Любовник Павлова 2

Глава 40. Павлов. Места и роли

Глава 40. Павлов. Места и роли

После бурной во всех отношениях пятницы наступил штиль. Выходные мы с Вадимом провели дома, почти не покидая пределов спальни. Секс, сон, еда, разговоры — искренние, откровенные, но на темы без острых углов. Мы устроили для себя что-то наподобие медового месяца — из двух тягучих дней, пресыщенных чувственными удовольствиями.

Возвращаясь на работу, я давно не чувствовал себя таким отдохнувшим и полным сил. Вадим сидел рядом со мной, касался тёплым бедром. Молчал, держа меня за руку. Мы ехали уже довольно долго, и я вдруг поймал себя на мысли, что чего-то не хватает. Привычного, но не слишком приятного. И только задумавшись, обнаружил пропажу утренних звонков с завуалированными пожеланиями мне не слишком увлекаться симпатичными молодыми людьми пониженной социальной ответственности.

Вчера Марина мне не звонила. То ли дала отдохнуть, то ли обиделась. Это следовало поскорей прояснить и, если потребуется, исправить.

Хвататься за телефон я не спешил. Не хотелось разбудить дочь несвоевременным звонком, ведь сейчас у неё едва-едва рассвело. Пусть поспит ещё немного, а то изо дня в день ради меня вставала ни свет ни заря.

— Думаю, стоит позвонить Марине, — сказал я, сжав ладонь Вадима, и он мне улыбнулся.

— Да, конечно. Ей повезло, ты хороший отец... То есть вы. Не ты, а вы.

Вадим опустил ресницы, и я залюбовался им. Мне нравилось его смущение. Возможно, с лёгкой нотой наигранности, но тем любопытнее было за ним наблюдать.

— Хорошо, что ты соблюдаешь установленные границы. Я твой босс, обращение ко мне по имени и отчеству — твоя святая обязанность.

Он вздохнул.

— А ты... то есть вы не хотите большей близости в общении, Николай Николаевич?

— Иди-ка сюда, — сказал я, наблюдая, будто за чудом, как мгновенно темнеют его глаза.

— Чёрт. С таким голосом вам бы работать в сексе по телефону.

— Ты желаешь мне обанкротиться?

— Нет, конечно.

— Тогда не говори ерунды, — я специально понизил голос, раз уж он Вадиму так нравился.

— Ауч, — выдал он, что, вероятно, означало «ой, не делай так больше», подразумевающее «сделай так снова, мне с тобой так хорошо».

— Если хочешь сказать комплимент, пожелай мне создать программу на радио или телевидении и заполучить кучу фанатов и фанаток.

— Тогда уж лучше в тик-ток.

Я не стал выяснять, что он имеет в виду. Сорвал с его губ поцелуй, посмаковал вкус, нежность, тепло, полюбовался на томное выражение лица.

— Помнишь, чем мы занимались прошлой ночью? — спросил я, и Вадим тяжело приподнял ресницы.

Его лицо заметно порозовело, и он поёрзал. Его тягучее «да» мне не требовалось, но он всё-таки его произнёс с добавлением уважительного «Николай Николаевич». Тем самым тоном, который я так любил.

— Когда мы занимались сексом, разве ты не чувствовал максимальную близость со мной?

Вадим облизнулся, являя собой настоящий соблазн. Он кивнул, и я едва не забыл, к чему вёл весь этот разговор.

— Вот и хорошо, что чувствовал. В постели нас ничто не разделяло, даже наши тела. Но сейчас мы едем в те места, где будем находиться при завязанных галстуках. И там нам выгоднее держать друг друга на достаточном расстоянии, чтобы эффективней работать.

Он кивнул, затем потряс головой.

— Я не совсем понял. Твой... ваш сексуальный голос очень смущает.

— Тем более важно, чтобы ты помнил, где мы любовники, а где исполняем другие роли.

— Это я понимаю, — нахмурился он. — Но в постели тебе... В постели вы тоже хотите, чтобы я вас назвал по имени и отчеству. В чём тогда разница?

— В том, что когда мы наедине, как сейчас, и ты, как мячик для пинг-понга, прыгаешь между «ты» и «вы», я не спускаю с тебя штаны, чтобы отшлёпать.

— Вы хотите сказать, что я должен знать своё место? — Вадим нахмурился ещё сильней.

— Нет, я хочу, чтобы ты назубок знал свою роль. Место и роль — разные вещи. Выходя в мир, мы надеваем маски и играем роли — кто-то подчинённого, кто-то успешного бизнесмена. А короля играет свита, ты слышал об этом? — Я поцеловал его вновь, наслаждаясь вкусом податливых губ. — Я хочу, чтобы ты играл свою роль приближённого идеально.

Вадим сглотнул.

— А дома? Я смогу называть вас... тебя по имени? — Он облизнулся, и у меня потяжелело в паху. — Я правильно понял эту игру?

— А дома, — сказал я и погладил его между ног и с усилием по хорошему уже, окрепшему стояку, — с тем, кто мне дорог, мы ни во что не играем. Дома и наедине мы ведём себя так, как нам нравится, честно и откровенно.

Вадим потряс головой и опустил взгляд вниз — наверняка на мою руку, ритмично сжимающую его член через ткань.

— Чёрт... Но тебе нравится, когда я в постели называю тебя НиколайНиклаичем.

— Николаем Николаевичем, — повторил я, чётко проговаривая каждый слог. — Когда ты так делаешь, произносишь моё имя своим сексуальным голосом с придыханием, у меня всегда возникает такое чувство, как будто ты в этот самый миг берёшь у меня в рот.

Он зажмурился, закрыл ладонью лицо.

— Чёрт, чёрт, чьорт... Если ты это продолжишь, то я кончу, Николай Николаевич. И будет у тебя свита весь понедельник ходить с пятном на штанах.

— Молчи, — сказал я и расстегнул ремень, а затем ширинку на его брюках.

Вадим молчал, не двигался, едва слышно дышал, и при этом я видел его ярко блестящие глаза сквозь растопыренные пальцы.

Он отполз от меня на максимальное расстояние на сидении, дав лучший доступ, и я наклонился над его пахом. Розовая головка уже истекала прозрачными каплями, и я слизнул их с самой вершины. Вкус мне показался отменным, и я опустился ниже, принимая всю её в рот.

Ощутил его руки на своих плечах, шее — ничего не требующие, ласкающие. Его прикосновения доставляли дополнительное удовольствие, но опыт подсказывал, что так будет не всегда.

Выпустив член изо рта, я взглянул на Вадима — всего раскрасневшегося, почти пунцового, такого, что мне оставалось только жалеть, что мы сейчас едем на работу, а не домой.

— Не вздумай дёргать меня за волосы, ок?

Он закивал, как китайский болванчик, и поднял руки ладонями вверх, мол, сдаюсь.

— Только, Николай Николаевич, доведите это до конца, иначе я просто умру, — проговорил он севшим голосом с предельной вежливостью и полным и безоговорочным уважением. — Пожалуйста.

«Сообразительный малый. Далеко пойдёт», — думал я, принимая его член в рот, посасывая и поглаживая языком в разных интересных местах.

Времени до приезда на работу оставалось совсем немного, но его вполне хватило, чтобы довести Вадима до дрожи и писка.

— Я сейчас, я уже скоро, — шептал он изнемогающим голосом, сжимая моё плечо дрожащей ладонью.

Я позволил ему войти глубже и втянул щёки, сглотнул. Вадим спустил тут же, как по команде. Держался за мои плечи, и его всего трясло. Выглядел он потрясающе.

Вскоре он меня отпустил, и я смог сесть и привести себя в порядок, выпить воды. В зеркальном отражении бара я заметил фрагменты своего лица — раскрасневшегося и, по всей видимости, излучающего довольство.

— Нет, — сказал я, когда Вадим захотел мне помочь. — Сейчас не нужно, поздно, мы, считай, уже на работе. Так что давай-ка, быстрей соберись.

Он кивнул и ещё раз проверил и поправил одежду.

— Если ты захочешь проведать меня во время обеда, то я буду рад тебя видеть, — добавил я.

Вадим кивнул несколько раз и, пересев ближе, прижался к моему плечу головой.

— Я тебя л, — сказал он негромко, глядя вперёд, на опущенную перегородку.

— Л? — повторил я, приподняв брови.

— Вам ведь не нравится это слово, — пояснил он сегодняшнюю приверженность к крайнему минимализму. — Но я вас очень сильно, предельно сильно л. И хочу, чтобы вы это знали, хотя мы уже почти на работе.

— Хорошо, — ответил я и шутливо щёлкнул его по носу. — Тогда считай, раз уж мы почти на работе, что я тебя тоже л.

На эту тему я собирался говорить примерно никогда, но вот надо же, вырвалось — не поймаешь.

У Вадима широко распахнулись глаза. Он подался ко мне ближе, хотел что-то сказать, но машина как раз остановилась.

— Обсудим личные темы в другой раз, — сказал я, прижимая указательный палец к его губам. — А сейчас за работу.