Королевская страсть

Глава 30

На Лондон обрушилась чума! Бубонная чума, бич всей Европы, которая уже прокатилась по Англии шестнадцать лет тому назад. А нынешнее лето стояло на редкость жаркое и засушливое, поэтому чума распространялась с невероятной скоростью. Разносчиками заразы были крысы, завезенные на кораблях из Голландии. Первые случаи заболевания появились в районах порта, но болезнь быстро проникла в город и через месяц достигла размеров эпидемии.

Несчастные жертвы просыпались утром, не чувствуя никакого недомогания. А через несколько часов, ослепленные головной болью, еле брели по улицам. На следующий день на теле появлялись большие нарывы, называемые бубонами. Боль была нестерпимой, и часто, чтобы не продлевать агонию, больные выбрасывались из окон верхних этажей и разбивались насмерть. Надежды на выздоровление практически не было, оставалось только молиться Господу Богу. Но многие поговаривали, что Бог отвернулся от Лондона.

— Люди мрут как мухи, — в страшной тревоге сказал Карл, — они падают прямо на улицах.

— О, Карл, неужели ничем нельзя помочь? — В глазах Барбары стояли слезы.

— Ничем, — мрачно сказал Карл. — Редко, крайне редко бывают случаи выздоровления. Только очень сильный организм способен одолеть болезнь, но большинство больных обречены. Я перевожу двор в Гемптон-Корт.

Барбара без возражений поехала вместе со всем двором в Гемптон, но постоянно нервничала, волнуясь за Карла, который ежедневно ездил в Лондон для наблюдения за ходом эпидемии.

Он возвращался вечером, падая от усталости; лицо его осунулось, морщины на щеках стали глубже. Холодея от ужаса, Барбара смотрела на Карла большими потемневшими глазами и слушала его рассказы о том, какое страшное зрелище представляет теперь ее любимый Лондон. Если заболевал хотя бы один человек в семье, то всю семью запирали в доме и у дверей ставили часового, который должен был следить за тем, когда чума сделает свое черное дело и в доме все умрут. На дверях таких домов рисовали большой красный крест, предупреждающий население, что внутри находятся больные чумой. На многих дверях под крестом виднелись написанные мелом горькие слова: «Боже, смилуйся над нами».

Те, кто не мог уехать из Лондона, редко, только в случае крайней необходимости, выходили на улицы и подозрительно поглядывали на каждого встречного. Больные часто сходили с ума от боли и страха и могли наброситься на любого с сердечными поцелуями, поцелуями смерти. Похоронный звон колоколов непрерывно оглашал опустевший город, число дверей с красными крестами увеличивалось день ото дня.

Барбара содрогнулась, представляя себе горы трупов в общих могилах. Карл говорил, что дань смерти оказалась сверх всякой меры и похоронить каждого отдельно просто невозможно. Ночь за ночью отверженные бродили по городу, звоня в колокольчики и призывая: «Выносите ваших мертвецов». Никто не брался за эту опасную, отвратительную работу, на которую нанимались изгои, люди, отверженные обществом. Они вытаскивали трупы из домов, помеченных красными крестами: одни были вполне прилично одеты, другие — голые, с синими чумными пятнами на окоченевших телах.

Анна, леди Карнеги, рассказала Барбаре ужасную историю о том, что некоторые больные были похоронены заживо. Их в бессознательном состоянии сбрасывали в общие могилы, и, очнувшись, они обнаруживали себя под горой трупов; попытки выбраться оказывались тщетными, окоченевшие тела сдавливали их, и они так и умирали в ямах, наполненных разлагающейся плотью.

К середине лета Лондон стал неузнаваем. Привычная суета улиц, веселый гомон торговцев — все это было в прошлом. Лондон погрузился в мрачное безмолвие, нарушаемое лишь терзающим душу похоронным звоном. Трава начала пробиваться между булыжниками вымощенных площадей, редкая дверь была не отмечена красным крестом. Люди закрывались в домах и молились, чтобы у них не кончились запасы пищи до конца эпидемии. Некоторые лавки были открыты, но хозяева смертельно боялись даже завсегдатаев. Надевая на лица маски, они торговали с помощью длинной палки, прося покупателей бросать деньги в чашку с уксусом для обеззараживания. Театры, таверны, харчевни — все закрылось, и любые публичные зрелища типа петушиных боев, столь любимых лондонцами, были запрещены.

Только в церквах, под защитой Бога, люди осмеливались общаться друг с другом, только там делились своими страхами и потерями; слезы текли по их измученным лицам, и страстные молитвы возносились к небесам. Священники не упускали случая и провозглашали с кафедр, что Бог наказал людей за их тяжкие грехи.

Жизнь стала подобна кошмару, и многие искали хоть какого-то утешения в вине и в объятиях проституток. Все жили с сознанием того, что могут умереть через несколько часов.

Сведения, поступавшие в Гемптон-Корт, свидетельствовали о неуклонном росте смертности и распространении эпидемии, и король решил, что Гемптон находится в опасной близости к Лондону, и приказал придворным готовиться к переезду в Оксфорд.

Барбара, всегда отличавшаяся отменной храбростью, сейчас начала все же побаиваться и для укрепления здоровья поила детей и пила сама разные целебные настои. Когда они отъезжали в Оксфорд, в ее багаже уже были большие запасы шалфея, мяты, паслена и знаменитого рога единорога, считавшегося панацеей от всех болезней.

Оксфорд был известен как научный центр с XIII века, но абсолютно не рассчитан на прием королевского двора.

Поначалу пробужденному от векового сна Оксфорду было приятно вдруг осознать себя столицей Англии. Но спустя несколько месяцев ученые мужи почувствовали отвращение к манерам и образу жизни двора и сочли, что это вторжение хуже самой чумы. Оксфордцы очень гордились красотой старинных колледжей и болезненно реагировали на дурные привычки придворных, которые мочились в украшенные изящной лепкой камины или вырезали свои инициалы на бесценных дубовых панелях.

Королева разместилась в Мертонском колледже, и Барбара вместе с другими фрейлинами поселилась там же. Ее дочери, Анна и Карлотта, жили с нею, но мальчиков, Карла и Генри, поселили у Энтони Вуда, университетского историка, дом которого был расположен напротив Мертонского колледжа.

— Боже милостивый! Как же мы здесь разместимся? — Барбара огорченно осматривала две маленькие темные комнаты, которые были предназначены для нее, Нэнси и девочек.

Положение было не из легких, но Нэнси постаралась не падать духом и уверенно сказала:

— Ничего, как-нибудь устроимся.

— Но король не сможет бывать здесь! — Барбара горько оплакивала в душе часы их былого уединения. Разве смогут они с той же безудержной страстью наслаждаться друг другом, когда Нэнси с детьми будут спать за тонкой стенкой?

— Возможно, у короля более удобные апартаменты, — предположила Нэнси, деловито распаковывая вещи.

Король занял апартаменты декана при церкви Христа Спасителя, но он также чувствовал себя несколько смущенным, поскольку вынужден был делить их с герцогом Йоркским и его супругой.

Барбара отдала Нэнси распоряжения и отправилась навестить герцогиню в надежде повидать Карла. Прогулка по уютному чистому двору, окруженному зданиями колледжей, немного подбодрила ее. Все же в Оксфорде довольно мило, возможно, здешнее пребывание будет вполне сносным.

Она нашла Анну в прекрасном настроении. Впервые за время супружеской жизни она завела любовника и, увлекая Барбару на церковный дворик, поведала ей о своем несравненном возлюбленном. Барбара слушала невнимательно, она без конца поглядывала на открытые окна дома, надеясь увидеть Карла. Наконец, услышав его голос, она извинилась перед Анной и пошла по направлению к дому. Карл вышел из своих апартаментов, Барбара взволнованно взглянула на него и взяла его под руку.

Карл ободряюще улыбнулся ей.

— Ты уже устроилась? Как тебе понравились ваши комнаты, дорогая?

Барбара сморщила носик.

— Фи! Две маленькие тесные комнатушки… О, Карл, в них невозможно уединиться. Просто ужас! Наверняка это подстроил Кларендон. Он ведь является почетным ректором этого университета, и я уверена, что именно он посоветовал предоставить мне самые плохие комнаты!

Карл рассмеялся.

— Не огорчайся, мои апартаменты не лучше! Но если выбирать между теснотой и чумой… По-моему, теснота в тысячу раз предпочтительнее.

Он потрепал волосы Барбары и хитро усмехнулся.

— А что до уединения… Мы с тобой, как юные пастух и пастушка, можем отправиться на луг и поваляться на сене.

Глаза Барбары засверкали.

— Прямо сейчас?!

Карл обнял ее и расхохотался.

— Нет, не сию минуту, милая. Сейчас должен собраться парламент, мне надо сделать кое-какие распоряжения. А ты лучше навести королеву.

Барбара разочарованно надула губы. Король нежно поцеловал ее, затем отстранился и посмотрел на нее с печалью.

— Барбара, я должен поделиться с тобой одной очень важной новостью. Я хочу, чтобы ты уделяла особое внимание королеве. Она беременна.

— О… — Не зная, что и сказать, Барбара в смятении смотрела на Карла.

— Я очень переживаю из-за того, что именно сейчас ей приходится переезжать с места на место и приспосабливаться к новым условиям. Но уверен, если ты захочешь, то можешь сильно облегчить ее жизнь.

На этом они распрощались. Барбара пыталась разобраться в собственных чувствах. С тех пор как Френсис Стюарт перестала угрожать ее положению, Барбара не испытывала прежнего горячего желания, чтобы королева родила ребенка, и перестала платить прачкам за сведения о месячных Катерины. Новость была уже не столь желанна и отнюдь не порадовала Барбару. Вновь вспыхнула застарелая ревность к тому, что не ее дети унаследуют трон. Барбара раздраженно одернула себя. Карл так ждет этого ребенка! Она должна радоваться за него.

Войдя в комнаты королевы, Барбара внимательно взглянула на Катерину и, заметив округлившиеся щеки и по-новому блестевшие глаза, удивилась, как она раньше не разгадала, что королева ждет ребенка.

Королева вздохнула, скользнув взглядом по располневшей фигуре Барбары, и та поняла, что Катерина тоже ревнует. Ей не суждено было первой подарить королю сына. А Барбара родила ему уже четверых детей, и вскоре появится пятый.

Жизнь в Оксфорде была довольно безрадостной и с течением времени стала все больше раздражать Барбару. Поначалу она находила удовольствие в прогулках. Лодка быстро скользила по узкой извилистой речке, Карл сидел на веслах, и Барбара, наслаждаясь уединением, любовалась живописно заросшими берегами. И Оксфорд с его высокими башенками и шпилями, с просторными дворами выглядел на редкость умиротворенно. Но пришла осень, и теперь Барбара больше сидела дома и хандрила.

Беременность подходила к концу, и Барбаре приходилось ходить медленно и осторожно. Неловко чувствуя себя на балах, устраиваемых при дворе, Барбара зачастую отказывалась от приглашений. Чтобы убить время в ожидании прихода Карла, она брала книги из обширнейшей университетской библиотеки и читала их, пока глаза не начинали слезиться от тусклого освещения.

Барбара досадовала и удивлялась тому, что скромно одетые школяры Оксфорда всячески выражали ей свое неодобрение.

— Почему они невзлюбили меня? — в недоумении спрашивала она Карла. — Что плохого я им сделала?

— Они ненавидят весь двор, — хмуро сказал Карл. — Их оскорбляют наши вкусы и манеры. А поскольку ты являешься самой заметной личностью при дворе и к тому же моей любовницей, то ты стала для них символом всего, что они презирают.

Барбара прижалась к его плечу.

— Уж лучше вернуться в Лондон и жить под страхом чумы, чем терпеть такую жизнь. Я все здесь ненавижу! — Она обвела рукой темноватую комнату.

Карл покрепче обнял ее и утешительно сказал:

— Осталось недолго, любовь моя.

Но промелькнул декабрь, а они все еще не тронулись в путь. Рождество пришлось отмечать в Оксфорде.

Эти рождественские праздники были на редкость скучными. Традиционное полено горело в каминах, вино лилось рекой, звучали рождественские гимны, и однако Барбара не чувствовала себя причастной к празднику. Она поискала глазами Карла, надеясь, что его вид ободрит ее, но он исчез из танцевального зала.

Она закуталась в плащ, подбитый соболиным мехом, и отправилась на поиски Карла по темным холодным коридорам. Завернув за угол, Барбара услышала приглушенный счастливый смех и остановилась, боясь помешать чьему-то любовному свиданию. Двое стояли, прижавшись друг к другу, возле темной, обитой дубовыми панелями стены. Чуть подальше за ними горел факел, тускло освещающий коридор. Парочка, видно, только что поцеловалась, и девушка рассмеялась, отстранившись от мужчины, который стоял спиной к Барбаре. Она усмехнулась, узнав в юной кокетке леди Джейн, которая совсем недавно приехала из провинции, но быстро освоилась с нравами двора. Улыбка сошла с лица Барбары, когда она опознала мужчину по знакомой посадке головы, линии плеч. Сердце ее затрепетало. Это был Карл! Барбара зажала рот кулачком, но легкий бессловесный возглас все же сорвался с ее губ.

Карл резко обернулся и замер, заметив Барбару. Затем быстро направился к ней, увлекая за собой леди Джейн.

— Дорогая, почему ты так рано покинула бал?

Узнав Барбару, леди Джейн испуганно спряталась за короля, она много слышала о вспыльчивости леди Каслмейн. Барбара ошеломленно смотрела на Карла, не в силах вымолвить ни слова. Она смотрела ему прямо в глаза, стараясь быть спокойной. Наконец, гордо подняв голову, она холодно сказала:

— Я быстро устаю последнее время. Скоро должен родиться ребенок.

Леди Джейн, испытывая благоговейный страх перед этой величественной парой, беспокойно поглядывала на них.

Карл предложил Барбаре руку.

— Мы проводим тебя в твои комнаты.

Барбара позволила ему взять ее руку. Карл галантно предложил вторую руку леди Джейн, и они отправились в путь по темным коридорам колледжа. Несмотря на то что по дороге Карл развлекал их разговорами, Барбара не могла избавиться от острого чувства обиды. Она вдруг показалась себе ужасно старой и усталой. Неужели теперь конца не будет этим юным красоткам, которые слетаются ко двору и опутывают Карла своими сетями?

К тому моменту, когда они дошли до ее комнат, Барбаре удалось справиться с подступающими слезами и, призвав на помощь всю силу воли, она с улыбкой пожелала им спокойной ночи. Возможно, Карл собрался затащить эту маленькую дурочку в свою постель!

Даже не сняв плаща, Барбара бросилась на кровать и заплакала. Как же ненавистны эта жизнь, противный Оксфорд, отвратительные девицы, осмеливающиеся заигрывать с Карлом. Слезы ручьями текли по ее щекам и скатывались на подушку. И зачем только она нарожала столько детей? Конечно, сегодня ночью Карл будет развлекаться с леди Джейн, ведь сейчас Барбара не могла дарить ему наслаждение.

Послышался легкий стук в дверь.

— Входи, — тихо сказала Барбара, не поворачивая головы и считая, что это пришла Нэнси.

В дверях появился Карл, и глаза Барбары полыхнули гневом. Она схватила флакончик духов с висевшей у кровати полочки и запустила им в голову Карла. Ловко уклонившись, он быстро подошел, обнял Барбару и, несмотря на упорное сопротивление, поцеловал ее стиснутые губы. Вскоре Барбара перестала извиваться в его руках и прижалась к нему, все еще тихонько всхлипывая. Конечно, он сильно обидел ее, но вся ирония заключалась в том, что лишь он один и мог утешить ее.

Карл убрал со лба ее волосы и начал неторопливо раздевать. Сняв с нее платье, он склонился и с благоговейным трепетом поцеловал ее округлившийся живот. Затем так же молча облачил ее в теплую ночную сорочку. Укрыв ее одеялом, Карл разделся сам, лег рядом и обнял ее. Всхлипывания Барбары постепенно затихли, и она, чувствуя уютное тепло его тела, умиротворенно задремала.

Наконец он тихо сказал:

— Дорогая, прости меня. Я живой человек, и с горячим темпераментом. Но ты же знаешь, как я тебя люблю.

Притихшая, сонная Барбара медленно провела пальцами по его губам. Она так и уснула в его объятиях, и Карл, не меняя позы, всю ночь оберегал ее сон.

Через два дня родился Джордж. Впервые роды Барбары были тяжелыми, и она обвинила в этом враждебную атмосферу Оксфорда. Боли начались в сумерках, перед рассветом. Барбара лежала, обливаясь потом и рыдая от нестерпимой боли. И прежде чем она успевала передохнуть от одной схватки, начиналась другая, не менее сильная. Барбара решила, что умирает, и ее охватил панический страх.

— Пошлите за королем! О, милостивый Боже, дай мне увидеть его перед смертью.

Карл вбежал в комнату. Его смуглое лицо посерело. Барбара жалобно протянула к нему руки.

— Карл! — задыхаясь, произнесла она. — Я умираю. — У нее вырвался крик неподдельного страха. — Я не хочу уходить… Любовь моя, я не могу оставить тебя. — Ужас неведомого овладел ею, потемневшие глаза стали странно пустыми. Смертельно бледное лицо было покрыто капельками пота, влажные волосы слиплись на лбу.

Она была похожа на мертвеца, и сердце Карла остановилось на мгновение. Затем он в три шага пересек комнату и приподнял ее.

— Барбара! Ты слышишь меня? — Он в ужасе тряс ее и с облегчением увидел, что осмысленное выражение возвращается в ее глаза. — Ты всегда была храброй! Не сдавайся и сейчас!

Он обнял ее за плечи и привлек к себе, все ее тело сводили судороги боли. Успокаивающе поглаживая ее, он говорил:

— Не бойся, я помогу тебе, милая. Мы вместе родим этого ребенка!

Он сурово взглянул на повивальную бабку, беспомощно стоявшую в ногах кровати, и коротко выругался. Доктор Фрезер из-за эпидемии остался в Лондоне, и Барбара еще весело убеждала его, что вполне справится сама. А Нэнси, которая никогда не теряла самообладания в экстренных ситуациях, уехала в Гемптон за гардеробом Барбары.

Карл заставил себя спокойно улыбнуться повитухе. Она и так стояла, трясясь от страха, не было смысла пугать ее еще больше.

— Что надо делать? — спросил он.

Повитуха сказала задыхающимся голосом:

— Мадам должна тужиться, чтобы родить ребенка, но у нее нет больше сил.

Карл сжал плечи Барбары и воскликнул:

— Давай, дорогая, поднатужься!

Только его присутствие помогало Барбаре удерживаться на грани черной пустоты. Она собрала все остатки своих душевных и физических сил для одного-единственного действия; вены на ее шее вздулись подобно голубым змейкам, на закушенной губе выступила кровь. Карл сидел в напряжении и расслабился, лишь когда она в изнеможении откинулась ему на руки. Барбара теряла сознание, комната расплывалась и меркла перед ее глазами. Взволнованный голос Карла звал ее, и она слабо пошевелилась, не в силах вымолвить ни слова. Его голос звучал у самого ее уха и точно прорезал окутывающий ее мрак:

— Дорогая, ты справишься… У тебя все получится. Тужься! Ну, еще разок! Ради меня.

Барбара взяла его за руку, ее ногти впились в его кожу, на руке выступила кровь. Нарастая неотвратимой волной, боль стала нестерпимой, раздирающей. Не владея собой, Барбара дико закричала. Когда приступ кончился, она опять попыталась напрячь свое ослабевшее тело. Ее вдруг охватила злость, и это придало ей сил для борьбы.

Повитуха ахнула и закрыла руками рот.

— Ребеночек идет не так! Я видела ножки! — Она отступила, беспомощно всплеснув руками.

— Помоги же ей! — крикнул Карл, но женщина лишь в ужасе отступала и таращила глаза.

Карл быстро подсунул подушки под спину Барбары вместо своей руки и опустил ее на них.

— Барбара, я сам приму нашего ребенка. Ты поняла меня?

Она ошалело смотрела на него тусклыми глазами. Затем лицо ее прояснилось, и она кивнула, закусив нижнюю губу.

— Умница! — Карл отошел от изголовья и встал в ногах Барбары, посылая молитвы к небесам. Ему доводилось видеть, как щенились суки, и он даже помогал им пару раз, когда они испытывали трудности. Но Барбара не спаниель.

Он осторожно взял ножки младенца и другой рукой попытался повернуть его. Ребенок был влажным и выскользнул из рук. Карл тихо выругался, пот заливал ему глаза, и он почти ничего не видел. На ощупь он добрался до плечиков младенца и высвободил их.

— Тужься, Барбара!

Бог мой, неужели она потеряла сознание?

Вскрикнув, как раненое животное, Барбара сделала последнее усилие, и ребенок оказался в руках Карла. Худенькое тельце, черноволосая головка. Ребенок шевельнулся в крепких руках Карла и заплакал. Живой! Этот тоненький писк был самым приятным звуком, какой Карл когда-либо слышал.

Барбара лежала не шевелясь, и сердце Карла сжалось от страха. Он отдал ребенка повивальной бабке и склонился над Барбарой. Грудь ее слабо поднималась, она дышала. Наконец она открыла глаза, вымученная улыбка скользнула по ее губам.

— Благодарю тебя, — прошептала она и с любопытством спросила: — Мальчик или девочка?

— Я даже не посмотрел.

Женщина обрезала пуповину, ее страхи почти исчезли. Она улыбнулась и сказала:

— Мальчик! Очаровательный младенец, настоящий богатырь.

— Дай-ка его мне. — Карл протянул руки, и она отдала ему еще голенького ребенка.

Он осторожно положил малыша Барбаре на живот.

Она тихо заплакала. Карл нежно погладил их обоих, и Барбара радостно взглянула на него, наслаждаясь соприкосновением с малышом, барахтающимся на ее животе.

На следующий день школяры Оксфорда, узнав о появлении на свет незаконнорожденного младенца, прикололи на двери комнат Барбары язвительное послание. Смысл его был в том, что все шлюхи заслуживают позорной скамьи, даже если они занимают высокое положение. Послание было написано в виде изящного латинского двустишия:

Дрожа от ярости, Карл собственноручно сорвал бумагу с двери и назначил тысячу фунтов в награду за выдачу автора. Но Оксфорд тайно посмеивался и хранил молчание.