Глава 18. Вадим. Точки над «i»
— Ты сдурел? — возмутился Костя, едва устояв на ногах из-за заскользившего по плиточному полу коврика. Он посмотрел на дверь поверх моего плеча, затем мне в лицо. — С дороги. Немедленно.
— Я никуда не уйду. Нам нужно поговорить, — сказал я, подпирая дверь спиной. — Что до твоего вопроса, то да, может, я и сдурел, раз надеялся увидеть в тебе взрослого, способного прощать чужие ошибки человека, а не мстительного говнюка.
— Предъявляешь претензии? — Костя вздёрнул бровь, усмехнулся, всем видом показывая превосходство. — Думаешь, имеешь право после всего?
— Я просил у тебя прощения. На коленях тебя умолял простить меня. Это всё, что я мог сделать, чтобы исправить ошибку.
У Кости дёрнулась щека. Нервный тик, выдающий крайнее напряжение.
— Ты называешь это ошибкой, я — подлостью, гнилью. Ты крайне мне неприятен, и я не собираюсь прикрывать тебя. Ты тот, кто ты есть. Рано или поздно твой любовник об этом узнает. От меня или другого доверчивого дурака, или на собственном опыте, но он узнает, кто ты. И вышвырнет тебя. Может, ещё пару раз трахнет, и вышвырнет на улицу, где твоё место.
Меня бросило в пот, сердце заколотилось. Страшно захотелось пить и в туалет.
— Он всё знает, — сказал я негромко, — я ему о нас рассказал. Так что всё у меня хорошо, потому что он подходящий мне человек. Но мне бы не пришлось это делать, если бы ты лишнего не болтал. Костя, зачем? Я не понимаю.
Я честно не понимал.
— Ты уже выбросил меня из своей жизни. Даже из института вышвырнул. Мы давно не вместе. Зачем это делать? Что тебе до меня?
Костя молчал, и я откинул волосы со лба.
— Я иду вперёд, а ты смотришь в прошлое. Чтобы что? У меня один вопрос — что ты хочешь этим добиться?
Он скрестил руки на груди, отгораживаясь от меня. Молчал, а вот меня пёрло на поговорить.
— Павлов — сложный и довольно опасный человек. Даже я не знал, как он на всё это отреагирует. А ты его не знаешь вообще. Не понимаю. Ты что, уничтожить, с лица земли стереть меня хочешь?
— Что за ерунду ты несёшь? — Костя скривился. — Не преувеличивай.
— Никакую не ерунду. Одним этим намёком ты мог разрушить мои новые отношения, подставить меня. Один раз я уже потерял всё. Ты захотел повторить, снова меня всего лишить? А повод у такого желания достойный? Я что, по-твоему, мало пострадал из-за тебя?
На миг я прикрыл глаза. Жгучая обида всё сильней разгоралась внутри.
— Ты вышвырнул меня из своего дома, хотя знал, что мне негде жить, я от родителей к тебе ушёл, и там было с концами. Знал, что мне некуда возвращаться, что Макс слёг. Ты вышвырнул меня из института. Оборвал последнюю нить к нормальной жизни. Тебе на мои проблемы было плевать. Ты видел только себя, свою обиду. Не вопрос,она справедливая. Я облажался. Сам не знаю зачем тогда связался с Кириллом. Но я за всё сразу же попросил прощения у тебя!
— Я помню. — Костя хмыкнул. — Твои слова не имеют значения.
— Что?
— Ты бы что угодно сказал, чтобы добиться своих целей. Твои слова никогда не имели значения. Ты лжец, всегда и во всём мне врал.
Я прокашлялся. И ещё раз.
— Я соврал тебе всего два раза. Второй случай ты знаешь — из-за Кирилла. Да, из-за него я тебе врал. А первый раз я соврал из-за другого человека.
— Мне всё равно, — сказал Костя. Опустил ресницы, вздохнул. Не смог сдержать болезненное любопытство, как я и рассчитывал. — Из-за кого?
Я смотрел на него, и мне до жути хотелось причинить ему боль. Внутри всё горело. И я не мог больше в себе всё это носить.
— Помнишь, ты спрашивал, что с Максом случилось? С кем он подрался? Из-за чего или кого?
Костя внимательно слушал. Он смотрел в мою сторону, но не в лицо, а на дверь над моим левым плечом, словно боялся встретиться взглядом. Или всего лишь не хотел смотреть на меня, ведь я ему, как он выразился, до крайности неприятен.
Я вдохнул, набираясь смелости. Руки похолодели.
— Я соврал тебе, что не знаю, почему на моего Макса напали. Сейчас расскажу, чтобы между нами всё стало прозрачно. Он о нас с тобой от кого-то узнал. Нашёл меня в клубе, стал уговаривать бросить тебя. Говорил, я идиот, что связался со старым хрычом. Что наши отношения с тобой нездоровые. Что если об этом узнают, не только меня, но и тебя ждут крупные неприятности. Что профессиональная этика тебе такие отношения запрещает.
Я усмехнулся, хотя внутри от собственных слов всё в холодный комок сжималось.
— В общем, я его с его нравоучениями и советами на хрен послал. Сказал, что люблю тебя. Что ты для меня очень важен. Что всё у нас будет хорошо. Что ты нормальный на голову, что у нас не такая уж большая разница в возрасте. Мы ссорились, он не выбирал слова, бил по больному. Договорился до того, что или я образумлюсь, или он сделает то, что должен, чтобы меня спасти. Я решил, что мне нужен перерыв, вышел в туалет. Вернулся, а Макса нет.
Я сглотнул, в деталях вспоминая тот вечер. Кислый вкус пива, едкий сигаретный дым, как кто-то трахался в туалетной кабинке, пока я делал свои дела и долго мыл руки, в то время как мой брат...
— Его нашли на улице возле клуба. — Я попытался усмехнуться. — Кто-то проучил гомофоба.
— Почему ты об этом мне не сказал? — спросил Костя похоронным тоном.
— Это случилось из-за меня. И тебя. Из-за нас, это мы виноваты, что Макс там лежит, будто овощ.
Я понял, что меня сейчас стошнит. Бросился к раковине, и меня правда вывернуло чем-то до крайности мерзким. Слизью какой-то.
Дверь открылась.
— Вас везде ищут, — прозвучал напряжённый голос Кирилла. — Костя, я же просил даже не приближаться к нему.
— Простите, — ответил Костя, — вы не могли бы оставить нас одних ненадолго?
Кирилл пришёл не один. Я услышал голос Костиного приятеля:
— Костя, зачем тебе говорить с этим придурком?
— Пожалуйста. Прикройте нас. Вадиму стало нехорошо, выпивка не зашла. Нам нужно время. Пожалуйста, мы скоро вернёмся.
Я прополоскал рот ещё раз, плеснул водой в лицо и воспользовался полотенцем, пока Костя и его защитнички устраивали балаган.
— Всё, вопрос снят, — сказал я. — Пропустите.
Костя хотел меня задержать, но остальные-то нет.
— Вадим, — позвал Костя.
Я повернулся к нему, смерил взглядом.
— Знаешь, я тут понял, что больше ничего не хочу обсуждать.
— Вадим, — повторил он.
— Не сегодня. Если захочешь поговорить, у тебя есть мой номер. Если не захочешь, — я усмехнулся, — знаешь, твоё мнение больше не имеет для меня такого значения, как прежде. У меня всё хорошо, я со всем справился, и ты можешь об этой истории забыть.
Я подходил к двери гостиной, когда меня догнал этот, как его, Генка.
— Что ты ему наговорил? — спросил он, тряхнув меня за грудки.
— Ничего, что касалось бы тебя, — ответил я, снимая со своей одежды его лапищи. — Дела прошлые. Больше не имеют значения.
Я заметил, что Костя с Кириллом направляются в нашу сторону и, выпутавшись из рук Гены, поспешил в гостиную. Улыбнулся Павлову, сел рядом с ним и вице-президентом Матвеевым.
— Что-нибудь съешь?
Я покачал головой.
— Нет, спасибо. Только водички попью. Коктейль не пошёл мне на пользу, до сих пор отхожу. Я вычитал этот состав в каком-то журнале, а на деле оказалась полная ерунда.
Дверь открылась, в гостиную зашёл бледный Костя со свитой. Мы встретились взглядами, Костя показал на пальцах, что позже мне позвонит. Я кивнул.
Хочешь — звони, хочешь — нет. Мне стало безразлично.
Наш с ним разговор прервался на середине, но я почувствовал себя значительно лучше. Злость ушла, желание что-то кому-то доказывать тоже. Теперь я был даже благодарен Косте и его порыву меня наказать. До сегодняшнего дня у меня не выходило говорить о травме Максима. То, что он сейчас лежал, оставалось моей виной на 99,9 %. И только одна десятая или тысячная, или миллионная принадлежала Косте. Но когда я ему эту крохотную часть передал, неожиданно стало легче дышать.
Матвеев спросил, понравилось ли мне работать в благотворительном фонде.
— Да, Денис Сергеевич, мне понравилось, хотя я ещё, считай, не работал. До того, как Николай Николаевич меня туда направил, я и не знал, что он меценат. А теперь понимаю, за какие дела его так любит судьба.
Павлов спрятал улыбку — настоящую, а не ту, которую использовал, чтобы нравиться людям.
— Впервые в жизни, — честно признался я, — я с нетерпением жду утра понедельника, возможности что-то сделать для других людей. Мой вклад будет самым незначительным, — я сжал руку в кулак, — но я буду поднимать на ноги людей, потерявших всякую надежду на настоящую жизнь.
Я сжал руку Павлова, посмотрел ему в глаза.
— Спасибо за эту возможность.
Смешно, но я чуть не расплакался там, за накрытым столом к торжеству Кирилла и Дэна. Спрятался за бокалом с водой и дальше больше улыбался, кивал.