9. Криминальный авторитет и внезапное наводнение

Верните девушке свободу.

До самого рассвета я ворочаюсь, не могу найти себе места из-за того, что так поступила с мамой. Во мне борются два противоречивых желания: первое — извиниться, второе — довести диалог до логического конца, объяснив, как она неправа в проявлении своей насильной заботы. Один раз они с папой уже так «позаботились» обо мне, что до сих пор вспоминаю об этом периоде жизни с содроганием…

Заставляю себя возвращаться в прошлое, цедить эту обиду, наполняться ею, чтобы не давать слабины, не идти на поводу у чувства вины перед мамой. Мне постепенно становится физически плохо, сердце барабанит, дыхание сбивается. И злость усиливается. Никогда ранее вслух я не говорила о том, что осуждаю своих родителей за те или иные поступки в мой адрес. Воспитание у меня не то — не умею жаловаться, обвинять. Нас учили, что старший всегда мудрее, это значит — лучше тебя разбирается в том, что тебе же и нужно. Перечить мы не смели. А относились к ним исключительно с уважением и благоговением.

Но это никак не отменяет того факта, что однажды они всё же ошиблись… выдавая меня замуж в двадцать лет…

Стоит только глазам закрыться на мгновение, и будильник тут как тут.

Нехотя встаю и собираюсь на пробежку. Она очень помогает окончательно проснуться и набраться энергии. Но мысли никуда не уходят. Я самолично запускаю необратимый процесс, вороша давние события.

До самого вечера на работе плохое настроение меня не отпускает. Выполняю свои обязанности на автомате, иногда отвлекаюсь достаточно, чтобы забыть обо всем. Но потом сознание снова пронзает тревожной стрелой.

М-да. Ссориться с близкими — очень тяжело. Особенно, если тебе есть… что сказать, но ты молчишь годами. Этот маховик коварен и беспощаден.

Чтобы хотя бы немного отпустить напряжение, выхожу в зал, когда начинается музыкальная программа. Сегодня выступает Рада. Люблю, когда наши смены совпадают, эта девушка покорила меня талантом.

Сейчас она поет лирическую «Балладу о маленьком скрипаче». Её разнообразный репертуар частенько обновляется, и мне нравится слушать редкие композиции. Наряду с популярной попсой это как глоток свежего воздуха. Изюминка. Вызов публике. Но я ещё ни разу не получала жалоб.

У неё есть ещё одна изюминка. Рада непременно открывает свои выступления исполнением песни «На Востоке». Дань уважения национальной принадлежности Габила. И в целом — под тематику заведения. Идеально. Девчонка просто молодец. Я счастлива, что приняла тогда решение взять её к нам.

Краем глаза замечаю, что в помещение входят уже знакомые габаритные фигуры — охрана того самого криминального авторитета, который помешан на Раде. Его визит возвращает всё моё до этого растворившееся в голосе певицы напряжение. Александр Богодухов действительно оказался очень значимой и влиятельной единицей не только города, но и всей области. Говорят, власть его распространяется даже на Москву. Я не знаю, насколько это правда, девочки-официантки судачили, случайно услышала. Они совсем глупенькие, наблюдают за «ухаживаниями» и завистливо вздыхают, умиляясь упертости мужчины. Совершенно не принимают позицию Рады никак не связываться с этим типом. А я очень хорошо понимаю и принимаю. Поэтому переживаю.

Ухажер стабилен в проявлении интереса. Пока что за ним никаких эксцессов не значится. Он просто приходит в компании своих амбалов, которые размещаются за соседним столиком. Сам садится в одиночестве, ужинает и весь вечер наблюдает за Радой. Заказывает песни. Оставляет щедрые чаевые, которые девушка принципиально отдает музыкантам. А в конце непременно приезжает курьер с шикарными букетами, но она наотрез отказывается принимать их, приходится частично украшать ими подножие сцены или служебную коморку.

Эстетично. Красиво. Печально.

Да, эксцессов пока не значилось. Но ведь и аудитория у нас другая — не та горячая молодежь из «Маски», что нагло пристанет к певице. И хотелось бы сказать, что беспокоиться не о чем… но… чует моё сердце, это ненадолго. Не могу поверить, что состоятельный взрослый мужчина ведет себя так спокойно в ответ на перманентный отказ Рады.

Вздрагиваю, когда чужие пальцы невесомо чертят круг по моей ладони. Отдергиваю руку и разворачиваюсь, чтобы уткнуться укоризненным взглядом в Габила. Он улыбается, бесстыдно приподняв бровь в провокации.

— Эх, Аделина… Прекрасным девушкам положено больше улыбаться и меньше грустить. И уж тем более — не грузиться и не думать. Им нужен покровитель, берущий все эти угнетающие функции на себя… Больно видеть тебя такой напряженной.

Никак не может отстать от меня. Время от времени вспоминает о моей скромной персоне, точнее, о том, что не даюсь. Бесится. С жиру, наверное. Как будто мало ему многочисленных любовниц! Или это задетое мужское эго просыпается периодически, ведь я живое напоминание о непокоренной вершине. И мозолю глаза день через день.

— Габил Манатович, — привычно осаживаю шефа вежливо, но твердо, — мне положено напрягаться, я на работе. Но чтобы Вам не было больно смотреть, я вполне могу воспользоваться Вашим ценным советом, найти покровителя и уволиться. Сделать?

Улыбка из довольной перетекает в кислую. Угроза доходит до адресата. Он молча дает знак бармену, тот через считанные секунды ставит перед владельцем шот.

Я киваю и ретируюсь в свой кабинет, досадуя на то, что не получилось в полной мере насладиться выступлениями Рады. Настроение катится к черту. Нервы закручиваются с новой силой. И даже цифры не помогают отвлечься. Так в адском коктейле раздражения, злости, усталости и отвращения к мужчинам пролетают последующие два часа.

Ближе к девяти в дверь стучат, следом заходит одна из официанток с выпученными глазами, и мои пальцы начинает покалывать от плохого предчувствия.

— Там Дух вытворяет… — мнется, подбирая слова. Банальное прозвище от сокращения фамилии прочно закрепилось за теперешним завсегдатаем ресторана. Персонал с самого начала зовет его именно так. — Один камикадзе пристал к Радке, его вывели бугаи, а компания парня начала возмущаться, лезет в драку, в зале стоит кипиш. Наши пока справляются без жести. А Манатыч куда-то вышел до этого, не можем дозвониться.

Ну вот. Как говорится, не прошло и года.

Я застываю на мгновение. Всего на секунду прикрываю глаза. И понимаю, что всё.

Красная лампочка загорелась.

За сутки во мне столько всего наслоилось… что эта ситуация выступает отличным поводом выплеснуть негатив. Будто специально спровоцированная для меня.

Выхожу в зал и, минуя потасовку, направляюсь… прямо к Богодухову. По пути отмечаю, как сжимается в угол сцены Рада. Как спешно оплачивает свои счета часть посетителей, чтобы побыстрее покинуть уже не безопасное заведение. Как становятся всё громче и громче голоса приятелей нейтрализованного парня.

Злюсь. Злюсь. Злюсь.

Взрываюсь внутри на мириады полыхающих клочков.

Внешне — само спокойствие.

Присаживаюсь за стол невозмутимого мужчины, устраиваясь напротив. На миг он цепляет мой бейдж глазами, и надобность представляться отпадает. Рядом с нами тут же угрожающе материализуется один из его телохранителей. Я многозначительно приподнимаю бровь, глядя на Александра, и после короткого безмолвного диалога взглядами он приказывает тому:

— Идите погуляйте, этих шумных тоже с собой заберите. Мешаете музыку слушать.

Это всё говорит, не отрываясь от моего лица. Циничный и безмятежный.

Я жду, пока помещение действительно очистится от лишних децибелов. Поворачиваюсь к музыкантам и даю знак продолжать программу. Возвращаюсь к собеседнику и окидываю его пристальным взором. Вряд ли он воспринимает меня всерьез. Расслаблен, равнодушен. И очень зря, поскольку я решительно настроена сделать ему ментальное харакири. Малодушно собираюсь сорвать на нем злость. Даже с последствиями для себя. Просто сегодня звезды так сошлись, что под горячую руку попал «авторитет». Во мне такой градус ярости, что он перекрывает чувство самосохранения и страха. Я ни капли не задумываюсь о том, что моё «завтра» из-за импульсивного поступка может и не наступить.

— Вы наверняка считаетесь настоящим мужчиной в своих кругах, — произношу ровно. — Хм, — лаконичное и заинтересованное хмыканье. — Настоящего мужчину отличает умение обращаться с женщиной. — Хм, — утвердительное и снова заинтересованное хмыканье.

— А Вас не смущает, что я только что высказала два противоречащих друг другу утверждения? Касательно Вас. Ведь ситуация показывает, что с женщиной Вы обращаться не умеете. Иначе она сейчас не подобралась бы в комок где-то там за моей спиной. До того испуганная, что больше не сможет сегодня петь. Справедливо мое умозаключение, как считаете?

Во взгляде Богодухова мелькает что-то уже посерьезнее легкого интереса. Он подается вперед и устраивает локти на столе, позволяя ткани летнего пиджака обрисовать каменные изгибы плеч. А потом складывает пальцы в замок. Весьма красноречиво. Эдакая поза алертности.

Волоски на моем загривке отчетливо встают дыбом.

Не знаю, чего жду, но не перебивает — и на том спасибо.

— Вы как минимум лет на десять-пятнадцать старше этой девчонки. Опытнее, мудрее. Вы влиятельны, о Вас ходят разные слухи. Видите же, что она боится Вас. Но продолжаете заезженной пластинкой одни и те же действия, словно укрепляя её в сложившемся мнении. Преследуете, демонстрируете власть, пугаете, вынуждаете сменить место работы. В общем, делаете всё, чтобы оттолкнуть. В чем логика? Если бы хотели взять принуждением и прогнуть — давно бы сделали. Значит, здесь что-то искреннее, и Вам нужно добровольное согласие. Но действовать Вы умеете только на языке силы. Не спорю, что определенной категории женщин этот язык нравится. Рада к их числу не относится, это Вы тоже понимаете. Так в чем проблема? Что мешает сменить тактику? И вместо жесткого и обременительного для неё преследования заняться нормальными ухаживаниями? Ключевое слово — нормальными. Это без давления и доведения до истерики, а адекватными знаками внимания.

Тихая мелодия окутывает пространство зала. Я выжидаю несколько секунд, гадая, соберется ли Рада, сможет ли побороть волнение и запеть. Но нет. Как и предполагается, она слишком зажата и огорчена.

— Всё это называется психологическим насилием, господин Богодухов. То, что происходит сейчас. Ваши действия влекут за собой ряд негативных последствий. Помимо того, что Рада медленно и верно превращается в истеричку, она вскоре вновь может лишиться места. У нас в городе не так много заведений подобного уровня, здесь она в относительной безопасности. Но если потасовки повторятся, я буду вынуждена её уволить. Тогда девушка подастся в какой-нибудь посредственный клуб, чтобы заработать на жизнь. И будет менять их из-за Вас. Окончательно увязнет в нервном расстройстве. А это опасно в своей непредсказуемости. Мало ли, на что способен творческий человек в депрессии?..

Замолкаю на добрых минуты две. Неотрывно смотрим друг на друга.

Не противники. Но и не союзники. У нас разные цели.

Он просто хочет Раду. Я хочу защитить Раду. Как умею — словами и только. У меня нет других ресурсов. Но в свое время, например, для меня никем не было сделано и этой малости. Что чертовски больно. А здесь я хотя бы попытаюсь.

Передо мной сидит красивый статный мужчина, уверенный в себе, состоятельный, властный. В янтарных глазах светится ум и решительность. Черты подобающие — волевые, притягательные. Такие нравятся женщинам.

Могу побиться об заклад, что Раде бы он тоже понравился. Если бы не напирал. Не давил присутствием. Не ограничивал выбор.

— Вы вообще пробовали с ней разговаривать? По-человечески, — уточняю на всякий случай.

Молчаливый собеседник сверлит меня тяжелым взглядом.

— Я так и думала, — пожимаю плечами. — Верните девушке свободу. Так у Вас хотя бы появится шанс на её расположение. Прекратите преследовать. И чуть позже, успокоившись и поняв, что Вы ей не враг, она пойдет на диалог. Результат которого тоже зависит от Вас. Вы далеко не глупый человек, и без меня всё это понимаете. Но почему-то теряете время, совершая опрометчивые шаги. Во всяком случае, так продолжаться не может. Никому из нас не нравится сложившаяся ситуация. Она неприемлема.

Не получив в ответ ни одного слова, будто я пустое место, встаю:

— Приятного вечера.

И выверенной походкой направляюсь к сцене. Мимолетно касаюсь локтя Рады, выказывая свою поддержку, беру микрофон и вещаю:

— Дорогие гости, администрация ресторана приносит извинения за вспыхнувший инцидент. Чтобы сгладить неудачные впечатления, наш уважаемый постоянный посетитель за столиком у окна пожелал угостить присутствующих отменным шампанским за свой счет. Поддержим благородное рвение аплодисментами.

Не замечала за собой склонности профессионально нарываться. Сегодня произошел дебют. Я не только хлесткими высказываниями, но и внезапным объявлением нагло лезу на рожон. Адреналин, кураж, эмоциональный срыв — что из этого заставляет меня так вести себя, не знаю. Подумаю об этом позже.

Если меня не закопают в землю.

Тяну за собой одеревеневшую Раду, веду её к бару. Пока официанты разносят обещанное угощение, прошу у бармена бутылку коньяка. Немного мешкаю, но затем твердо велю включить в тот же счет Богодухова. И со всем своим ценным грузом возвращаюсь в кабинет. Там тихо, прекрасная звукоизоляция. Будто попал в другой мир после надоедливой суматохи.

Сажаю девушку на небольшой диван, наливаю алкоголь. Она механически выпивает. Умница. Но совершенно не расслабляется. Наливаю ещё. И так несколько раз. Мне страшно от одного её потерянного вида: обесточенная, бледная, сгорбившаяся и со стеклянными глазами. Может, у нее уже началась депрессия? Вопреки моим прогнозам, что это случится в будущем. Даже представить не могу, что творится в её голове. Иметь такого сталкера — жутко.

Как только ощущаю, что Раду слегка отпустило напряжение, уговариваю прилечь. К счастью, сопротивления не встречаю. После чего устраиваюсь за рабочим столом, чтобы закончить дела. Несмотря на мандраж от произошедшего.

Запрещаю себе анализировать выкинутый мною фортель.

Потом. Всё потом.

В благословенной тишине проходит часа два. Ближе к одиннадцати дверь открывается, я резко оборачиваюсь на скрип, отчего в затекшей шее что-то звучно хрустит.

Габил входит и на пару мгновений стопорится, глядя на спящую певицу. Затем приближается ко мне, потрясенно качая головой. Жду любого вердикта. Не исключаю, что могу потерять должность. Грубить влиятельным людям без последствий нельзя.

— Как-то наглядно каждый раз ты демонстрируешь, что как администратор мне нужнее, чем как женщина.

Удивленно выгибаю бровь. Открытого восхищения я не ожидала. Осуждения, угроз и увольнения — да. И теперь чувствую себя весьма странно. Его интонация обескураживает.

— Меня просветили, что произошло. Ты в курсе, что наш ценный гость остался настолько доволен разрешением конфликта, что оплатил не только угощение, но и оставил щедрые чаевые всему действующему персоналу? Сейчас в зале почти никого не осталось. Заканчивайте и езжайте домой, завтра проведем разбор полетов.

Вновь остаюсь наедине со своими мыслями, которые скачут, путаясь, рождая хаос. Значит, Богодухов не жаловался на меня владельцу?

Выдыхаю устало.

Начинается эмоциональный откат.

С ужасом думаю о том, как пренебрежительно позволила себе общаться с таким человеком. Я не жалею. Просто в полной мере осознаю только в данную секунду. И совру, если скажу, что мне ни капельки не страшно. Но страх — базовый инстинкт. Хорошо, что он вернулся.

Накатывает апатия.

Принимаю кассу, даю несколько распоряжений официантам и бужу Раду, чтобы доставить домой. Девушка ещё в похмельном состоянии, поэтому сонно благодарит за всё, уверяя, что справится сама. Но я вызываю такси с двумя остановками. Провожаю её до квартиры и, удостоверившись, что она надежно закрылась, еду к себе. По пути размышляя о хлипкости этой «надежности», если ты живешь одна.

Когда натыкаюсь у лифта на своего любимого соседа, мне кажется, хуже этот день завершиться попросту не может.

Игнорируем друг друга, разделяя пространство кабинки до восьмого этажа.

Но, когда, открывая родную дверь, внезапно вижу хлынувший с порога на мои ноги поток воды, нервно усмехаюсь, убеждаясь в очередной раз — всегда может быть хуже...

Загрузка...