Рроджерс разбудил их осторожным стуком в дверь. Первые розовые лучи зари коснулись прозрачного витражного окна.
Барбара и Карл проснулись одновременно; бездонная синева отражалась в темном омуте — они смотрели друг на друга недоверчиво, словно искали подтверждения тому, что эта чудесная ночь не была сном. Барбара с трепетной нежностью коснулась щеки Карла и потянулась к нему. Он привлек ее к себе и с жадностью припал к ее груди. Поцелуи распалили их. Барбара теснее прижалась к нему, чувствуя, как нарастает желание.
Карл застонал и медленно, с неохотой оторвался от нее. Он поднялся с кровати.
— Верный Проджерс не зря разбудил нас. Пока мы должны соблюдать осторожность. — Он взглянул на прекрасное обнаженное тело Барбары, лежащей на смятых простынях, и криво усмехнулся. — Последний месяц моим единственным желанием было вернуть себе трон Англии. И одна ночь изменила все. Единственным королевством, которым я хотел бы владеть, стала твоя любовь.
Он наклонился, собирая с пола сброшенные одежды. Барбара соскользнула с постели, чтобы помочь ему. Карл решительно отвел глаза от нежных округлостей ее обнаженного тела.
Ее роскошное фиолетовое платье выглядело далеко не лучшим образом, но Барбара без сожаления встряхнула его. Она готова была уничтожить самый дорогой наряд, если бы это позволило ей остаться с Карлом.
Она собрала свои блестящие рыжие волосы и, подняв их над головой, повернулась спиной к Карлу, чтобы он помог ей застегнуть платье. Это обычное утреннее занятие, освещенное бледными рассветными лучами, напоминало какой-то магический ритуал и рождало ощущение необычайной близости. Барбара мягко провела ладонью по щеке Карла: она явно нуждалась в бритве.
Он наклонился поцеловать ее руку и печально сказал:
— Мне чертовски жаль, что тебе придется выходить в это холодное утро. — Он бросил жадный взгляд на постель, еще хранящую тепло их тел. — Но мы должны действовать тайно какое-то время… Мне надо почувствовать настроение народа. Подозреваю, что после долгих лет пуританского воспитания все будут шокированы поведением короля, который в первый же день своего появления в Англии взял в любовницы замужнюю даму.
Он заправил рубашку в штаны и усмехнулся.
— Право, я и сам смущен… Я столь многим обязан Роджеру Палмеру, и моей первой наградой стала кража его жены.
Барбара непонимающе взглянула на Карла и поспешила разуверить его:
— То, что ты украл, не представляет для него никакой ценности. Он не понимает прелести плотских наслаждений.
Карл опустил глаза на пышную грудь Барбары и недоверчиво переспросил:
— Не понимает?..
Барбара сказала быстро, стыдясь своего признания:
— Роджер считает физическую близость неприятной обязанностью и старается исполнить свой супружеский долг как можно быстрее. — Она смотрела на Карла сияющими глазами. — Он никогда… У меня никогда не было с ним такой ночи.
Барбара поднялась на носки, чтобы дотянуться до его лица и усилить смысл сказанного легкими поцелуями.
— Я люблю тебя… всем сердцем… душой… умом, — она провела язычком по его губам и тихо закончила: —…и телом.
Он пылко ответил на ее ласки и, отстранившись, заглянул в ее глаза.
— Клянусь перед Богом, никого я еще не любил так, как тебя.
Он мягко обнял ее за плечи, и они направились к дверям королевской опочивальни. Все еще не отрываясь друг от друга, они сошли по каменным ступеням. Лакей Барбары спал, свернувшись, на сиденье кареты. Карл, смеясь, разбудил его и дал парню золотой. Затем поднял руку Барбары и поцеловал прохладную шелковистость ее ладони.
— До вечера…
До вечера! Барбара упала духом, представив бесконечные часы ожидания, но успокоила себя тем, что сможет думать о нем весь день, а значит, он будет почти рядом. Жизнь ее обрела новый смысл; любая мелочь могла стать предметом разговора с Карлом. Он был благодарным слушателем, и Барбара старательно запоминала интересные случаи или явления, чтобы вечером развлечь его.
Их тайные свидания продолжались уже около месяца, а Роджер все еще ни о чем не подозревал. Он с головой ушел в бесконечные неотложные дела, связанные с формированием нового правительства, и к вечеру так уставал, что был уже не в состоянии искать близости с Барбарой. Карл занимался государственными делами куда больше Роджера, день его был расписан по минутам, но силы его удесятерялись сознанием того, что ждет его после трудов праведных. Он жил ради одного сладостного мгновения — звука мягких шагов Барбары за дверями своей опочивальни.
Она появлялась на пороге, как всегда, веселая и оживленная; ее обычная способность радоваться жизни, согретая любовью Карла, возросла тысячекратно. Порой она кружилась перед ним по комнате, с детской непосредственностью хвастая новыми нарядами и украшениями.
Почти каждый день заезжала Барбара на Королевскую ярмарку и потом увлеченно рассказывала ему:
— Удивительно интересно! Там продают столько чудесных вещей, просто глаза разбегаются. Увидев этот балаган, Кромвель перевернулся бы в гробу от отвращения.
Карл только посмеивался в усы. Барбара напоминала ему очаровательного жадного ребенка, дорвавшегося до сладостей. Занимаясь по утрам делами, он часто думал о ней, представляя, как она бродит по Королевской ярмарке, переворачивая кипы дорогих тканей с рассудительным видом, достойным, впрочем, вполне зрелой женщины.
Нэнси неизменно следовала за Барбарой по пятам во время рыночных изысканий. Но, выбирая любой пустяк, Барбара прежде всего думала, понравится ли это Карлу. Рука ее то и дело ныряла в кошелек, словно он был бездонным. Она сбывала бесконечное количество золотых монет в руки торговцев, которые с почтением глядя на нее, сгружали свертки на руки Нэнси. Все это продолжалось до тех пор, пока покупки не начинали падать на землю, а Нэнси, смеясь, просила Барбару пощадить ее.
Однажды вечером Карл рассматривал последнее приобретение Барбары, потом сказал, насмешливо ухмыльнувшись:
— Должно быть, Роджер разбогател в нашем новом правительстве. Надо будет разузнать его секрет.
Барбара придала лицу кающееся выражение.
— Он говорит, что мы по-прежнему бедны как церковные крысы и что я пущу его по миру. О, Карл, как ты полагаешь, когда моя мать сможет получить назад свои владения? Знаешь, ведь она была самой богатой наследницей в Англии, пока Кромвель не отобрал все.
Карл тяжело вздохнул. Этот вопрос он сейчас слышал со всех сторон. Преданные роялисты во время гражданской войны потеряли все что имели — деньги, имения. Они предполагали, что их утраченное благосостояние вернется к ним после реставрации, и обращались к королю с петициями.
Ежедневно Карл сталкивался с этой проблемой. Прохаживаясь по Каменной галерее в сопровождении взволнованной толпы придворных, он говорил: «Бог милостив» каждому вопрошавшему. Во время прогулок по Сент-Джеймскому парку ему удавалось сочетать решение важных государственных вопросов с «удовольствием» выслушивания жалоб и петиций. Карл очень любил этот парк и заселил его множеством разнообразных водоплавающих птиц; созерцание красоты природы облегчало ему решение бесконечных утомительных проблем, которые подкидывало новое правительство. Он мерил аллеи быстрыми шагами, частично по склонности характера, а частично чтобы избежать встреч с некоторыми просителями. Он понимал страдания своих придворных и испытывал неловкость, уклоняясь от разговора с ними. Добрый по натуре, он хотел бы воздать им должное как славой, так и деньгами.
И сейчас ему пришлось разочаровать Барбару. Он взял ее руку и мягко и терпеливо объяснил положение дел, с сожалением говоря о том, что, вероятнее всего, ее матери никогда не удастся восстановить свои права на владение имениями. Рассказал об огромном количестве просителей, которым ему приходилось отказывать ежедневно.
Барбара внимательно выслушала его, разумно признавая справедливость его доводов, и, когда он закончил, задумчиво сказала:
— Я понимаю… Но если мы не можем вернуть конфискованное, то необходимо найти другой способ, чтобы наградить твоих сторонников.
Карл любил, когда она говорила «мы». Как быстро она стала считать его проблемы общими!
— Ты права, такой способ существует, — сказал он. — Я могу отдать права на получение денег от некоторых налогов. Например, один будет получать деньги от налога на специи, другому можно дать право торговать столовым серебром… — Он рассмеялся. — Ты представляешь, я плачу́ двум разным людям за то, что один подает мне рубашку, а другой надевает штаны.
Барбара залилась смехом. Она была совершенно незнакома с придворным этикетом, который определял церемонию облачения короля по утрам, и нашла этот ритуал надевания штанов просто нелепым.
— Если ты платишь камердинерам за то, что они одевают тебя, то почему бы не платить и мне за то, что я раздеваю вас, Ваше Величество?
Карл привлек ее к себе.
— И что же потребует моя маленькая разбойница?
Рука Барбары легко коснулась его естества. Ее голос стал чуть хрипловатым:
— Вот это.
Позже, когда они отдыхали в полумраке ночи, утомленные любовью, Барбара сказала:
— Карл, я, правда, постараюсь быть менее расточительной, — и невольно вздохнула.
Она тратила ужасно много денег в этой новой жизни.
На следующий день Карл отписал деньги от налогов на ввоз вина Роджеру Палмеру. Поскольку французские вина лились рекой, то бюджет Палмеров тоже стал испытывать оздоровительные вливания.
На самом деле Палмеры крайне нуждались в деньгах. Их дом на Кинг-Стрит стал центром придворной жизни, и Барбара тратила изрядные суммы на приемы. Ожидалось, что Палмеры, которые во многом руководили роялистским движением, будут приближены к королю. Вскоре это стало очевидным. Его Величество предпочитал их дом всем прочим и ужинал у них почти ежедневно.
Лондонский свет, который в былые времена злословил о связи Барбары и лорда Честерфилда, сейчас отзывался о ней очень лестно, оценивая ее красоту, безупречный стиль в одежде и великолепные приемы. Особняк на Кинг-Стрит стал самым модным в городе. Постоянное присутствие короля действовало как магнит, как лакомая приманка, и все престарелые дамы с аристократическими манерами считали за счастье быть приглашенными в дом Палмеров.
Барбара нежилась в теплых лучах всеобщего признания, оно согревало ей кровь, и она казалась себе легким облачком, плывущим в голубых небесах. Ей нравилось встречать короля в своем доме церемонным реверансом. Склоняясь перед ним, она старательно прятала в глубине души свое тайное знание, воспоминания о его смуглом стройном теле и их страстных ночных объятиях.
Ослепленная счастьем, она не понимала, что их тайна давно известна в придворных кругах. Слухи медленно, но верно ползли по Лондону. Дамы, прикрыв рты веерами, шептали:
— Только такой слепец, как Роджер Палмер, может не замечать ее связи с королем!
Барбара наслаждалась сладкой опьяняющей славой; подмастерья выкрикивали ее имя, когда она появлялась на улицах, — верный знак популярности. Приятно быть признанной первой дамой Лондона.
Роджера тоже радовал ее успех. Однажды вечером он обходил дом после приема, давая распоряжения слугам, и даже не расстроился, как бывало, из-за винных пятен на новых бархатных креслах.
— Ты оказалась, как всегда, права, Барбара, — удовлетворенно сказал он, — король, несомненно, был бы благосклонен ко мне за мои заслуги, но о наградах могли просто забыть в суете бесконечных дворцовых дел. Однако твоя красота и способности принесли нам полный успех.
Роджер был крайне взволнован и разговорчив. Он вспоминал все важные события, случившиеся после приезда короля, а Барбара слушала, радуясь его счастью. Роджер продолжал:
— А вскоре король должен будет выбрать королеву. К тому времени, я уверен, наше положение настолько упрочится, что ты будешь вправе претендовать на место фрейлины Ее Величества.
Карл должен будет выбрать королеву… Эти слова точно оглушили Барбару, честолюбивые мечты взбудоражили ее воображение, как крепкое вино будоражит кровь. Она подарила Роджеру пленительную улыбку и сказала:
— Возможно, возможно…
Почему бы ей самой, Барбаре Палмер, не стать королевой? Невозможно представить себе, что Карл женится на другой женщине, ведь он любит ее. Эта мысль долго не выходила у нее из головы. Развод, конечно, дело трудное, но возможное. Король все же самый могущественный человек в королевстве, и он может облегчить этот процесс. Ей хотелось жить с Карлом свободно и открыто. Хотелось забраться на галерею Шепотов собора Святого Павла и крикнуть о своей любви всему свету.
Через несколько дней Роджер узнал о ее связи с Карлом. Барбара тихонько вошла в дом на рассвете и обнаружила встревоженного Роджера, выходившего из ее покоев с намерением кликнуть слуг и начать розыски.
— Где ты была? — спросил он со смешанным чувством тревоги и облегчения.
Барбара втянула его обратно в свою комнату и плотно закрыла двери, испытывая странную радость от того, что настал момент рассказать Роджеру о своей любви к Карлу. Теперь она сможет жить открыто и честно и предпринять первые шаги к разводу.
Она сняла плащ и сказала:
— Я была в Уайтхолле.
Роджер побагровел, лицо его исказила ярость.
— Разве лорд Честерфилд вернулся? Или ты нашла себе еще какую-то сладострастную скотину? — закричал он, брызгая слюной.
Барбара расстроенно посмотрела на него. Он никогда не испытывал к ней сильного влечения; исключительно мужская гордость привела его в такую ярость. С видом оскорбленного достоинства она гордо произнесла:
— Я была с королем!
Роджер изумленно открыл рот.
— С королем?..
Она развела руками и сказала:
— Мы любим друг друга.
Роджер весь затрясся, его едва можно было узнать.
— Ты готова забраться в постель к любому мужчине! Шлюха! — Он выплевывал слова и, казалось, был готов убить ее.
Сочувствие Барбары к нему заметно поубавилось. Разве его равнодушие к исполнению супружеских обязанностей не является изменой? Да, он изменяет ей каждый день и после этого смеет упрекать ее. Ведь она просто вынуждена искать любви… любви, которая необходима ей, как хлеб и вода.
— Любовь короля Англии, — ледяным тоном сказала она, — едва ли сделала меня шлюхой. Это достойная роль…
— Ты не лучше девки, торгующей своим телом на улицах!
— Любовницы королей всегда считались уважаемыми и высокочтимыми дамами.
— Вот как я почитаю тебя! — крикнул Роджер и плюнул в ее сторону.
Задыхаясь от возмущения, Барбара подобрала подол платья и презрительно взглянула на него.
— Ты мерзкий хам!
Роджер поднял было руку, точно хотел ударить жену, но опустил ее и отвернулся, его плечи устало поникли. Он начал вышагивать взад и вперед по комнате и, остановившись к ней спиной, глухо спросил:
— Зачем ты вышла за меня?
Барбара сказала откровенно:
— Я была почти без ума в то время… испугана… расстроена. Но, Роджер, я была бы тебе хорошей женой, если бы ты хотел моей близости. — Она подошла к нему и положила руку на его плечо. — Я была так благодарна тебе и хотела быть верной всю жизнь.
Роджер недоверчиво взглянул на нее.
— Тогда зачем же…
— Ты никогда не любил меня по-настоящему, именно меня, Барбару. Ты любил некий образ — красивое, скромное и довольно бледное создание, которое должно было вести домашние дела и ничего от тебя не требовать ни в физическом, ни в духовном отношении. Даже если бы я хотела стать такой из благодарности к тебе и старалась бы изо всех сил, у меня все равно бы ничего не вышло. — Она убрала руку с его плеча и с жалостью посмотрела на него. — Ты представить себе не можешь, какое это наслаждение, когда каждая клеточка твоего тела воспламенена любовью!
Роджер сердито отошел от нее.
— Твои возвышенные разговоры о любовном кипении сводятся к обыкновенному разврату! Я презираю тебя!
Он решительно направился к двери, распахнул ее и остановился на пороге.
— Ты будешь гореть в аду за прелюбодеяние! — угрожающе воскликнул он и скрылся за дверью.
Барбара тупо смотрела на захлопнувшуюся дверь, лицо ее побледнело. Любовь к Карлу была такой естественной и чистой, что она забыла обо всем на свете. Прелюбодеяние! Она поежилась, грех прелюбодеяния был одним из самым тяжких. За него осуждали на вечные муки. Она представила, как языки адского пламени лижут ее тело, и содрогнулась.
— Господи, почему ты позволил мне выйти замуж за Роджера? Ты должен был знать, что мы не подходим друг другу. — Она заплакала. — Почему Ты создал нас с Карлом друг для друга, если не хотел, чтобы мы были вместе?
Странная мысль закралась в голову Барбары. «А существует ли этот ад на самом деле? — думала она. — Все ведут бесконечные разговоры о геенне огненной, молитвенные книги полны ужасных картин. Но ведь не было никого, кто побывал бы в аду и вернулся, сказав определенно: да, ад существует». Глаза ее испуганно округлились от таких богопротивных мыслей.
«И даже если ад существует, — размышляла Барбара, — пройдет еще много лет, прежде чем я попаду туда». Утешившись этим, она осушила слезы и коснулась рукой своего молодого тела, словно желала убедиться в собственной правоте. «Я не умру, пока не стану старухой. А уж когда стану сгорбленной и морщинистой, то побеспокоюсь о прощении. Займусь благими делами, буду заботиться о сиротах, раздавать груды золотых соверенов нищим». Она лихорадочно соображала, какие еще добрые дела можно совершить, чтобы обеспечить себе не слишком жаркое место на том свете. Старость и огонь ада показались Барбаре равно далекими, и душа ее постепенно успокоилась.
Главная сложность сейчас была в отношениях с Роджером. Чувствуя почти физическую необходимость свободы, она накинула плащ, позвала Нэнси, и они отправились на прогулку. Пройдя через сад, они вышли к Темзе и неторопливо побрели вдоль берега. Барбара изливала внимающей ей девушке свои страхи и надежды.
— Может быть, это вынудит Роджера развестись со мной. И я стану свободной как ветер.
Даже с Нэнси Барбара не поделилась своей мечтой о том, что, возможно, когда она станет свободной, король женится на ней.
Роджер задумчиво мерил шагами свой кабинет — восемнадцать шагов вперед, восемнадцать назад. Но мысль о разводе не возникла у него. Венчание соединяет мужчину и женщину до смерти, только она может разорвать эти узы. Когда в семье бывали печальные разногласия, как в их случае, то обычно находилось компромиссное решение и совместная жизнь продолжалась удобным для обоих супругов образом. Барбара принадлежала Роджеру по закону, как имущество и дом, карета и лошади. По закону он мог отправить ее из Лондона, заточить где-нибудь в глуши. Или, если пожелает, даже убить ее. И общество не слишком осудило бы его поступок.
Однако ему трудно было думать о Барбаре — умной и жизнерадостной Барбаре — как о неодушевленном предмете. К тому же здесь еще были замешаны интересы короля, с которыми приходилось считаться. Конечно, ему не удастся увезти ее из Лондона и тем более убить без ужасного скандала. Роджер остановился в бессильной злобе и ударил кулаком в собственную ладонь.
Он налил бокал вина и заставил себя медленно выпить его, надеясь, что это охладит его гнев и позволит мыслить разумно. Благосклонность короля значительно изменила его жизнь. Он окинул взглядом богато обставленный кабинет. Многое было куплено в кредит, и только королевский дар — налоги на ввоз вина — давал возможность оплатить долги. Роджер сознавал, что сделал отличную политическую карьеру; ему нравилось управлять государственными делами, формировать новое правительство, он чувствовал, что наконец его способности используются в полную силу. Если он попытается уничтожить Барбару, то может поставить крест на себе и на той жизни, которой он жил.
Он резко поставил бокал на стол. Одной из английских традиций была почетная участь королевского рогоносца. Чаще всего муж покорно уступал свою жену, если король пожелал сделать ее своей любовницей. Большинство именитых семейств Англии гордились черной полосой на гербе — знаком бастарда, означающим, что король оказал благосклонное внимание одной из дам этой фамилии и она произвела на свет отпрыска королевской крови.
Роджер дождался возвращения Барбары с прогулки, пригласил ее в свой кабинет и сказал:
— Глупо не признавать своих поражений. Я понимаю, что мне не по силам тягаться с королем.
Сердце Барбары екнуло и взволнованно забилось. Сейчас он скажет, что собирается развестись с ней. Но Роджер продолжал, и она поняла, что рано радовалась.
— Я обдумал наше положение. После стольких усилий по реставрации монархии у меня нет желания на этом этапе потрясать ее основы. — Он помолчал, с отвращением взглянув на Барбару. — Надеюсь, ты поймешь меня, если дела не позволят мне присутствовать на наших приемах. Мне претит исполнять роль хозяина, пока вы с королем вертите хвостом друг перед другом, а все смеются надо мной.
Барбара решила все же задать интересующий ее вопрос.
— Может быть, Роджер, тебе лучше дать мне развод?
— Развод?! — Он взглянул на нее с раздраженным недоумением. — Ты с ума сошла? Я не позволю опозорить мое имя. Даже если бы это стало общепринятым делом, моя религия запрещает разводы.
Барбара удрученно вздохнула. Она и забыла, что Роджер католик. Их венчание проходило по обычному церковному обряду, поскольку довольно трудно было найти священника для тайного венчания. А в повседневной жизни вероисповедание не особенно-то проявлялось.
Однако она быстро воспрянула духом. Скоро король сам увидит необходимость ее свободы и, возможно, убедит Роджера согласиться на развод. А пока хорошо уже то, что они покончили с тайными свиданиями.
Она взглянула на мужа с искренней признательностью, радуясь его разумным решениям.
— Ты не пожалеешь об этом, дорогой. Я преумножу славу твоего имени.
Роджер презрительно скривился.
— Небольшая честь, знаешь ли, прослыть на всю Англию королевским рогоносцем! А сейчас лучше уйди, Барбара. — Он повернулся к ней спиной и вытащил пробку из графина с вином. Барбара приподняла тяжелые юбки и прошелестела мимо него к дверям кабинета, спеша сообщить Нэнси хорошие новости.
Остаток дня она сгорала от нетерпения: ей хотелось скорее рассказать о случившемся Карлу. В эту ночь она взбежала по каменным ступеням, обгоняя Проджерса, и ворвалась как вихрь в опочивальню Карла. Щеки Барбары алели, как маков цвет, она стремительно подошла к Карлу и воскликнула:
— Роджер все узнал!
Карл внимательно посмотрел на нее и привлек к себе.
— Это плохо. Сейчас нельзя допустить скандала, мое положение еще слишком неустойчиво.
Король видел рост своей популярности в народе, однако еще не осознавал, насколько она велика. Когда он был принцем, англичане любили его, хотя и ненавидели его отца. Сейчас былая любовь к нему возродилась в них благодаря его безграничному обаянию и доброте даже по отношению к простым людям. Англичане благодушно посмеивались и закрывали глаза на его беспутную частную жизнь. Но Карл принимал решение, не зная об этом. Выражение его лица стало серьезным и непреклонным, он крепче прижал к себе Барбару и сказал:
— Если Роджер устроит публичный скандал, я не брошу тебя, любовь моя. Мы переживем это вместе.
— Но он и не собирается поднимать шум. — Она перевела дыхание и продолжала: — Он согласен жить своей отдельной жизнью, предоставив мне жить своей. — Она подняла к Карлу сияющее лицо. — Мы можем теперь не таясь любить друг друга, когда нам захочется.
Их губы слились в пылком поцелуе, затем Карл усадил Барбару в кресло и заставил повторить слово в слово весь разговор с Роджером. На лице Карла отразилась жалость. Теперь, когда Роджер больше не представлял для него угрозы, король мог проявить наконец ту искреннюю симпатию, которую и раньше испытывал к этому человеку. Он отлично помнил, какие чувства обуревали его самого после измены Люси Вальтер, и понимал ярость и обиду мужчины, которому наставили рога.
Барбара растерянно умолкла, не закончив фразы, и, гневно сверкая глазами, взглянула на Карла.
— О, как же я не поняла раньше! Он посмеялся над нами! Он загнал нас в угол своим отказом бывать на приемах. Это означает, что мы по-прежнему не можем встречаться открыто…
Карл рассмеялся.
— Вздор! Мы будем постоянно вместе на этих вечерах, будем ездить за город в твоей карете… — Он глубоко вздохнул, точно решаясь на что-то. — Меня не беспокоит, что мои придворные узнают о нашей любви. Простой народ, конечно, еще помнит заветы Кромвеля, и я не стал бы пока слишком афишировать наш роман. — В глазах его загорелись веселые искорки. — Дорогая, как ты посмотришь на то, что я сам буду принимать твоих гостей?
— О, Карл! — Барбара вскочила с кресла, присела к нему на колени и нежно поцеловала его. Король Англии будет выступать в роли хозяина на ее приемах! Она и не мечтала об этом! Ее вечера станут самыми модными, и за ней закрепится слава первой дамы лондонского света.
Первый вечер в особняке Палмеров на Кинг-стрит, на котором король выступал в роли хозяина, прошел в атмосфере возбуждения: равнодушных не было, все взволнованно обсуждали частную жизнь его королевского величества. Барбара просто светилась от счастья и гордости. Вскоре всем стало ясно: для того чтобы добиться расположения короля, лучше всего завязать дружбу с Барбарой Палмер. И первая дама Лондона наслаждалась новой волной популярности.
В один из вечеров, во время ужина Барбара заметила, что Яков, герцог Йоркский, сильно опечален. Она чувствовала искреннюю привязанность к младшему брату короля. Они симпатизировали друг другу еще в Гааге, а после возвращения в Англию их взаимное расположение переросло в дружбу. Она беспокойно посматривала в его сторону. Он сидел за столом справа от нее и явно пренебрегал великолепным ужином, над которым весь день трудились ее повара. Аппетитнейшие золотистые куропатки, покоящиеся на виноградных листьях, удостоились лишь его мимолетного взгляда; лакей убрал его тарелку почти не тронутой. С лица Якова не сходило угрюмое выражение, и он довольно резко отвечал тем, кто пытался заговорить с ним.
Барбара заметила, что его тонкие унизанные перстнями пальцы не выпускают ножку бокала. Сегодня он явно оказывал предпочтение вину, поскольку бокал его почти постоянно был пуст. Лакеи получили от Барбары строгие распоряжения наполнять бокалы гостей, как только вино будет выпито. Понаблюдав за Яковом какое-то время, она решила, что, если вино может утешить его, то пусть лучше это будет в ее доме, а не в таверне. Подозвав слугу, она негромко сказала:
— Встань за креслом герцога Йоркского и позаботься о том, чтобы у него было вдоволь вина.
Ужин шел своим чередом, одни изысканные блюда сменялись другими. Барбара продолжала незаметно следить за Яковом, поддерживая оживленный разговор с другими гостями. Она была искренне привязана к нему и сочувствовала его печали. Мир вокруг казался ей сейчас таким безоблачным и радостным, и трудно было поверить, что кто-то может страдать.
После ужина она подала знак скрипачам, и они заиграли веселую мелодию. Как обычно, улыбаясь, Барбара обошла гостей и, зная их привычки и пристрастия, приглашала одних в танцевальный зал, а других за игорные столы.
Азартные игры стали очень популярными при дворе, и в доме Палмеров каждый вечер ставили несколько столов — играли в «красное-и-красное», в ломбер и в кости. Барбара и сама стала заядлым игроком, видимо, это было присуще ее натуре. Позже она с ужасом вспоминала, какие огромные суммы оставила за карточным столом, и однажды ночью пожаловалась Карлу:
— И зачем только я так увлекаюсь?
Он приподнял ее лицо и, с восхищением взглянув на его безупречные черты, сказал:
— Это же твоя стихия, любовь моя. Если бы ты не была прирожденным игроком, то разве решилась бы на столь безрассудную связь с Филипом Станопом или отдалась бы мне, зная, что это может кончиться скандалом?
Но нынешним вечером Барбара отказалась от игры; бросив на столики жадный взгляд, она вздохнула и направилась к Якову.
— Не хотите ли выпить со мной бокал вина и немного поболтать? — спросила она.
— Я сегодня плохой собеседник, Барбара.
— Давайте присядем. — Она провела его к двум изящным, богато украшенным позолотой креслам в дальнем углу гостиной. По ее знаку лакей принес серебряный поднос с графином кларета и двумя бокалами.
— Поставь его на столик, — приказала Барбара, — я сама угощу Его Высочество.
Протянув Якову полный бокал вина, она мягко сказала:
— Вы весь вечер ходите темнее тучи, и это сильно расстраивает меня. Могу ли я чем-нибудь помочь вам?
Яков печально опустил глаза.
— У меня большие неприятности, и пока я не вижу выхода.
Барбара терпеливо ждала, она чувствовала, что Якову хочется довериться ей. Ему явно надо было поделиться с кем-то и облегчить душу.
Он неловко повернулся в ее сторону, пролив несколько капель вина.
— Мне кажется, вы из тех женщин, кто умеет хранить тайны.
Барбара кивнула.
— Вы можете доверять мне.
— Даже Карл не должен пока знать об этом, — предостерег Яков.
Барбара колебалась: ей трудно было утаить что-либо от Карла. Больше всего она любила их ночные беседы, когда они лежали, прижавшись друг к другу, и говорили обо всем, что придет в голову. Но сейчас, подстегиваемая любопытством и желанием помочь Якову, она сказала:
— Хорошо, я сохраню вашу тайну.
Яков внимательно взглянул на нее, оценивая искренность ее обещания, затем удовлетворенно кивнул.
— Я помолвлен с Анной Гайд, — отрывисто произнес он.
Барбара охнула и испуганно посмотрела по сторонам, нет ли поблизости чужих ушей. Гости увлеченно разговаривали и громко смеялись. Карл улыбался ей с другого конца зала. Барбара тоже постаралась улыбнуться и вновь повернулась к Якову. В ее темно-синих глазах появилось выражение недоверия и ужаса.
— Яков!
Он удрученно кивнул.
— Канцлер Гайд приказал ей вернуться в Англию. Он намерен выдать ее замуж за дворянина и подыскивает подходящую партию.
— Ты любишь ее? — Да, — просто сказал Яков, и невозможно было усомниться в его искренности.
Барбара вздохнула. Она вспоминала о своем путешествии в Гаагу с золотом для короля, о том, какие чудесные дни и вечера они проводили там. Анна с первого дня их знакомства относилась к Барбаре с искренней симпатией и пыталась сгладить холодность и бестактность своего отца. И Барбаре нравилась эта девушка. Никто, пожалуй, не назвал бы Анну хорошенькой, но ее некрасивое лицо было одухотворенным, в глазах светился ум, и Барбара чувствовала, что они могли бы стать хорошими подругами. Карл, Яков и отец Анны Эдвард Гайд отправились в Англию, а Анна, фрейлина принцессы Мэри, осталась в Голландии.
— Канцлер Гайд ничего не знает? — спросила Барбара.
— Никто не знает, — сказал Яков. — Но можно не сомневаться, что это известие не обрадует его.
— Но его дочь окажется так близко к трону Англии. — У Барбары перехватило дыхание. — Ведь если Карл умрет, вы унаследуете трон и она станет королевой.
— Гайду по сердцу лишь те хитроумные планы, которые рождаются в его мозгу. Но надо отдать ему должное, он безупречно честен и не будет строить из себя титулованного вельможу, даже если его дочь станет членом королевской фамилии.
— Его недоброжелатели никогда не поверят, что все это не его рук дело, — задумчиво сказала Барбара. Получив должность канцлера, Гайд уже успел нажить себе врагов, и Барбара тоже начала причислять себя к ним, видя, как он относится к ней. Однако его дочери она желала только счастья.
— Почему ты сделал это, не поговорив с Карлом?
— Едва ли я могу объяснить, почему все так случилось! — вдруг воскликнул Яков. — Я был безумно влюблен в Анну. Но она отвергла мои настойчивые ухаживания и не желала слышать ни о какой близости между нами до помолвки.
Помолвка законно связывала молодых людей, и обряд венчания в церкви был уже простой формальностью.
— Мы жили тайно как муж и жена.
— А Анна честолюбива? — с любопытством спросила Барбара.
— Нет, скорее добродетельна. Она любила меня, но хотела сохранить невинность до замужества.
Барбара вспыхнула, и Яков с покаянным видом накрыл ее руку своей. Он понял, что невольно обидел эту прекрасную женщину, в вопросах такта ему было далеко до брата. Барбара улыбнулась и похлопала его по руке. Она задумалась о мудрости Анны Болейн и несравненной Элизабет Вудвиль, которые сумели стать королевами Англии. Как донесла история, они говорили влюбленным королям: «Возможно, я недостойна стать вашей супругой, но чересчур хороша, чтобы быть просто любовницей».
— Анна умница, — сказала Барбара, — может быть, ей удастся исподволь заронить в голову отца мысль о вашей свадьбе, не упоминая о помолвке.
— Наше положение усугубляется тем, — удрученно произнесла Яков, — что Анна ждет ребенка.
Барбара озабоченно размышляла, как можно разрешить эту дилемму. Ясно, что в недалеком будущем ребенок заявит о своем существовании и тайна раскроется.
— Передай Анне, что я на вашей стороне, — твердо сказала Барбара. — Пока я мало что могу сделать, но, когда наступит время рассказать обо всем Карлу, я постараюсь использовать все свое влияние, чтобы склонить его на вашу сторону. Он может сильно разгневаться, но жестокости в нем не было никогда.
Яков бросил взгляд на брата. Они очень любили и понимали друг друга, и он не боялся монаршего гнева. Его печалило другое. Карл окажется в унизительном положении, узнав о той плачевной ситуации, в которую попал Яков.
Осушив свой бокал, Яков сказал:
— Я передам Анне, и она будет сердечно благодарна тебе за дружескую поддержку.
— Я отлично понимаю ее положение, — с легкой грустью сказала Барбара и опустила глаза. Пышные складки платья скрывали от взглядов легкие изменения в ее фигуре, а прошло уже три месяца… И никто, кроме Карла, не знал о ее беременности, которая уже начала округлять линии ее стройного тела.
Яков понимающе улыбнулся.
— У вас свои трудности.
— У меня огромное счастье, — тихо сказала Барбара; она поставила на столик бокал и сочувственно пожала его руку. — Я должна заняться другими гостями. Надеюсь, тебе стало немного легче. Ты убедишься, что я умею держать слово и помогу вам, когда это будет в моих силах.
Несколько недель спустя Анна Гайд приехала в Англию, и отец начал подыскивать ей жениха. Канцлер не заметил в ней каких-либо изменений, кроме, пожалуй, некоторой мрачноватой замкнутости, но его дочь никогда и не была хохотушкой.
Барбара приказала заложить карету и отправилась в особняк Гайда на Странде. Это была довольно смелая затея. Канцлер Гайд, советник короля, был вторым человеком в Англии, и он не одобрял связи Карла с Барбарой. Гайд слыл суровым, высоконравственным человеком и открыто презирал рыжеволосую распутницу, которая украла сердце короля. Он ни разу не появился в доме Барбары, сухо отклоняя все ее приглашения, хотя балы у Палмеров считались самыми модными в Лондоне. Барбара даже как-то пожаловалась Карлу. Но он рассмеялся и сказал: — Гайд живет своим умом. Оставь его в покое.
Король доверял Гайду, зная, что тот не способен на измену. Он любил своего давнего советника и никогда не забывал, что Гайд, будучи в самом расцвете сил, добровольно разделил с принцем тяготы изгнания.
Барбару злило такое положение дел, но она старалась сдерживаться. Гайд запретил своей жене иметь какие-либо отношения с Барбарой. По правилам хорошего тона, Барбаре следовало дождаться приглашения в дом Гайда, но ей не терпелось встретиться с Анной и предложить бедняжке свою дружбу.
И сейчас ей пришлось испытать несколько неприятных минут. Миссис Гайд встретила ее с непроницаемым лицом и выразила холодное удивление по поводу ее визита. Но Анна тепло улыбнулась ей, и через некоторое время миссис Гайд, извинившись, оставила девушек наедине. Как только она ушла, Барбара обняла Анну и спросила:
— Яков передал тебе мой дружеский привет?
— Да, спасибо, дорогая. Это очень поддержало меня.
Они уселись в кресла, и Барбара внимательно взглянула на располневшую фигуру Анны.
Анна рассмеялась.
— К счастью, я не страдаю отсутствием аппетита. И мои родители считают, что я просто разъелась. Они не видят ничего странного в моей полноте.
— Ты неплохо выглядишь, — искренне сказала Барбара. Пухленькое розовое лицо Анны казалось совершенно безмятежным, словно у нее не было никаких проблем.
— Порой я забываю о своем ужасном положении, и душа моя успокаивается, я погружаюсь в какое-то дремотное умиротворенное состояние, — сказала Анна и с вопросительной улыбкой взглянула на Барбару, которая рассмеялась и кивнула в ответ. Она порывисто склонилась к подруге.
— Анна, мне кажется, я зачала в ночь реставрации. Разве это не чудесно?
— Да, дорогая, это и вправду чудесно. — Анна вздохнула, вспомнив о своих проблемах. — Самое печальное, что принцесса Мэри собирается приехать в Англию, — сказала она. — Похоже, острый глаз моей госпожи разгадал, в каком положении я нахожусь.
— Тогда мы должны предупредить Карла, — твердо заявила Барбара. — Хочешь, я расскажу ему?
— Ты, право, очень добра! Но мне кажется, Яков сам должен сделать это. Они всегда были близки с Карлом, и вообще, глупо прятаться за женскую юбку.
— Анна, я уверена, Карл все поймет.
— Иногда люди с трудом входят в положение других, — вздохнула Анна. — Ты же знаешь, как свет ополчается против тех, кто забирается слишком высоко. Мой ребенок может претендовать на трон, и многие не смогут смириться с этим. — Она вдруг поникла. — Больше всего я боюсь гнева отца.
Барбара взяла ее за руку и сказала:
— Я уверена, что все будет в порядке.
— Яков решил, что мы должны вначале обвенчаться, а затем он обратится к королю с просьбой о публичной церемонии. Конечно, мы помолвлены, но будет гораздо надежнее, если мы еще и обвенчаемся.
— Вы уже обдумали, как все устроить?
— Да, Яков поговорит с одним священником, и мы тайно обвенчаемся здесь.
— Как? В этом доме, без ведома отца?
— Да, это опасно, я понимаю. Но мы перебрали все способы и решили, что этот самый лучший. Яков приведет священника около полуночи, когда все уснут.
Барбара нервно оглянулась на дверь. Вся эта история могла иметь ужасные последствия, и ей стало немного не по себе. Как прореагирует Карл, узнав о ее соучастии?
— Конечно, наше тайное венчание тоже не будет иметь законной силы. Особы королевской фамилии должны венчаться с согласия короля! — мрачно произнесла Анна. — Когда великая королева Елизавета была еще принцессой, Том Сеймур хотел жениться на ней без согласия парламента. За это его обезглавили…
Барбара моментально поняла, что тревожит Анну.
— Послушай, дорогая! Ваши дела, конечно, сложны, но зачем же думать о самом худшем варианте? Неужели ты думаешь, что Карл может приказать обезглавить кого-то, а уж тем более своего брата? Он был сам не свой, когда ему пришлось рассматривать дела протестантов, виновных в смерти его отца. И в результате он так и не смог… он отменил казни.
Анна робко улыбнулась.
— Да, верно, он очень добр, — согласилась она. — Но он будет прав, отправив нас обоих в Тауэр.
— Твой ребенок не будет рожден в Тауэре, — решительно возразила Барбара. — Если Карл любит меня, а так оно и есть… — она покраснела в смущении, — я уверена, что смогу повлиять на него и помочь вам.
Некрасивое лицо Анны осветилось благодарностью.
— Вдруг и мне когда-нибудь представится возможность отплатить тебе за доброту.
Тайное венчание состоялось в полночь 3 сентября 1660 года, и Анна Гайд стала женой наследного принца Англии Якова Стюарта.
Барбара встретила Анну днем позже на Королевской бирже, и они остановились, чтобы посекретничать. Там трудно было отыскать тихое местечко, всюду толпился народ. Анна склонилась к Барбаре и прошептала ей на ухо:
— Все произошло прошлой ночью. Яков отправился на встречу с королем, видимо, сейчас он уже говорит с ним.
Королевское время было расписано по минутам, и Якову трудно было добиться этого дневного свидания. Найдя Карла в его кабинете, Яков упал на колени и ошеломил его своим признанием.
Карл сказал раздраженно:
— Яков, не усугубляй ситуацию, ты и так уже наделал достаточно глупостей. Поднимайся и расскажи мне все толком.
Яков сел на ближайший стул и насколько мог связно изложил последовательность событий. Карл то и дело прерывал его, стараясь до конца уяснить обстоятельства дела.
— Что сделано, то сделано, — вздохнув, сказал Карл. — Теперь нам надо придумать, как лучше всего уладить твою проблему. Я понял, как все случилось. Поскольку девушка ждет ребенка, то у тебя просто не было выбора, братец.
Про себя он подумал, что Якову досталась жена значительно умнее его. Он любил Якова, но всегда знал, что тот глуповат.
— Мы можем отправиться за границу, если так будет лучше.
— Чудак! Ты наследник английского престола! Неужели ты уже забыл тяжкие годы нашего изгнания, наше стремление в Англию? Как можно так легко отказаться от всего? — И Карл задумчиво добавил: — А ребенок Анны тоже вправе претендовать на престол. Необходимо как можно скорее устроить публичную церемонию.
Яков в порыве признательности обнял брата.
— Карл, конечно, я не заслуживаю такого отношения и такого брата.
Король язвительно сказал: — Может, это я не заслуживаю такого брата, как ты. — Его мрачное лицо просветлело, и он по-дружески обнял Якова за плечи. — Но я твой брат, а Анна твоя жена, и теперь мы должны оповестить наших подданных о предстоящем событии. — Он прищурился. — Что, канцлер знает о вашей женитьбе?
Яков с виноватым видом отрицательно покачал головой.
— И я даже боюсь представить себе размеры его гнева.
— Гнева?! Его гнев должен испариться, — усмехнулся Карл. — Не может же он не признать своего внука, который будет одним из претендентов на трон Англии!
Карл вызвал двух ближайших друзей Гайда, маркиза Ормонда и графа Саутгемптона, и приказал им привезти канцлера в Уайтхолл.
Осанистый и довольно тучный Гайд, слегка запыхавшись, вошел в кабинет; его часто мучила подагра, а сейчас от спешки она разыгралась с новой силой. Услышав новость, он недоверчиво уставился на короля, а потом вдруг разразился страшными угрозами. Долгие годы он считал себя ментором Карла, стоял на страже его нравственности. Гайд гордился своим строгим моральным обликом, безупречной честностью и неподкупностью. И вот сейчас его собственная плоть и кровь изменила ему! Какое предательство!
— Продажная тварь! — взревел он.
— Едва ли продажная тварь, — сказал Карл, лениво усмехаясь, — сумела бы уговорить Якова жениться на ней.
— Все равно она нарушила закон, — заявил Гайд. — Ее надо поместить в Тауэр. Парламент утвердит указ, и ее обезглавят. Да-да, пусть она моя плоть и кровь, но именно я поставлю этот вопрос перед парламентом.
Карла встревожил гнев старика, он подошелк нему и обнял его за плечи.
— Надо сначала разобраться! Все не так уж страшно. Дело сделано, и мы должны постараться уладить все в лучшем виде.
Он подвел Гайда к креслу, и тот тяжело опустился в него.
— Какой позор! — простонал Гайд.
Карл старался как мог, но ему не удалось смягчить гнев старика. Не оставалось ни малейшего сомнения, что его не порадует и перспектива стать дедушкой наследника трона. Это известие могло сейчас только ухудшить ситуацию. В конце концов Карл отослал канцлера домой, сказав, что они обсудят все позже, когда тот успокоится.
Канцлер отправился прямо домой, в Вустер-Хаус, и запер дочь на замок в ее комнате.
Мать Анны, узнав обо всем, тайно позволяла Якову приходить по ночам к дочери.
Любовь Барбары к Карлу вспыхнула с новой силой. Ей даже не пришлось использовать свое влияние, она видела, с какой чуткостью и пониманием он отнесся к положению Якова и Анны. Как он мудр и уравновешен! — думала Барбара. Ей нравились его доброта и благожелательное отношение к людям. Весь двор возмущался и злорадствовал по поводу скандального романа, кроме Карла, который, кажется, был единственным, кто не держал на этих двоих злобы.
— Все словно с цепи сорвались, — говорил он Барбаре как-то вечером. — Как глупо! Разве может любовь быть преступлением? Никогда. — Он склонился над обнаженной Барбарой, которая лежала рядом с ним, и добавил: — Я нахожу, что любовь достойна всяческого покровительства и восхищения.