Любовник Павлова 2

Глава 21. Павлов. Большая ошибка

Глава 21. Павлов. Большая ошибка

Я сообщил Игорю, что мы выходим, и он уже ждал нас у двери.

— Всё хорошо? — спросил я.

— Да, всё тихо, Николай Николаевич.

Мы спустились по лестнице, вышли на улицу, в тёплую июльскую ночь.

Вадим держался рядом со мной, молчал. Смотрел по сторонам или вниз, переминался с ноги на ногу. Улыбнулся в ответ на мой взгляд, но так вымученно, что лучше бы этого вовсе не делал.

Я спросил у него:

— Может, хочешь немного пройтись?

Он бросил взгляд на ожидающую нас машину, охранника. Сказал неуверенно:

— Это, наверное, неудобно.

Я взял его за руку и повёл за собой. Игорь зашагал следом за нами. Машина тронулась на самой малой скорости.

Кирилл жил в хорошем районе, тут заботились о благоустройстве, и клумбы утопали в цветах. Пахло сладко и пряно, приятно. Горели фонари, скрывая жёлтым светом черничную глубину звёздного неба. Дышалось легко.

Мы молчали, шагая в сторону выезда. Вадим сначала казался напряжённым, но постепенно расслабился.

— Простите меня за ту сцену, — сказал он с отчётливым сожалением в голосе.

— Ты её начал?

— Нет.

— Значит, не извиняйся. — Я вдохнул всей грудью. — Конечно, я не в восторге от того, что ты изменил своему парню с Кириллом. Это характеризует тебя не с лучшей стороны. И выбор, судя по тому, что я слышал, ты сделал крайне сомнительный. Но что-то мне подсказывает, что о случившемся ты уже много раз пожалел.

— Пожалел. Я не знаю, как так получилось. Верней, знаю, но... — Он тяжело вздохнул. — Я могу об этом сейчас не говорить?

— Можешь, конечно. Прах к праху, прошлое к прошлому. Захочешь — расскажешь, не захочешь — не надо.

На дороге нам попался камешек, и я отшвырнул его носком ботинка в траву.

— Вам не любопытно? — чуть погодя спросил Вадим.

Вернулся к теме, хотя только что заявлял, что не хочет ничего обсуждать. И без столь явных подсказок я понимал, что из-за случившегося у него внутри всё бурлит.

— Не люблю копаться в прошлом. Если, конечно, оно уже в прошлом и не влияет на обстоятельства в настоящем. Я понимаю, почему ты испугался мне всё рассказать. Но твоё молчание было ошибкой. Ты поставил меня в неудобное положение и подставил себя. Заставил меня задуматься о том, достоин ли ты доверия.

Он чуть крепче сжал мою руку.

— Я понимаю. Простите меня.

— Хватит уже извиняться. Для меня важней тот урок, который ты извлечёшь для себя, твои поступки и выборы в будущем. Я не предлагаю тебе забывать о случившемся. Наоборот, помни об этом, чтобы не допускать новых ошибок.

— Да уж, — Вадим судорожно вздохнул, — я этот вечер никогда не забуду.

Говорят, жизнь нам даёт уроки по силам. Видно, Вадим у судьбы на особом счету, раз такие мелочи для него — настоящее испытание.

Он молчал. Понимал ли, о чём я ему говорю, или всё ещё варился в пережитом унижении и искал себе оправдания? Меня волновали не его поступки в прошлом, а то, что он так и не смог закрыть для себя этот вопрос.

Хотя тут и вторая сторона не хотела ничего закрывать и беспомощно барахталась в обвинениях, вместо того чтобы посмотреть на себя и в себе поискать допущенные ошибки. Излишнюю доверчивость, например. Желание переложить всю ответственность на других, себе ничего не оставив.

Кирилла и тем более Константина я не собирался учить жизни. Но Вадим — другое дело. С ними тянуло поговорить на разные интересные темы, да и откровенничать получалось легко. Вадим — благодарный слушатель, наверное, поэтому я открыл рот и сказал:

— Ты ведь не думаешь, что я могу гордиться всеми выборами в своей жизни?

— Нет? — спросил он с явным удивлением.

Я улыбнулся.

— Нет, конечно. На своём пути я наворотил всякого. Допущенными ошибками не горжусь. Горжусь тем, что помню о них и больше не допускаю. Знаешь, почему за одного битого двух небитых дают?

Вадим пожал плечами. Он больше не смотрел себе под ноги с унылым видом, и мне нравились происходящие в его состоянии перемены. Он прислушивался ко мне с жадным вниманием, будто я пообещал открыть ему законы Вселенной.

В некотором смысле так оно и было. Должен же он понять, что единственное, что необходимо сделать, в очередной раз упав — это встать и пойти дальше. По возможности исправив ошибку. Но это необязательно, а иногда и невозможно. Главное, таких ошибок больше не допускать.

— Человек, считающий себя безупречным — тот, кто в итоге обязательно проиграет. Бросать вызов жизни, быть высокомерным — крайняя глупость. Я выучил этот урок на собственной шкуре. Когда был очень молод, моложе тебя, то считал себя круче варёных яиц. Жизнь показала мне, что с такими крутыми бывает. Они встречают тех, кто покруче, и круто огребают.

— Я не знаю никого круче вас, — признался Вадим.

— Ну, — я хмыкнул, — я тоже не знаю. Но точно знаю, что если буду наглеть и нарочито нарываться на неприятности, как делал это когда-то, то живо обнаружу себя у параши с в кровь разбитым лицом.

— Вы сидели? — чуть помедлив, спросил Вадим.

— Да и этого не стыжусь. Одна ходка по молодости. Кого-то такой опыт ломает, а для меня то, чему я научился на зоне, стало трамплином в лучшую жизнь. Не верь, не бойся, не проси, всегда отвечай за свои слова и поступки — либо этому учишься, либо становишься учебным пособием на тему того, как жить нельзя.

Я остановился, повернулся к Вадиму.

— Считай, что та ситуация, в которую ты попал по собственной глупости, и тот год, который ты провёл в засраной конуре — твоя самая большая удача. Ты на своей шкуре убедился, как делать нельзя. Выучи урок, проведи работу над ошибками, исправь, что можешь, и двигайся дальше. Теперь ты знаешь цену неверности.

— Да.

У него дрожали губы, ресницы, глаза влажно блестели. Я только что разглагольствовал о жизни, распушив хвост, как тетерев на лугу, и тут как кто-то тумблер переключил, и все слова осыпались шелухой.

Захотел его поцеловать. Остро захотел большего. Но не под открытым небом и камерами, которых тут, в элитном жилом комплексе, примерно миллион.

Дал знак Игорю, держащемуся от нас метрах в трёх-четырёх, и машина подъехала.

— Домой, — скомандовал я, когда мы сели. Поднял перегородку, и Вадим сам потянулся ко мне.

Я никогда не чувствовал его таким податливым, таким желающим угодить, таким открытым и нежным. Наши поцелуи быстро превратились в страстные и глубокие. Вадим льнул ко мне, постанывал, не боясь, что услышат. Резко и жадно вдыхал. То держался за мои плечи, то шарил у меня под одеждой.

— Не хочу ждать, — сказал он, сползая на пол между моих ног. — Я не могу ждать. Пожалуйста, разреши мне.

Я прикрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья. Так всё ощущалось ещё острей.

Вадим умело расстегнул ремень, бережно — ширинку. На вставший член больше не давила ткань, и я выдохнул с облегчением. И закусил губу, когда Вадим взял за щеку.

Машина шла по опустевшим дорогам почти без остановок. Мягко урчал мотор, и я слушал тихий шелест шин и оглушающе громкие влажные звуки, с которыми Вадим принимал мой член в свой горячий рот. Он очень старался. Изредка я открывал глаза, наблюдая за ритмичными движениями его взъерошенной головы. Держал его за волосы, направлял, но ему это не требовалось. Он сам хотел, сам проявлял инициативу, и постанывал от удовольствия, словно это не он, а ему сейчас отсасывали со всем пылом.

В какой-то миг я остановил его, сжав кулак в волосах и не позволяя двигаться. Вадим поднял на меня взгляд — расфокусированный, плывущий, полный обожания, желания, страсти. Его губы были до предела растянуты. Я ощущал заднюю стенку его горла, влагу, тепло, тесноту его тела.

Вадим попытался что-то сказать, и это у него не получилось. А у меня не получилось сдержаться, и я спустил в его рот в тот же миг. Смотрел на него, не отрываясь. Он прикрыл глаза, наслаждаясь. Принял всё. Выпустил член изо рта, и слизнул белёсую влагу с губ. Смотрел на меня с таким видом, будто это не я, это он кончил.

Когда он привёл меня в порядок, я помог ему встать и сесть рядом с собой.

— Ты был прекрасен, — сказал я честно.

Вадим опустил ресницы и облизнулся. Его губы припухли и покраснели. Он взял платок и принялся вытирать подбородок.

Я привлёк его к себе — на удивление расслабленного, тяжелого, успокоившегося. Небольшая проверка привела к весьма странным результатам.

— Да, я кончил в штаны, вообще не прикасаясь к себе, — признался он со смешком. — Со мной в жизни такого не бывало. — Он закусил губу и бросил на меня завлекающий взгляд. — Что вы со мной делаете, а, Николай Николаевич?

Меня интересовало другое: что он со мной делает? Денис сказал, что я проваливаюсь в своего молодого любовника, что веду себя, как упрямый осёл, идущий за подвешенной перед его носом морковкой, что всё это кончится плохо, что я связался не с тем человеком и скоро сам это пойму, но будет поздно.

Вадим, возможно, — моя самая большая ошибка.

Я поцеловал его, ощущая на податливых губах собственный вкус.