была уже столетней старухой. Войдя в следующую комнату, где сидела Анна, Барбара сразу же, без обиняков, спросила ее:

— Анна, я очень постарела?

Анна рассмеялась добрым тихим смехом и предложила Барбаре присесть рядом с ней на софе.

— Все мы не молодеем. Присядь, дорогая. — Она внимательно посмотрела на Барбару и, заметив ее искреннюю тревогу, мягко добавила: — Барбара, ты прекраснее, чем прежде. Что за глупости ты говоришь! Старость! Тебе же всего двадцать шесть лет.

Двадцать шесть! Барбара помнила, что в юности двадцатишестилетние дамы казались ей старухами. Тем крошкам в соседней комнате не больше шестнадцати. И каждый год ко двору будут присылать все новых и новых малышек, которые могут привлечь внимание Карла… И сам Карл откровенно признавал, что ему трудно устоять против женских чар!

Анна с негодованием рассказывала о несправедливой отставке своего отца, но Барбара не слышала ни слова. Она подошла к большому овальному зеркалу, висевшему на стене, и дрожащей рукой провела по лицу, словно пыталась разгладить несуществующие морщины. Ох, чертов Кларендон! Он словно наложил на нее проклятье своим пророчеством: «Скоро вы постареете!..»