Между нами. На преодоление

22. Волшебная точка Бай Хуэй

Просто быть женщиной — сегодня тоже.

Он пересекает порог одним широким шагом и закрывает дверь. Как будто у себя дома. Озадаченно наблюдаю, как снимает обувь и проходит мимо меня в кухонную зону. Это какой-то сюр. Опять и опять не знаю, что говорить и как реагировать.

Только сейчас замечаю в его руках бумажный пакет с логотипом доставки. По-хозяйски пошарив в шкафах, Мирон берет тарелки и начинает раскладывать в них принесенную еду.

А я стою на том же месте. Не шевелюсь. Иногда мне кажется, что присутствие этого привлекательного хама в моей жизни — попросту глюк. Сбой системы. Который почему-то не налаживается.

Я до сих пор не позволила себе осознать наш случайный секс. Боюсь последствий ошеломительного отката.

Мужчина поворачивается ко мне и красноречиво проходится по махровой пижаме с изображением совенка. Хмыкает. И поднимает взгляд на заплаканное лицо, отчего я мигом смущаюсь. А самое паршивое — чувствую потребность высморкаться, потому что уже не дышится совсем.

— Чего ревешь? — Не реву, — бурчу твердо. — Ну и не реви. — Ты не можешь поесть у себя дома? — предлагаю не очень вежливо. — А что так? Мешаю производству муконазального секрета? — Чего?.. — Выделению носовой слизи, — поясняет, снисходительно улыбнувшись, и тянется за приборами, после чего добавляет: — Соплей, которыми ты сейчас подавишься.

Феноменальное проявление деликатности.

После этой реплики отмираю и молча плетусь в ванную. Включаю самый сильный напор воды и высвобождаюсь от... муконазального секрета. Обдаю лицо холодной водой, протираю красные глаза. Но от совершённых манипуляций картина лучше не становится. Из зеркала на меня смотрит всё то же зареванное существо с опухшими веками и заалевшим носом.

Выгляжу ужасно. Ощущаю себя — ещё хуже. Мирон помешал выплакать весь внутренний резерв, и будто я поставила процесс на паузу, делая хуже. Но захлебываться при нем слезами вообще не дело, поэтому очухиваюсь кое-как и, напоследок шмыгнув носом, возвращаюсь в комнату.

Крошечный кухонный островок заставлен ароматной лазаньей и выуженными из холодильника деликатесами с прошлого раза.

Подхожу ближе и присаживаюсь на краешек высоко стула — их у меня, кстати, всего два. Сосед тоже садится, убрав пустые упаковки, и принимается за еду. Первое время слежу за его уверенными действиями, на удивление — аккуратными и образцовыми, с правильным и четким применением ножа, а потом устало вздыхаю, поняв, насколько сильно хочу остаться в одиночестве.

Мне необходимо побыть одной. Когда что-то идет не так, я привыкла зарываться в себя, затихать, молчать, перерабатывать эмоции максимально беззвучно для внешнего мира. Это моя проблема, я не жалуюсь и не перекладываю её ни на кого, я сама справляюсь. Всегда. Обычно люди не горят желанием влезать. За исключением этого мужчины. И странно, что он не задает вопросов.

— Не нравится мне, как ты питаешься, — высказывается невзначай, привлекая мое внимание. — Все продукты в холодильнике нетронутые, а прошло три дня. — А мне не нравится, как ты питаешься у меня дома, — парирую вяло. — Не звезди, только что наблюдала за мной с интересом. И тебе явно нравилось.

Как в одном человеке так виртуозно проявляется светский этикет и уличный сленг, учтивость и хамство, элементарная вежливость и наглость?..

Не успеваю ответить, Мирон поднимает на меня глаза и буравит непреклонным пристальным взглядом:

— Ешь, Адель. — Не хочу, спасибо. — Либо ты поешь, — склоняется ближе, обдав мои нервные клетки напряжением, — либо я опрокину тебя на кровать и трахну.

Вспыхиваю. Хлопаю ресницами. Не нахожу слов.

В подтверждение он показательно медленно откладывает свои приборы... Я стремительно хватаю свои. Наверняка выглядит это комично, но мне не до смеха.

Опускаю голову и с вселенским прискорбием под его хмыканье, мол, так я и думал, начинаю жевать, прикидывая, как бы выгнать соседа. Он какой-то слишком напористый, прет нахрапом, даже я со своим не самым легким характером теряюсь при таких раскладах.

Ну как же это всё невовремя! Может, так и начинается кризис среднего возраста, когда у тебя выявляются сплошные неполадки с родными, с друзьями, а сверху наслаивается что-то непонятное на личном фронте?..

Господи… жила себе не тужила…

— Шоковая терапия не сработала, значит, — Мирон недовольно цокает, я слегка вздрагиваю при этом звуке и вижу, как хмуро он следит за моими ковыряниями в тарелке.

Откладываю вилку и киваю. Может, хотя бы теперь уйдет к себе?..

— А кто меня уверял, что справится в мое отсутствие?.. — строго напоминает о нашем последнем разговоре и начинает ловкими движениями убирать со стола.

Много ли мужчин занимались бытовухой в моем присутствии? Ни одного. И это зрелище тоже выбивает из колеи.

— Мир, — зову тихо, впервые так обращаясь к нему. — Ну, какой резон тебе со мной возиться, а?

Вот я и задаю самый главный вопрос, впечатленная очередным проявлением заботы.

Он обходит стойку и становится вплотную ко мне, но не спешит касаться. В эту минуту предельно серьезен, рассматривает мое лицо с такой скрупулезностью, словно там написаны ответы, или же, как раз на нем и ищет причину, которую можно назвать.

— Постукивание по точке Бай Хуэй помогает бороться с напряжением и усталостью, — сообщает вдруг деловито, но я замечаю веселые огоньки в его сосредоточенном взгляде. — Боюсь предположить, где она находится, — вылетает иронично. — Не там, где ты представила, — Мирон мягко улыбается и тянется к моей голове. — На макушке, вот здесь... И он действительно начинает мерно постукивать где-то в середине темени, приговаривая: — Одна из важнейших биологически-активных точек человека, работая с ней, можно легко избавиться от застоя энергии. — Ты, конечно же, эксперт? — подтруниваю. — Ш-ш-ш, — призывает помолчать.

Уж не знаю, что и как, но это действует. Сначала я прикрываю веки, расслабляясь и растворяясь в порождаемых импульсах, а затем и вовсе отдаюсь волнам спокойствия. Мужские пальцы волшебным образом стирают мысли — абсолютно все! Чувствую легкость, граничащую с невесомостью. Просто потрясающе. Облегчение плещется по венам, даря эйфорию. Кажется, будто из меня выжали напряжение до последней капли.

С трудом очухавшись спустя время, обнаруживаю себя с распущенными волосами и открыто млеющей от массажа затылка, в который перетекли постукивания.

Боги, это лучшее, что со мной происходило за последние месяцы.

— Спасибо, — шепчу искренне и почему-то робею.

Мир так смотрит на мои губы, произносящие одно единственное слово, что внутренности стягивает морскими узлами.

У него невероятно красивые глаза — даже не помню, видела ли я раньше такой оттенок? Насыщенный темно-серый со стальным заслоном. В зависимости от настроения эта сталь может плавиться, согревая, а может и резать — остро, безжалостно.

Сейчас она раскалена и обжигает искрами.

Когда твердые мужские губы накрывают мой рот, рвано выдыхаю и подчиняюсь их напору. Пальцы Мирона оттягивают волосы у корней, и я послушно откидываю голову назад. Мне нравится эта ласка, сквозящая в ней нежность, перебивающая нотки властности.

Рядом с ним снова накрывает теплом.

И я отчаянно цепляюсь за это ощущение, уставшая от холода.

И вновь мы не говорим. Сплетаясь, перемещаемся единым живым организмом на кровать.

Просто быть женщиной — сегодня тоже. Забывая перипетии, заставляющие плакать ещё час назад. Забывая внешний мир, давящий своим несовершенством. Забывая установки, так и не принесшие мне радости и счастья.

Просто быть женщиной в руках мужчины, которому внезапно веришь безоговорочно. И больше... чем себе.