Не открывайте глаза, профессор!

Глава 11

В конце очередного напряженного учебного дня — к сожалению, на других занятиях преподаватели были зрячи, и заменять меня Аглана уже не могла — я вышла из учебной аудитории последней, надеясь побыть в тишине.

Мне не хотелось признаваться в этом самой себе, но за прошедшие дни — меньше половины лунного цикла! — Мортенгейн прочно поселился в моей голове, постепенно вытесняя из неё все прочие мысли. Сегодня утром я даже малодушно попыталась «забыть» нанести нейтрализатор, втайне желая, чтобы он уже нашёл меня и отчислил, и всё это наконец-то закончилось.

Ничего критического в отчислении не было бы, если бы не врождённое упрямство и данное маме обещание выучиться на целителя. Глупое, сентиментальное воспоминание. Мне было четырнадцать, мама долго болела, впрочем, она ещё до болезни грезила «самой лучшей для девочки профессией»… И я, конечно, пообещала. Впрочем, Виснейский Храм Науки не единственное место, в котором готовят лекарей.

…не единственное, но из Кардайского Храма до бабушкиного дома не наездишься, так что выбирать не приходится. Мазать нейтрализатор, молиться на Аглану и терпеть, терпеть и терпеть. На листочке, бережно хранимом под подушкой, я написала столбиком даты, остававшиеся до следующего полнолуния, и ежеутренне вычёркивала очередной день, отделявший меня от вожделенной свободы тела и души.

К сожалению, и души тоже, хотя лекарская наука её существование до сих пор так и не доказала, а значит то и дело самонадеянно отрицала устами своих наиболее претенциозных представителей…

Настроение было так себе. Сегодня на утренней лекции Мортенгейн опять вызвал Аглану и пытал её разными вопросами, в тему лекции и не очень в тему, стоя за её спиной и почти касаясь носом её светлых волос. Мне показалось, что и подругу близость преподавателя не оставила равнодушной, вот только трудно было понять, возмущала она её или волновала.

Меня — возмущала, однозначно. «На этот месяц ты только моя, адептка» — так он говорил! Почему это правило не могло быть применено в обе стороны?!

Как же всё это раздражало!

Раздражало то, как хорошо я чувствовала себя после давишнего непристойного безумия в аудитории — словно не ублажала неугомонного дуплиша, а потом сражалась с отвратительными пикси, а долго-долго спала, досыта поела любимой еды, а потом прилегла на тёплом вязаном пледе под мягким солнышком в хорошую безветренную погоду…

Ох, боги тёмного горизонта, и зачем вы сотворили этих проклятых зверюг, с их неутомимой чувственной природой, с их особенной магией, с их не в меру обострённым обонянием. Почему он так легко подчинил меня себе, если дети у нас будут такими, как я, а не такими, как он?

Окстись, Матильда, какие дети?! Не будет у нас никаких детей!

— Чем ты волосы моешь? — с любопытством спросила меня Аглана, не подозревая о моих планах на тишину и одиночество, она дождалась меня, так что мы двинулись вместе в сторону Пурпурного корпуса — сегодня после основных лекций предполагалась самостоятельная работа в Анатомическом театре. — Какой-то травяной отвар намутила? Дай рецепт!

— А что? — растерялась я, потому что о волосах, после того, как отрезала их, не думала вовсе.

— Мне кажется, они у тебя отросли. Вот это скорость! И гуще стали, — Аглана с сожалением провела ладонью по своим тонким блёклым прядям. — Я-то думала, ты с ума сошла, такую красоту резать, но если длина быстро восстановится…

Я тоже коснулась волос — Шэд его знает, кажется, действительно, стали уже ниже плеч… Да какая разница!

— Не пользуюсь я никакими отварами, — небрежно сказала я. — Хотя успокоительный скоро, возможно, понадобится, раз уж у нас преподаёт Мортенгейн. Или от паразитов. Кто знает, какие у него могут быть свойственные животным паразиты!

Аглана — в этот момент я отчаянно скосила на неё глаза, постаравшись сделать это незаметно — мечтательно улыбнулась.

— Паразиты? У господина Мортенгейна? Разве что маленькие мурмурчики.

— Кто-о? — вообще-то, моя боевая соседка сюсюканьем не страдала, так что подобные выражансы были плохим признаком. Конечно, за другие курсы отвечать я не могла, но на нашем профессор однозначно выделял Аглану. Стоял к ней чуть ближе, чуть дольше, чем с остальными студентками. И я никак не могла забыть тот его порыв, когда он взял её за руки на первом занятии. Конечно, для него она была слишком бледная и никакая, но…

Но это для того, кто смотрит глазами. А для Мортенгейна, слышащего и обоняющего, бледной поганкой была как раз таки я. Откуда мне знать, как Аглана для него пахнет? Похоже, она нравится ему и без всякой магии каких-то оборотнических дат. И нравится взаимно.

…разве это плохо? Пусть переключится на Аглану и оставит меня в покое!

— Мурмурчики, — хмыкнула Аглана. — Помощники Мура, один из богов светлого горизонта, того, который отвечает за любовь и всякое такое.

— Про богов светлого горизонта говорить вслух не принято! — я даже голос понизила, в который раз поразившись легкомысленной отваге своей подруги.

— А я не суеверная, — небрежно отозвалась она.

В Пурпурном корпусе было привычно холодно, и я пожалела, что зелёные халаты, которые нам положено одевать для работы, не имеют меховой оторочки. Какое, однако же, упущение…

Сегодня нам предстояло потрошить органы пищеварения, и я порадовалась, что хотя бы не половые — после лекций Мортенгейна, да что там, после нашей последней жаркой встречи, хотелось переключиться на что-то другое. Отвлечься хотя бы учёбой.

Аглана натянула перчатки на ладони — руки у неё были красивые, музыкальные, с тонкими длинными пальцами, полупрозрачными овальными ногтями.

— Ты знаешь целительскую науку лучше меня, — неловко сказала я. — Как же ты провалилась на экзамене? Да ещё и дважды?

— Это сейчас знаю, — отмахнулась подруга. — Раньше я такой упорной не была… Да ладно, я не в обиде.

— А как же диплом? Как ты будешь потом работать без диплома?!

— Попробую договориться и сдать полную проверку за все семь лет. Говорят, это Тёмная юдоль, и после неё впору ловить разрыв сердечной мышцы, но других вариантов всё равно нет, так что… Не поотлыниваешь.

…уж не из-за диплома ли Аглана заинтересовалась профессором? Своей любовнице он, конечно же, мог помочь. Мне, во всяком случае, предлагал.

Впрочем, с чего ты взяла, что она им заинтересовалась, глупая, глупая Матильда. Глупо ревновать того, кто не заинтересован в тебе, наоборот — мечтает от тебя избавиться.

Я даже не первая его девственница! Бедные брошенные девицы. Похотливый мерзкий волчара без стыда и совести! Если бы не болотник, он бы и не взглянул на меня. Кто знает, может, это не единственная ночь в году, когда дуплишей можно подловить. Может быть, в следующий раз, когда Мортенгейн потеряет контроль, Аглана окажется ближе, и тогда…

Да я от этих мыслей с ума сойду!

Я решительно стянула перчатки, подруга удивлённо покосилась на меня.

— Ты чего, не идёшь, что ли?

— Иду, — сквозь зубы сказала я. — Сейчас в библиотеку забегу и вернусь, всё равно тут очередь. Займёшь для меня место?

— В какую библиотеку, зачем? — вконец растерялась Аглана. — Что такое, куда?! Может, я подскажу?

— Ты что-нибудь знаешь о дуплишах?

— О дуплишах? — Аглана посмотрела на меня так, будто я сорвала столь памятные для Виснейского храма наук паслён и беладонну и запихнула их за щеку с выражением блаженства на лице. — Ничего такого особенного…

— Вот и я ничего, — невпопад заявила я. — Скоро вернусь!

На выходе из Пурпурного корпуса в просторном каменном холле я столкнулась с Истом — мой высокий худощавый приятель выделялся на фоне своих темноволосых однокурсников, как берёзовый ствол в хвойном лесу. Истай ухватил меня за плечи и оттащил в сторону, начисто игнорируя понимающие ухмылки других мальчишек.

А ведь они, наверное, думают, что мы встречаемся, — мелькнула дурацкая мысль. — Думают, вот идиот, связался с мелкотой… А встречается ли он с кем-нибудь вообще?

— Отлично выглядишь, — хмуро буркнул Истай. — Просто цветёшь и пахнешь.

Казалось, он вот-вот пнёт то ли стену, то ли меня — как уж получится.

— А ты уверен, что комплименты девушкам надо делать именно с таким лицом? — недовольно отозвалась я. — Что-то не так? Могу подрисовать себе круги под глазами, если так тебе больше нравится.

— У тебя и были круги под глазами, — с нажимом произнёс мой чем-то до крайности раздражённый друг. — И бледная была, с жёлто-зелёным отливом, как скисшее молоко. А сейчас…

— А сегодня у меня конец женских дней, и я выспалась, — брякнула я и попыталась вспомнить, когда в действительности должны быть эти самые женские дни. — Ты чего привязался? У меня дела, между прочим.

— Ты была с ним. С Мортенгейном.

Это не было вопросом, однозначно. И однозначно, в словах Иста был справедливый упрёк, свидетельство моего морального падения, и потому я тут же ощетинилась.

— С чего ты взял?!

— Я не слепой! — рявкнул он. — Как так вышло?! Я для чего тебе нейтрализатор добывал?! Как он тебя нашёл?

Можно и даже нужно было соврать, но врать ужасно не хотелось.

— Я сама к нему пришла, — и, не давая Исту ничего сказать, обречённо завершила. — Я не выдержала. Никогда не думала, что так может тянуть к человеку, ну, дуплишу, которого я совсем не знаю, и… и не люблю. Это всё их проклятая магия, небесная выхухоль!

Ист промолчал, хмуро глядя на меня исподлобья.

— Сама знаю, что повела себя как утешительница чужой плоти, но…

Голос приятеля смягчился.

— Прости. Ты права, твоей вины тут нет. Это всё он, тупое несдержанное животное.

— Не любишь дуплишей? — вырвалось у меня. Ист не ответил, а я вдруг подумала, что практически ничего о нём и не знаю. Мой друг не распространялся о своей жизни за пределами Храма Науки, при этом всегда так участливо и заботливо расспрашивал о моей, что мне и в голову не приходило настаивать и добиваться откровенности. Просто сейчас мне показалось, что его неприязнь к профессору — собственно, вполне естественная — была пропитана чем-то личным.

Или — снова та же абсурдная мысль — личной заинтересованностью во мне.

Вот уж глупости, мы просто друзья. И как друг, он так же имеет все основания негодовать из-за произошедшего.

— Всё нормально, — тихо сказала я, решив опустить рассказ о гарпии и пикси, хотя до этого планировала поделиться со своим всезнающим другом. — Мы с ним… договорились. Заключили временное соглашение.

— Тильда, дурочка, ты веришь дуплишу?! Да ему вышвырнуть тебя отсюда не составит ни малейшего труда, все их договоренности и слова, обращённые к человеку, ничего не стоят! Тебе надо было избегать его до последнего, а ты…

Я вспомнила жаркий шёпот Мортенгейна, его «не убегай». Нет, Ист, ты не прав… не совсем прав. Самолюбие профессора несомненно было задето, и то, что я не кинулась ему на шею сразу же, да ещё и осмелилась дерзить, раззадорило его, но…

Когда появились эти проклятые пикси, первым делом Мортенгейн толкнул меня за спину, закрывая собой. И хотя это никак не оправдывало произошедшее в ночь болотника, не оправдывало высокомерие профессора на уровне наглости, я не могла думать о нём однозначно плохо.

Увы.

— Эта магия сильнее меня, — сказала я полуправду. — Но всё закончится очень скоро. Осталось совсем немного.

— Возможно, зрение вернётся к нему раньше, — Ист устало покачал головой. — Куда собралась, кстати?

— В библиотеку, — ответила я, придавая лицу максимально честное выражение, но с выражением, честно сказать, не задалось, и я сдалась. — Вообще-то, мне надо заниматься здесь, но я хочу почитать что-то про дуплишей. Что угодно. Мне… мне будет проще, если я буду владеть хоть какой-то информацией.

Ист посмотрел на меня с искренней печалью.

— Я принесу тебе какую-нибудь нормальную книгу, если таковая существует в природе, всё равно в открытом доступе для младших курсов всякая чушь. Возвращайся к занятиям, Тильда. Как же я его ненавижу…

— Ты лучше него. Ты лучше всех! — искренне выдохнула я. Не удержалась и обняла его за плечи, потянулась, чтобы чмокнуть в щёку, и вдруг почувствовала…

Сама не знаю, что я почувствовала. Это было сродни нематериальному толчку, точечному булавочному уколу между лопатками. Я застыла, и Ист, сжавший мои плечи, моментально понял, что со мной что-то не так. Посмотрел куда-то поверх моей головы.

Я повернулась за его взглядом и, разумеется, увидела Мортенгейна. Тот стоял у противоположной двери холла рядом с одной преподавательницей, чьего имени я не знала, хотя и видела не раз. Привлекательная женщина лет тридцати, очевидно, неглупая и сдержанная.

Может, такая ему нужна?

Впрочем, профессор не поворачивался к своей спутнице. Он смотрел — если это слово применимо к человеку, тьфу, дуплишу с завязанными незрячими глазами — в мою сторону. Своим новоприобретённым более острым зрением я могла видеть, как раздуваются его ноздри, как мерно, нервирующе мерно постукивает по полу трость.

Он по-прежнему меня не чувствовал. И не слышал… вряд ли он мог услышать наш с Истом разговор, иначе я не стояла бы так вольготно. Но, несомненно, что-то влекло его ко мне.

Мы стояли, как два идиота, в разных концах просторного холла Пурпурного корпуса, мимо проходили, весело болтая, студенты, а мне казалось, что мои уши набиты ватой.

Истай притянул меня к себе. Профессор поморщился, будто в нос ему попала ворсинка. Я высвободилась, чувствуя неловкость непонятно перед кем.

— Идём, — приятель потянул меня за руку. — Идём отсюда, Шэд с ними, с занятиями.

Я повиновалась, и мне казалось, позади, по меньшей мере, остался огнедышащий дракон, выдувающий сухой и горячий воздух мне в спину.