Любовник Павлова 2

Глава 15. Павлов. Потенциал

Глава 15. Павлов. Потенциал

Что бы там себе Вадим не придумывал, история его взаимоотношений с Кириллом и Константином не стоила и выеденного яйца. Такое сплошь и рядом случается с теми, кто смотрит на мир через розовые очки, не желает видеть гнильцу на боку красивого яблочка. Не задумывается о том, что это самое яблочко хочет, о чём мечтает, к чему стремится, какую потребность рядом с тобой удовлетворяет.

Розовые очки усердно не замечают гнильцу, пока она им не заляпает всё лицо. А потом обижаются и жалуются на жизнь, потрясая и обгаженными очками, и белым пальто.

В их ситуации виноват не только Вадим. В первую очередь виноваты те, кто позволил ему вешать себе лапшу на уши. Один — дипломированный психолог, даже со степенью, второй — наследник крупного состояния, ни разу не идиот. Ну и третий — голая, босая, голодная, жадная до денег, безопасности, удовольствий голытьба. И кто из трёх виноват? Да и имеет ли это значение?

От добра добра не ищут. Вадим пытался искать, нашёл и не смог между одним добром и другим сделать хоть какой-нибудь выбор. Он всего лишь запутался между удобным партнёром, обеспечивающим ему сдачу сессий без каких-то усилий, и новым любовником, ведущим, что очевидно, куда более роскошную жизнь. Не думал он ни о морали, ни о другой ерунде — искал, где лучше, сытнее и горячее в постели, где выгоднее, где сильней запах денег и потенциальных возможностей.

Из них троих именно Вадим вёл себя в полном согласии с собой. А вот те два обалдуя, хлопая ушами, парили над облаками и верили в иллюзию под названием любовь.

В итоге он не смог разорваться между умными и красивыми, погнался за двумя зайцами, остался с разбитым корытом. И поделом.

Признайся он вовремя, я бы, скорей всего, внял мольбам и вообще сюда не поехал. Провел бы вечер с толком, оттрахав Вадима, а может, для начала его наказав. Отшлёпал бы для пользы дела, а потом слушал бы задыхающиеся стоны, жаркий лепет и горячие просьбы повторить так называемое наказание.

Он сам всё испортил. Да ещё и подвёл меня — выставил идиотом из анекдота, тем самым мужем, который как всегда последним узнаёт о похождениях жены.

Я хотел наказать его, но только за это. Рука не поднялась.

Из головы не шло, как сильно он волновался, как юлил и пытался отказаться от посещения дома Кирилла. Чем сильней он упирался, тем сильней мне хотелось разобраться в причинах. И вот, разобрался на свою голову.

Я держал Вадима за подбородок, разглядывал порозовевшее лицо, красивые глаза, наполненные слезами. Меня так сильно тянуло к нему. Я хотел распаковать его прямо здесь и сейчас. Вжать в стену, заставить развести ноги и жёстко оттрахать. Утвердить права и его горячее желание мне подчиниться.

Не время, не место, а для него ещё и не то состояние. Мой порыв он сейчас вряд ли поймёт.

Я мог бы взять его за руку и увести за собой. Привезти домой, по дороге заставить его ещё сильней волноваться, а уже на месте дать себе волю — но нет. Я же видел трущёбу. Из-за чувства вины и отчаяния он загнал себя в конуру, от которой отказалась бы уважающая себя собака. Чуть не сломал себе жизнь из-за какой-то дурацкой истории.

— Попробуешь, только попробуешь вытворить что-то подобное со мной, прощения не проси. Понимаешь?

Вадим широко распахнул глаза, и по левой щеке потекла слеза. Ох... Я прижался к его пылающему лицу губами, слизал солёную каплю. Вадима бросило в пот, я почувствовал его аромат — волнующий и соблазнительный.

— Отвечай вслух.

— Я вас никогда не предам. — У него дрожал голос.

— Обещания, обещания.

Вадима трясло от волнения, а меня скручивало острым, как хрен с перцем, возбуждением. Аж затылок вспотел.

Я бросил взгляд через стекло, затем огляделся кругом — и надавил на плечо.

— Давай. Ты знаешь, что делать.

У Вадима приоткрылся рот, и я сказал:

— Да, ты правильно меня понял. Вперёд.

На балкон в любой миг мог выйти любой. Свет горел внутри гостиной, солнце заходило за моей спиной, плюс плотный тюль — как я надеялся, всё это мешало гостям и хозяевам видеть, чем мы тут занимаемся.

Вадим, прежде чем встать на колени, бросил на пол небольшую подушку — взял её на стоящем рядом кресле из ротанга. И когда он это сделал, я на все сто понял, что всё с ним будет хорошо. При всей чувствительности и эмоциональности, его вели правильные инстинкты, натренированные выживанием в каменных джунглях.

Вадим — та самая симпатичная дворняжка, умная и сообразительная, способная найти себе пропитание и добрую компанию в тех обстоятельствах, с которыми никогда не справится пёс с длинной родословной, прогуливающийся в попонке и специальных сапожках, привыкший к корму в миске и постоянной заботе.

Возможно, Вадим бы обиделся такому сравнению, но я хотел видеть его именно таким. Каким видел себя — зубастой дворнягой, которую жизнь научила никогда и ни при каких обстоятельствах не поджимать хвост. Бежать к цели и неважно как — напрямик или петляя, обгонять соперников и выгрызать победу любой ценой, не жалея ни себя, ни другого.

Я хотел думать, что у Вадима есть подобный потенциал. Что когда-нибудь он достаточно повзрослеет, чтобы перестать жалеть себя. И когда это случится, как личность он наконец-то раскроется.

В его глазах стояли слёзы переживаний и стыда. Он смотрел на меня смущённым и укоряющим взглядом.

— Перестань притворяться. Я знаю, что тебе это нравится.

Он расстегнул на мне брюки, вытащил член и принялся посасывать самый кончик.

Его ресницы дрожали, лицо алело. Он тлел смущением, но послушно делал то, что я от него хотел.

— Не хочешь, чтобы нас за этим застали — постарайся сделать мне хорошо и побыстрей.

Он впустил член глубже, втянул щёки. Активно заработал и ртом, и рукой. Успел неплохо изучить мой вкус и действовал верно, будто кто-то написал ему инструкцию на тему, как доставить мне удовольствие.

Нас едва не поймали в самый неподходящий момент. Кто-то захотел выйти на балкон, но я придержал дверь рукой и покачал головой. Человек понятливо кивнул и исчез, а Вадим с глухим стоном удвоил усилия.

Я наклонил голову, прикрыл глаза. Дыхание из горящих огнём лёгких вырывалось со свистом. Перед закрытыми веками стояло тёмно-красное марево и блестящие губы Вадима, обнимающие мой член.

Он облизал головку и пустил её в рот так глубоко, как только смог. Шумно, жадно сглотнул — и это стало последней точкой. Я ударил кулаком по стене и кончил, держа его за волосы, глядя в глаза. Не издал ни звука, хотя очень хотелось.

Возбуждение только немного ушло. Будь мы дома, я бы этим не удовлетворился. Здесь же пришлось сказать:

— Глотай. Хорошо. А теперь оближи.

Он привёл меня в порядок и поднялся на ноги. Покачнулся, едва не упал.

Я помог — прижал его к стене, глубоко поцеловал. Погладил между ног, и Вадим шумно выдохнул. Он крепко завёлся, пока стоял на коленях.

— Позаботимся о тебе уже дома, — пообещал я.

Он жалобно посмотрел на меня.

— Считай, что это часть наказания.

Вздохнув, Вадим одёрнул одежду, поправил волосы, вытер подбородок платком.

— Как я выгляжу?

Я усмехнулся, любуясь его розовым лицом, ярко блестящими глазами и потемневшими припухшими губами.

— Они наверняка всё поймут. Но тебе разве не наплевать на их мнение?

— А вам? — Вадим отвёл взгляд, нервно облизнул губы.

Я покачал головой.

— Ты такой глупыш. Если бы я стыдился связи с тобой, не пришёл бы сюда в твоей компании. Я знаю тебя, знаю, какой ты, выбрал тебя, а не кого-то другого. Ну а ты? Ты выбрал быть со мной или ещё выбираешь?

Он открыл рот, но я махнул рукой.

— Меньше слов, больше дела. Пойдём, получим удовольствие от этого вечера, раз уж приехали.

— Ну а как же Кирилл? — спросил он растерянно. — Вы хотели, чтобы я с ним помирился.

— Это твоя жизнь, Вадим. Только ты можешь исправить допущенные ошибки или оставить их за спиной в ожидании, что когда-нибудь забытая мина рванёт. Как рванула сегодня.

Он нахмурился.

— Честно говоря, я не понимаю, что делать.

Я ответил словами коуча:

— Делай то, что раскроет твой потенциал.