Королевская страсть

Глава 3

Барбара, затаив дыхание, стояла в коридоре возле своей спальни. В тишине ночи было слышно, как стучит ее сердце. После ухода Филипа вечер тянулся бесконечно долго. Казалось, гости не уйдут никогда. Дольше всех задержалась Анна, надеясь, что ей предложат остаться у них. Но в конце концов уехала и она, обиженная и озадаченная холодностью подруги.

Подобрав подол темно-зеленого платья, Барбара осторожно поставила ногу на первую ступеньку лестницы, остановилась, прислушиваясь к глубокой тишине. Успокоенная, она нащупала перила и начала спускаться в кромешную тьму лестничного пролета. В холле она зажгла свечу и с трудом отворила тяжелую входную дверь. Холодный ночной воздух чуть не задул свечу, и Барбара поспешно заслонила ее рукой. Ей хотелось со всех ног броситься к конюшне, но она боялась упасть в темноте. Хороша же она будет, придя к Филипу перепачканная и растрепанная. Впервые в жизни Барбара благословила свою бедность. Если бы они могли позволить себе нанять несколько конюхов, то вряд ли она как благовоспитанная девушка рискнула бы пойти на конюшню и выбрать какого-нибудь простака, чтобы он сопровождал ее в ночном путешествии. К счастью, единственным конюхом был тот самый Джеф, который помогал ей сойти с лошади по приезде в Лондон. Она прекрасно осознавала свое обаяние и не сомневалась, что он послушно выполнит ее распоряжения. Паренек спал на сеновале. Барбара отставила свечку в сторону, чтобы не поджечь сено. Джеф лежал, по-детски свернувшись калачиком и положив руку под щеку. Он спал, даже не раздевшись, здоровым глубоким сном молодого животного.

Барбара сказала громким шепотом:

— Джеф, просыпайся. — Он пошевелился, открыл глаза и, сонно пробормотав: «Мне приснился ангел», опять погрузился в сон. Барбара встряхнула его за плечо: — Проснись, Джеф, ты мне нужен.

Он открыл глаза и потер затекшую ногу. Рот его удивленно открылся:

— Миледи!

— Седлай двух лошадей и поезжай со мной. Скорей же. — Барбара была как в лихорадке, ведь Филип уже ждал ее.

— Куда мы поедем? — Джеф поднялся.

— На Линколн-инн-Филдс. Седлай двух лошадей. Я хочу, чтобы ты сопровождал меня.

— Двух лошадей? Но что скажет его светлость?..

— Мой отчим не собирается с нами. Он ничего не должен знать. Это тайна. — Когда же Джеф наконец поймет, что у нее назначено свидание, не посвящать же его во все подробности.

Глаза Джефа округлились и забегали, как у испуганной лошади. Он пробормотал:

— Госпожа, на дворе же черная ночь! Хозяин убьет меня, коли узнает!

В постоянных мечтах о Барбаре Джеф клялся, что готов умереть за нее. Он так мечтал, чтобы у него появилась возможность доказать свою преданность, но сейчас представил себе хозяйский гнев, и все эти мысли вылетели у него из головы.

Решительность Барбары поколебалась, она поняла все безумство своей затеи. Но Филип ждет, и она должна добраться до него. Ей захотелось броситься на Джефа и до крови расцарапать его вшивую башку. Барбара с детства имела вспыльчивый характер и всячески обижала и высмеивала прислугу, не понимая различия между слугой и господином. Мэри учила ее управлять своими эмоциями и неустанно повторяла, что жестоко измываться над слугами, которые не могут ответить тебе той же монетой. Истинная леди, повторяла она, должна четко осознавать их подчиненное положение и мудро управлять ими. Барбара безумно хотела стать истинной леди, как ее мать… но еще больше она хотела оказаться сейчас в объятиях Филипа.

Мне не забыть этой ночи, думала Барбара, скача вместе с Джефом по темным улицам. Копыта их лошадей оглушительно цокали в ночном безмолвии. Неподалеку прошел ночной сторож, выкрикивая нараспев:

— Два часа ночи и все спокойно…

Барбара вздрогнула. Она опаздывает! Неужели Филип решит, что она не приедет? Она велела Джефу поторапливаться, и через несколько минут они подъехали к дому Филипа. Барбара отпустила поводья и взглянула на небольшой деревянный дом. Комнаты Филипа были на втором этаже, он объяснил ей, что надо подняться по наружной лестнице. Барбара в нерешительности смотрела на освещенные окна. Филип ждет ее, скоро она будет в его объятиях. Она вдруг почувствовала необыкновенную слабость и усомнилась, удастся ли ей подняться по этой крутой лесенке.

— Помоги мне сойти с лошади, — прошептала она Джефу.

Он спрыгнул на землю и протянул ей руки. Оказавшись в кольце его сильных рук, Барбара вскользь подумала, почему довольно взгляда одного мужчины, чтобы заставить ее тело трепетать от желания, а объятия другого оставляют ее совершенно равнодушной? Может быть, потому, что в ней, как и в Филипе, течет благородная кровь, а Джеф только простой конюх? Она нетерпеливо тряхнула головой и торопливо приказала Джефу отвести лошадей в конюшню и лечь спать вместе с конюхом Филипа.

— На рассвете я разбужу тебя, — пообещала она, — мы вернемся домой, и мои родители ни о чем не узнают.

Джеф неохотно поплелся к конюшне, ведя за собой лошадей, а Барбара торопливо начала подниматься по лестнице. На полпути она остановилась, подумав, что, наверное, ужасно вспотела от всех треволнений и ночной скачки, и что это может не понравиться Филипу. Понюхав себя, она убедилась, что напрасно боялась, ее молодое здоровое тело пахло лишь мускусными духами, которые, как считала Мэри, не подходят юной девушке. Но сегодня у нее есть полное право считать себя женщиной, радостно думала Барбара, поднимаясь дальше по лестнице.

Филип ждал ее. Она не успела еще постучать, а дверь уже открылась ей навстречу. Он стоял, освещенный пламенем свечей, и Барбара почувствовала сладкое томление от одного его вида. На нем были кюлоты песочного цвета, но камзол снял, и он остался в рубашке тончайшего полотна. Белое кружевное жабо оттеняло его загорелое лицо. Барбара замерла, не в силах отвести от него восхищенных глаз. С бешено колотящимся сердцем, она стояла перед ним взволнованная, испуганная, сгорая от желания.

Филип улыбнулся и провел ее в глубь комнаты:

— Думаю, ты не откажешься от бокала вина. Оно снимет напряжение от твоего ночного путешествия.

Он направился к столику в центре комнаты и, взяв графин, наполнил два оловянных кубка.

— Ну как тебе мое жилище? — спросил он печальным голосом.

Как все аристократы, Филип был лишен Кромвелем всего своего состояния. Барбара оторвала взгляд от тонкого лица Филипа и обвела глазами комнату. Обстановка была на редкость смешанная. Очевидно, часть мебели была принадлежностью этой квартиры, а кое-что ему удалось спасти из родительского дома. За полуоткрытой дверью была спальня, и зачарованный взгляд Барбары остановился на постели.

Филип подал ей кубок с вином:

— Это неплохой кларет. Выпей.

Барбара послушно поднесла бокал ко рту и выпила, не сводя глаз с Филипа. В ее взгляде читалось смешанное выражение желания и робости, и Филип, поставив на стол свой бокал, прошептал:

— Боже, как ты прекрасна! — Он мягко отобрал опустевший кубок из ее послушных рук, отставил его и привлек Барбару к себе. Она так часто и с бесконечными подробностями представляла себе эти мгновения, что его объятия показались ей до странности знакомыми. Филип склонил голову, его губы коснулись ее губ, и все сомнения и страхи Барбары исчезли.

Она прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею. Ей хотелось слиться с ним воедино, раствориться в нем… Наконец Филип оторвался от нее, и она, приподнявшись на носки, коснулась влажными губами его лба. Как часто мечтала она, что будет целовать эти почти сходящиеся у переносицы брови. Филип нежно бормотал что-то ей на ухо, а она покрывала его глаза и лицо быстрыми легкими поцелуями, потом приникла губами к любимым морщинкам, утоляя долго сдерживаемую страсть.

Филипп властно обхватил руками талию Барбары и притянул ее к себе, отчего она вся вспыхнула. Даже через ткань нижних юбок она почувствовала, как напряглась под узкими кюлотами его мужская плоть, и, сходя с ума от страсти, порывисто прижалась к нему, чтобы ощущение стало более полным. Барбара задыхалась, глаза ее потемнели от желания.

Филип рассмеялся ликующим горловым смехом и поднял ее на руки. Он легко, как ребенка, внес ее в спальню и поставил на ноги. Барбара трепетала. Ей хотелось подарить ему бесконечное наслаждение, но она чувствовала себя такой неумелой. Она безумно желала его, но еще не знала способов вызвать в нем такое же дикое желание. На мгновение ей вспомнилась Анна. Анна в объятиях Филипа! Она лежала с ним в этой же постели! Ей вдруг померещилось, что Анна где-то рядом, посмеивается над ее неумелостью и неловкостью. Волна ревности захлестнула Барбару. «Прекрати! — убеждала она себя, — ты не должна думать об Анне! Это твоя ночь! Сегодня Анна тоскует одна, а ты здесь с Филипом!»

Она тряхнула головой, отгоняя образ Анны. Видя, как насмешливо Филип поднял брови, Барбара похолодела.

— Что ты качаешь головой? — спросил он.

Барбара робко сказала:

— Должна признаться, мне страшно, милорд. Я боюсь… боюсь не понравиться вам.

Филип нежно взял ее за подбородок и приподнял ее лицо.

— Барбара, ты просто сокровище. Любой мужчина был бы счастлив, если бы ты подарила ему ночь.

Барбара отвела на мгновение глаза и, вновь взглянув на него, сказала с подкупающей искренностью:

— Я так неопытна, милорд, в любовных играх, но обещаю, что буду прилежной ученицей.

Филип поцеловал ее, и это было убедительнее любых слов. Мысли Барбары путались. Она отчаянно пыталась вспомнить, как в ту ночь они оказались раздетыми в постели. В тот раз она опомнилась, когда уже лежала обнаженная в объятиях Филипа. Может быть, существуют какие-то правила? Не спросить ли Филипа?.. Ничего, он сделает все, как надо. И она почувствовала себя спокойно в кольце его рук.

Он мягко отодвинул от себя Барбару и, расстегивая лиф платья, нежно целовал ее шею. Барбара старалась стоять спокойно, сдерживая нарастающее смущение и горячую волну желания, поднимающуюся из глубин ее существа. Вдруг он найдет ее непривлекательной? У нее полная грудь — возможно, слишком полная? Над левой грудью маленькая родинка — что если она покажется ему некрасивой? Филип опустил вниз лиф ее платья, обнажив груди с розовыми остренькими сосками. Он приник к ним губами. Барбара затрепетала.

— Ты восхитительна, — едва слышно выдохнул он.

Барбара обвила его голову руками и взглянула на золотистые пряди его волос. Ее переполняла нежность. Каким юным и по-детски уязвимым он казался сейчас, в самозабвенном наслаждении ее грудью! После этих бесконечных мгновений он поднял голову и улыбнулся:

— Я следую в поисках дальнейших наслаждений.

Расстегнув тугой пояс, он снял с нее платье и бросил его на пол. Когда оно заслонило Барбаре лицо, она почувствовала странную незащищенность: ей не видна была реакция Филипа, вдруг что-то не понравится ему и он успеет скрыть это под вежливой улыбкой, чтобы не обидеть ее.

Запутавшись в складках упавших нижних юбок, Барбара окинула себя взглядом и заметила, что тугой пояс оставил красный след. Она сердито растерла кожу. Филип обхватил ладонями ее талию:

— Как ты стройна! Вся твоя талия умещается в моих ладонях.

Под его загорелыми руками начинался изящный изгиб ее бедер, плавно переходивших в безупречную линию длинных стройных ног. Нижние юбки лежали смятой грудой, окутывая еще обутые ножки. Филип склонил голову и приник губами к ее шее, отчего по всему ее телу прошел трепетный холодок. Ее руки сами начали расстегивать тонкую рубашку Филипа. Ей захотелось положить ладони на его обнаженную грудь. Он засмеялся и помог ее непослушным пальцам. Она сняла рубашку, обнажив шелковистые волосы на его груди, они оказались темнее, чем на голове. Барбара склонилась и припала к ним губами, чувствуя солоноватый вкус кожи Филипа. Барбара медленно, нежно ласкала губами его тело. Филип поцеловал ее волосы и спустил кюлоты, не отстраняясь от ее ласк.

Когда Филип прижал Барбару к своему обнаженному телу, она была уже в полуобморочном состоянии и вся дрожала от сладкого томления. Она поднялась на носки, чтобы полнее ощутить поднимающийся к ней мужской орган. От этого жаркого сплетения в ней родилась какая-то невообразимая доныне, неиспытанная еще сладость. Она все крепче прижималась к нему, их тела слились в единое целое, и она уже не понимала, где она, а где Филип. Она таяла, охваченная восторгом. Когда ей уже казалось, что большей близости и большего наслаждения быть не может, Филип вдруг подхватил ее на руки и опустил на кровать. Льняные простыни шероховатым холодом обожгли ее, но она даже не заметила этого, чувствуя лишь, что Филипа нет с нею рядом. Глаза ее потемнели от желания, она протянула к нему руки. Он стоял у кровати, любуясь ее красотой. Ее молодое прекрасное тело сияло при свете свечей, роскошные волосы пламенели на белоснежных простынях, ее страстность усиливала его желание.

Он сказал словно про себя:

— Ты самое прекрасное создание, какое мне доводилось когда-либо видеть.

Опустившись на колени подле нее, он ласкал руками ее грудь, потом лег, полузакрыв ее своим телом, и нежно покусывал губами нежно-розовые соски, приводя Барбару в неистовство. Он принялся целовать ее тело. Барбара пылала; грудь ее вздымалась, тело трепетало и ее плоть жаждала, чтобы он овладел ею. Ей еще не приходилось чувствовать такого голода, такого безумного желания.

Наконец она тихо взмолилась:

— Прошу вас, милорд, — и Филип, поняв, что она готова, вошел в нее.

— Ах… — простонала Барбара с облегчением и восторгом. Он был необходим ей, как вода жаждущему в пустыне. Охваченная блаженством, она поняла, что дает и получает наслаждение — и это было то, для чего ее создал Бог. Сознание оставило ее, и, повинуясь каким-то древним инстинктам, она изогнулась и теснее прижалась к нему. Их движения становились все быстрее, тела блестели от пота, все сладостнее и глубже становилось наслаждение. Она потеряла ощущение времени и пространства. Мир сузился до размеров их сплетенных тел, и в этом мире существовал лишь непостижимый чувственный экстаз. Когда наслаждение, казалось, дошло до предела и Барбара, испытывая легкое головокружение, почувствовала, что большего счастья ей не вынести, движения Филипа стали быстрыми и резкими, и внезапно этот сладостный мир взорвался внутри Барбары в финальном аккорде наслаждения и тело ее разлетелось на мельчайшие кусочки, радостно мерцавшие в темноте бесконечной вселенной.

С первыми лучами солнца Барбара покинула комнаты Филипа, чувствуя, что лишь ее сонная оболочка скачет по сумеречному городу в сопровождении хмурого Джефа, а самая суть осталась там, в спальне Филипа.

Проходили дни, недели… Барбара жила как в полусне, полностью пробуждаясь лишь в объятиях Филипа. Они встречались почти каждую ночь, а днем виделись редко. Он был занят какими-то таинственными делами, которые не хотел обсуждать с нею, и никогда не появлялся среди молодых людей, окружавших ее на прогулках или в модных кофейнях. Даже по вечерам он теперь не показывался в доме Вилльерсов.

Барбара жила ради их тайных предутренних часов, ради свиданий в спальне Филипа. Под его опытным руководством чувственная натура девушки расцвела подобно бутону, согретому теплом солнца. Исчезли робость и неуверенность, и подчас трудно было сказать, кто из них двоих учитель, а кто ученик. Ее перестали терзать мысли, что его горловой смех вызван ее неловкостью. Она, как неутомимый первопроходец, исследовала все его тело и знала, что это доставляет ему удовольствие; ее язычок выискивал и ласкал самые интимные уголки его тела, воспламеняя и возбуждая его. Порой именно она придумывала новые позы для их любовных игр. Однажды Филип по ее заказу приготовил ванну. Барбара обвила тонкими белыми руками его шею и увлекла за собою в воду.

Ее красота, красота любящей и любимой женщины, стала просто ослепительной, и мужчины вились вокруг нее, словно пчелы вокруг жимолости. Среди них был и горячо влюбленный в нее Роджер Палмер. Как-то он, пропустив свои адвокатские занятия в Темпле, зашел в таверну «Колокол» в поисках хорошей компании и веселой выпивки. Он замешкался в дверях, пока глаза привыкали к полумраку сводчатого зала; его внимание привлекла оживленная компания в дальнем углу. Привыкнув к темноте, Роджер увидел Барбару, окруженную молодыми людьми, которые всячески развлекали ее. Она подняла к нему сияющее лицо, и Роджер влюбился в нее с первого взгляда. Это было не в его натуре, женщины не интересовали его. Застенчивый и робкий, он целыми днями просиживал за книгами. Сердце, положенное к ногам Барбары, было бескорыстным и целомудренным. У Барбары даже дух захватило, когда она заглянула в его чистые, преданные карие глаза. Такая преданность льстила ей, и она сожалела, что может ответить на это лишь милым флиртом. Как жаль, думала она, ведь он будет просто убит, когда она выйдет замуж за Филипа.

Об остальных воздыхателях она тревожилась меньше, понимая, что многие волочатся за нею потому, что она была признана первой красавицей Лондона и ухаживать за Барбарой Вилльерс считалось модным. Все были очарованы ею и демонстрировали свою преданность; каждый считал своим долгом объясниться в любви прелестной Барбаре.

Как-то раз, поправляя волосы перед зеркалом в спальне Филипа, Барбара сказала ему:

— Любимый, ты не поверишь, но за последние несколько дней у меня сложилось впечатление, что все кавалеры Лондона открывают рот только затем, чтобы сделать мне предложение.

Она прижала гребень к груди и с бьющимся сердцем ждала его ответа. Казалось бы, он должен встревожиться и наконец предложить ей выйти за него замуж. Барбара не сомневалась, что он собирается жениться на ней, но все больше недоумевала, почему он тянет с предложением.

Филип усмехнулся и взял из вазы гроздь винограда.

— Могу понять их желание. Какой мужчина устоит перед искушением любить тебя всю жизнь!

Барбара бросилась к нему и прижалась к его груди со словами:

— О нет, Филип!.. Я никогда не полюблю другого!

Он закрыл ей рот поцелуем, и только спустя несколько часов, оставшись одна, она поняла, что он сознательно избегает разговоров о женитьбе.

Барбара так мечтала услышать официальное предложение из уст Филипа, но по иронии судьбы слышала его от кого угодно, только не от него. Воздыхатели наперебой предлагали ей руку и сердце, и Барбаре всякий раз приходилось изобретать милые непринужденные отговорки, чтобы не обидеть их отказом и сохранить в целости свою свиту. Ей нравилась популярность и не хотелось терять ни одного поклонника. Их комплименты и пылкие взгляды придавали особый шарм ее красоте, и она бы чувствовала себя немного обделенной, обрати кто-то из них внимание на другую девушку.

Их преданность стала ей крайне необходима, когда несколько недель спустя она узнала, что Филип продолжает спать с Анной. После первой ночи, проведенной с Филипом, Барбара очень нервничала и боялась, что он может рассказать Анне об их любви. Но, встретившись с подругой, она с облегчением поняла, что та ничего не знает, и подумала о благородстве Филипа, который, видимо, не захотел испортить дружеские отношения девушек. Порой ее одолевало любопытство, какие именно слова говорил Филип Анне и как та отвечала. Но всякий раз, когда она собиралась спросить его об этом, ее охватывала робость и молчание сковывало язык.

Конечно, Барбаре и в голову не могло прийти, что Филип продолжает встречаться с Анной. Она восхищалась спокойствием, с которым Анна переносила потерю возлюбленного, ее ясные глаза все так же улыбались и на милом личике не было и следа сердечной печали. Барбаре казалось, что она умрет, если Филип оставит ее, она не представляла, как можно пережить такую потерю. Она старалась реже оставаться наедине с подругой и избегала любых интимных разговоров из боязни, что Анна захочет поделиться своим горем. Как тяжко придется Анне, когда Филип и Барбара поженятся и Анна поймет, что поверяла свои сердечные тайны той самой женщине, которая украла у нее возлюбленного! Уверенная в любви Филипа, Барбара старалась относиться к Анне великодушно и покровительственно.

И вот однажды раздался гром с ясного неба. Анна подошла к Барбаре и тихонько сказала:

— Я давно не просила тебя об этом — ты была так занята, — но, пожалуйста, скажи нашим драгоценным матушкам, что мы сегодня отправимся за покупками. Я уже использовала все другие предлоги. Ужасно трудно придумывать что-то новое всякий раз, когда отправляешься на свидание.

Барбаре показалось, будто на нее вылили ушат холодной воды. Она недоверчиво взглянула на Анну, но потом облегченно вздохнула. Ей стала ясна причина Анниного спокойствия. Она, очевидно, нашла себе нового возлюбленного и выкинула Филипа из головы. Бедняжка Анна! Какая женщина может прельститься другим мужчиной после объятий Филипа?

Она улыбнулась Анне, затащила ее к себе в комнату и, закрыв поплотнее дверь, спросила:

— Значит, у тебя новый возлюбленный?

Анна непонимающе уставилась на нее.

— С чего ты взяла? Я никогда не полюблю другого, — ответила она с недоумением.

Кровь запульсировала в висках Барбары. Казалось, что она стоит на краю пропасти и любой шаг опасен. Однако она должна узнать правду. Барбара взяла кочергу и, наклонившись, разворошила дрова в камине. Волосы упали ей на лоб словно занавес, закрыв ее лицо от взгляда Анны.

— Должно быть, я ошиблась, — сказала Барбара. — В тот вечер, когда Филип… лорд Честерфилд заходил к нам, мне показалось, что ты влюблена в него.

Лицо Анны засияло.

— Значит, ты отгадала мою тайну! Разве он не прекрасен, Барбара? Как ты могла подумать, что я разлюбила его?

— Я уверена, что ты не сможешь встретиться с Филипом сегодня. — Барбара бросила кочергу так, что та зазвенела. — Он не любит тебя больше. Он любит меня.

— Тебя?! — Серые глаза Анны потемнели, как грозовые тучи. — Но ведь ты видела его только раз, и почти не разговаривала с ним.

— Мы стали любовниками еще до моего приезда в Лондон, когда он навещал нас в усадьбе, — Барбара вызывающе вскинула голову.

— Значит, ты рассказывала именно о нем… — Анна припомнила робкие вопросы Барбары, недоумение, почему не появляется ее возлюбленный, преклонение перед опытностью Анны в любовных делах.

— Помнишь, — сказала Барбара, — ты говорила, что все мужчины должны быть у моих ног? Так и получилось. И Филип меня действительно любит.

Анна смотрела на Барбару застывшими серыми глазами, в ее взгляде было нечто странное. Похоже — как ни удивительно это было — в нем промелькнула жалость. Анна вздохнула:

— Когда мы клялись не уводить друг у друга кавалеров, мы не представляли себе, что любим одного человека.

— Конечно, Анна, — мягко согласилась Барбара. — Клянусь тебе, у меня и в мыслях не было обидеть тебя. Будь это другой мужчина, видит Бог, я бы даже не взглянула в его сторону. Но я уже любила Филипа. Он для меня единственный мужчина во всем белом свете.

Анна внимательно посмотрела на подругу, и на этот раз во взгляде ее серых глаз безошибочно читалась жалость.

— Барбара, Филип любит многих женщин. Я всегда знала, что я не единственная, кого он одаривает своим вниманием… Хотя, конечно, вначале мне казалось, что это не так. Но потом все прояснилось, как для тебя сейчас.

Барбара гордо вскинула голову.

— Я не собираюсь делить Филипа ни с кем. Наша любовь безмерна, неповторима. Никто не заменит мне Филипа и ему никто не сможет заменить меня.

— У леди Элизабет Ховард будет от него ребенок, — резковато сказала Анна.

Барбара ахнула, и губы ее побелели от ярости:

— Не может быть!

— Филип сам не отрицает этого, — сказала Анна спокойно. — Я была у него вчера днем, и он показывал мне письмо от сестры. Она упрекает его за кутежи, игру и за то, что он наградил ребенком юную леди. Филип бросил письмо на стол и сказал: «Сколько шума из-за этой Бетти Ховард! Сплетни дошли уже даже до моей сестры».

Барбаре показалось, что в нее вселился легион дьяволят, которые отчаянно кололись и щипались, голова ее горела, как в адовом огне. Невозможно… Неужели только вчера он лежал в постели с Анной? Однако Анна никогда не обманывала ее. Пристально посмотрев в открытые честные глаза подруги, Барбара отвернулась и, всхлипнув, положила ладонь на свой плоский живот. Счастливая Элизабет, у нее есть ребенок Филипа, и теперь, конечно, они связаны самыми крепкими узами.

— Значит, он женится на Элизабет Ховард? — глухо произнесла она.

Анна засмеялась холодным звенящим смехом, как подобало модной даме. Но у нее это плохо получилось, голос ее срывался:

— Женится?! У него и мыслей таких не было. Элизабет отошлют в деревню. — Она слегка поежилась, подумав, что такая участь может легко постигнуть и ее.

Барбара вдруг представила себе Филипа так ясно, что ей померещилось, будто он здесь, в ее спальне вместе с ними. И стоит только протянуть руку, чтобы коснуться той милой морщинки на щеке, загорелой шеи, выступающей из белоснежных кружев, сильных рук, которые умели быть такими нежными, когда он ласкал ее.

Барбара задумчиво покачала головой и удивленно сказала:

— Как странно!.. Я верю каждому твоему слову, но какая же это мука!.. И самое ужасное, что я все еще люблю его.

— И я тоже, — удрученно сказала Анна. — Он такой обаятельный, и уж если он запал в твое сердце, то считай, что оно принадлежит ему навеки. — Она внимательно взглянула на Барбару. — Что же теперь будет с нашей дружбой? Сумеем ли мы сохранить ее?

Барбара окинула ее взглядом. Это была все та же милая, знакомая Анна, ее единственная подруга. Ей вдруг захотелось повернуть время вспять и вновь почувствовать ту не омраченную ничем дружескую привязанность, которая была прежде.

— Как же нам быть? — спросила она наконец. — Ты же понимаешь, что я буду сгорать от ревности каждый раз, когда ты будешь встречаться с Филипом.

Анна кивнула и сказала задумчиво:

— Да, но, как ни странно, ты стала мне даже ближе… словно любовь к одному мужчине каким-то образом породнила нас. Возможно, нас сближает та боль, которую мы испытали. Если бы ты была моей единственной соперницей, я, наверное, возненавидела бы тебя… Но у него много женщин… и Элизабет… Не могу же я ненавидеть весь мир, — горько заключила она.

Барбара считала, что ей не привелось испытать той боли, что Анне. С ней все по-другому, ведь Филип по-настоящему любит ее, она не может ошибаться. И скоро он попросит ее руки. Почему бы иначе он так упорно отказывался жениться на Элизабет Ховард? Но разве же он может жениться на другой, пусть даже она носит его ребенка, если вся его любовь отдана Барбаре?

— Так ты согласна? — спросила Анна, глядя на Барбару умоляющими глазами. — Останемся подругами, несмотря на соперничество.

— Согласна! — Барбара порывисто протянула Анне руку. — Но предупреждаю тебя… Я сделаю все, что в моей власти, чтобы Филип принадлежал только мне.

В следующие месяцы обе девушки стали очень ревниво относиться к свободному времени Филипа. Они старались быть с ним каждую свободную минуту. Барбара страшно переживала и знала, что не успокоится до тех пор, пока они не поженятся, то есть пока Филип не будет безраздельно принадлежать ей одной. Лишь в его объятиях она переставала терзаться и забывала обо всем на свете.

Анна совсем потеряла голову. Похоже, она нарочно афишировала связь с Филипом. Пренебрегая осторожностью, она назначала Филипу встречи в лавке Батлера — известном доме свиданий. С нескрываемым обожанием она нежно брала его под руку, перед тем как исчезнуть вместе с ним в полумраке дома. Вскоре весь добропорядочный Лондон заговорил о связи Филипа и Анны, и леди Гамильтон, конечно, была страшно разгневана. Не обращая внимания на слезы и мольбы дочери, она выдворила Анну в Виндзор и запретила дальнейшие отношения с Филипом.

Анна послала Филипу прощальную записку: «Наверное, у нас не будет больше возможности встречаться, и я надеюсь, что ты подаришь мне последнее свидание».

Филип прислал ей игривый короткий ответ. Анна вынула из-за корсажа это залитое ее слезами послание и протянула его Барбаре. Оно гласило: «Ты была душою нашего маленького мира, и вся его жизнь ушла вместе с тобой. Мне же осталась одна пустота. Пожалуй, я прекращу все свои теперешние пять-шесть романов и займусь самосозерцанием. Твой Ч.»

Анна нежно погладила записку.

— Вот все, что осталось у меня на память о Филипе. — Она подняла полные слез глаза и добавила: — В деревне я умру. Я знаю, что не проживу долго вдали от него.

Барбара была полна сочувствия. Записка показалась ей бесчувственной и даже несколько жестокой, и она еще раз убедилась, что Филип не любит Анну.

Подруги обнялись и залились слезами. Барбаре так хотелось снова вернуться в детство, когда жить было легко и просто. Какую причудливую паутину сплетает любовь! Сколько сложностей примешивается к наслаждениям! Провожая Анну и понимая, какая тяжесть лежит на душе подруги, она оплакивала и свою утрату — потерю искреннего друга. И лишь одно утешало Барбару: теряя подругу, она также теряла и соперницу. Теперь Филип сможет уделять ей больше времени.

Настал черед для безрассудств Барбары. Филип был так нежен, что невозможно было поверить, что он не любит ее. Его страсть становилась все более пылкой. Как-то, когда они лежали усталые от любовных игр, она почувствовала себя достаточно уверенной, чтобы опять начать разговор о женитьбе.

— Филип! — Она приподнялась на локте и взглянула на его загорелое лицо. Его глаза были полузакрыты. Темные ресницы отбрасывали легкие дуги теней. Волна нежности захлестнула ее.

— Когда мы поженимся, Филип?

Он открыл глаза.

— Ты, любовь моя?… Стоит тебе только сказать «да» любому из толпы своих обожателей, и ты уже замужем. Что до меня… — Он сел, поднялся с кровати и направился к столику с винами.

Барбара, затаив дыхание, следила за ним огромными сияющими глазами.

Он налил вино в бокал и подал его Барбаре со словами:

— Я женюсь, когда найду выгодную партию.

Барбара дрожащей рукой взяла бокал.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что я вынужден жениться на деньгах, дорогая.

Резко поднявшись, Барбара пролила немного вина на покрывало.

— Это же нереально! У кого сейчас есть деньги? Парламентарии забрали все.

Филип вернулся к столику и налил себе бокал красного вина.

— Вот именно. И поскольку нашими богатствами завладели парламентарии, очевидно, я должен жениться на какой-нибудь из их дочерей. — Он поднял бокал и провозгласил: — Его превосходительство Оливер Кромвель, лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии, предлагает мне свою драгоценную дочь. Но вся сладость этого предложения — в 20 тысячах фунтах и в выборе любого чина во флоте или в армии.

Барбара сдержанно расссмеялась каким-то суховатым смехом, откинулась на подушки и расслабилась.

— Ты пошутил!.. Я даже немного испугалась сначала!.. Оливер Кромвель предлагает тебе свою дочь…

Филип ухмыльнулся и не стал особенно вдаваться в подробности. Что правда, то правда, Оливер Кромвель по не вполне понятным мотивам предложил ему жениться на его дочери Франциске. Но Филип не добавил, поскольку самолюбие его было задето, что Франциска — отважная девушка — категорически отказала ему.

Смех Барбары оборвался, и она, прищурив глаза, посмотрела на Филипа. У него возникло неприятное ощущение, будто он стоит на дуэли под оценивающим взглядом противника.

— Но я же серьезно, Филип. Давай поговорим о женитьбе… о нашей женитьбе.

Филип взял бокал из ее рук и начал целовать ее, приговаривая.

— Я предельно серьезен, моя маленькая роялисточка. Я вынужден жениться на дочери богатенького парламентария.

Барбара пыталась что-то возразить, желая продолжить разговор, но его ласки распалили ее, и, забыв обо всем на свете, она страстно прижала его к себе.