— Скорее уж вы за мной! — возмутилась я. — Я сюда первая пришла!
— Откуда мне знать?
Сама того не желая, я млела от его близости. Мортенгейн коснулся губами моего виска.
— Почему вы не хотите, чтобы про гарпию стало известно?
— Это наши семейные разборки, незачем посвящать в них посторонних.
— Помню, помню, это же ваша бывшая. А теперь отпустите меня! Сегодня не ночь болотника, нас… нас могут увидеть! А вы вообще одеться-то успели?
— Как-то не подумал о таких мелочах. Отпущу, конечно, отпущу, зачем ты мне сдалась. Иди, куда шла.
Я не поняла, что он имел в виду — но удерживающие меня ладони вдруг скользнули по предплечьям, и я действительно оказалась свободна. На подгибающихся ногах сделала шаг вперёд, не оборачиваясь: разглядывать голого профессора в мои планы не входило.
— Иди, Аманита. Я же могу и передумать…
Его голос кольнул меня между лопаток, как недавно взгляд сквозь повязку, и я покорно ускорила шаг, а потом перешла на бег. Тут же поскользнулась на каком-то листе — но упасть мне не дали.
— За тобой глаз да глаз.
— Да вы у нас и юморной, и с самокритикой всё в порядке, — огрызнулась я, стараясь не прижиматься к мужчине слишком уж тесно. — Так кто за кем следит?
— Ускользающая цель так возбуждает инстинкты, — неожиданно пробормотал Мортенгейн. — Мне нравится идти за тобой следом. А то, что я тебя не вижу и почти не чувствую, только делает задачу интересней.
«Интересней»?!
— То есть вы по догонялкам соскучились? И бегать голышом в получасе пешей ходьбы от Храма науки вам тоже интересно? — я постаралась сделать голос максимально надменным и снисходительным. — Ну, вы и…
В этот момент широкая ладонь профессора перекрыла дальнейшие мои обличительные речи — я возмущённо затрепыхалась, всё-таки прижавшись спиной к его обнажённому торсу. Собралась было укусить за палец — но вовремя вспомнила, что сделаю только хуже. Кусаться он любил.
— Тихо! — выдохнул профессор, и интонации его голоса заставили меня замолчать. — Смотри!
— Куда? — тупо шепнула я, как только профессор убрал ладонь.
— Откуда мне знать? Везде!
— А что я должна увидеть?
— Что-то очень-очень странное. И пугающее.
Объяснил — так объяснил… Но больше я вопросов задавать не стала, завертела головой.
И, наконец, увидела.
Высокая, по колено, травяная поросль, представляла собой зелено-бурую мешанину из листвы, папоротников и прочей разнокалиберной зелени. Ветер небрежно трепал древесные кроны, но до зелёного ковра из трав на земле не доходил.
Тогда что это там шевелится, во-он там, справа?
— Что-то шевелится в траве, под ногами! — озвучила я, стараясь говорить сдержанно и не срываться на позорный девчачий визг. — Что-то длинное и… тонкое. Наверное, змея!
— Если бы, — сквозь зубы процедил профессор. — Придётся тебе немного побыть моими глазами, девочка. Да и всё равно, боюсь, уйти тебе не дадут.
Краем глаза я заметила шевеление и слева, и отступила, мысленно махнув рукой на наготу профессора. В конце концов, что я там не видела… и не трогала.
А вот нечто в траве..!
— Это точно змеи. И их тут несколько, как минимум, две штуки, огроменные! — шёпотом затараторила я. — Если бы я знала, что в виснейских лесах водятся змеи, я бы вообще не покидала Храма, страх-то какой! Я боюсь змей. Сделайте что-нибудь, вы же их наверняка слышите!
— Это не змеи, прекрати истерику.
— А кто?!
— Вот ты мне и скажи.
— Они… оно… в траве! Ползёт к нам!
— Заставь их показаться, не стой столбом, поганка моя нерасторопная!
От страха и обиды за глупое обидное прозвище я не придумала ничего лучше, чем стянуть туфли и запустить ими — одной вправо, а одной влево. Жаль, не было третьей — долбануть профессора по безмозглой бессовестной голове!
Ползучие твари от меткого попадания не то что дёрнулись — взмыли вверх. У меня же непроизвольно дёрнулась щека: лучше бы в самом деле змеи, во всяком случае, это ещё было бы как-то понятно…
— Это деревья! — засвистела и забулькала я, обращаясь к профессору, вырывавшийся изо рта звук действительно больше всего походил на свист. — Ведут себя, как живые, но глаз, рта и ушей не вижу! Но они двигаются!
— Друдары, — злобно прошипел профессор. — Нет, ну надо же…
— Они опасны? — решила я пропустить все прочие вертевшиеся на языке вопросы, вроде «а при чём тут я» и «как может дерево двигаться, небесная выхухоль вас раздери, профессор!» — Зубов у них нет, когтей тоже… Может, обойдётся, и мы просто уйдём?!
— Они… — начал было Мортенгейн, но в ту же секунду загадочные «друдары» решили наглядно продемонстрировать ответ на мой вопрос. Длинные и достаточно тонкие — я могла бы обхватить ствол двумя ладонями — с белёсой корой, совершенно обычной на вид, и тёмно-зелёными листьями, ползущие, точно гигантские черви, изгибая стволы, деревья вдруг совершили немыслимые скачки, каждый к своей жертве. Я не успела среагировать, и меня сбило с ног, рот моментально наполнился привкусом крови, а голова неприятно загудела. Я с трудом разлепила отчего-то слипшиеся ресницы, приподнялась, сквозь дымку слёз, чтобы увидеть, как Мортенгейн-волк яростно грызёт самым натуральным образом гневно свистящего древообразного врага так, что во все стороны разлетается мелкое крошево опилок. Умилительное зрелище, так и хочется потрепать по холке, приговаривая: «хороший пёсик!»
А где же второй? Этот, как его… друдар? Неужто Мортенгейн с ним разделался за те несколько мгновений, которые прошли с тех пор, как я сменила вертикальное положение на горизонтальное? Ну, силён…
А я-то хороша, ничему меня жизнь не учит!
Вспомнилась прибаутка, которую как-то рассказала мне бабушкина соседка, та ещё пошлячка, несмотря на солидный возраст. Селянка рассказывает товаркам: пошла я на ярмарку вчера короткой дорогой через дикий тёмный лес, а из кустов вылез жуткий разбойник, морда перекошенная, в руке нож, схватил меня и снасильничал. Сегодня пошла на ярмарку, и вновь в диком тёмном лесу встретила того мужика, и опять он надо мной надругался, окаянный, да на все лады! Завтра, думаю, опять тем лесом пойду…
Отчаянно извивающийся в пасти Мортенгейна деревянный отросток, похожий на исполинского взбесившегося червяка, наконец, обмяк. Я перевела дух и чуть не расхохоталась, глядя на волка, совсем по-собачьи вывалившего язык. Однако почти сразу же поняла, что Мортенгейн вовсе не праздно развалился, отдыхая после славной битвы. Из его длинного и розового, как свежая телячья колбаска, волчьего языка торчало несколько отменных заноз.
Но пожалеть несчастного зверя я не успела. Что-то твёрдое и одновременно гибкое обвило мои ноги и потащило меня в лес.
— Проф-прф-прф-прф… — заверещала я, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, в который раз нещадно обдирая кожу ладоней. — П-п-проф-оф-ес-ессор!
Мортенгейн рыкнул и кинулся вслед за мной, его поджарое чёрное тело пронеслось надо мной — я увидела его совершенно отчётливо, потому что в тот момент деревянный червь тряхнул меня так, что я перевернулась на спину, ударившись затылком о камень. Скольжение прекратилось, я ойкнула и села. Голова кружилась, о том, сколько на мне ссадин и синяков, лучше было вовсе не думать. Тем более, что для волнений были и другие причины, например, профессор.
Где эта бедовая хвостатая скотина?!
С одной стороны, это из-за него я стала постоянно влипать в неприятности, с другой стороны…
Нет никакой другой стороны! Это он во всём виноват, и если деревянный червь сейчас проткнул его насквозь, это вообще не моё дело, одна только радость и облегчение.
…волк обнаружился неподалёку, всё с тем же широко высунутым языком, утыканным занозами — их стало больше минимум вдвое. Судя по количеству щепок вокруг, битва была нелёгкая, но победа осталась на нашей стороне.
— Эй! — позвала я.
Мортенгейн мотнул головой. Превращаться в человека он не спешил, да и вообще — выглядел не лучшим образом. Жуткие мёртвые глаза не способствовали улучшению картины.
Я присела перед ним на корточки. Осознать, что этот матёрый чёрный зверь имеет человеческий облик, что в человеческом облике он мой любовник, было более чем не просто.
— Опять попали в передрягу? — я хотела произнести это насмешливо и едко, а получилось отчего-то мягко. — И вы, конечно, знаете, кто это и как это прекратить, но почему-то выёживаетесь, строите из себя героя, так? Глупо, профессор.
Волк, разумеется, молчал. Дышал тяжело, хотя видимых ран на теле не было. Как бы ни сломал себе ничего… Я приноровилась — и дёрнула за особенно крупную занозу, не уверенная, впрочем, что зубы волка не сомкнутся на моей руке. Однако Мортенгейн не издал ни звука и продолжал держать открытым пасть. То есть, рот.
Или всё-таки пасть?
Наконец, я решила воспринимать лежащее перед собой чудо природы просто дрессированным животным, приноровилась — для этого пришлось упереться в мохнатый шелковистый бок и заставить зверя поднять морду — и продолжила чистить язык от заноз, стараясь не сосредотачиваться на ощущениях и не сравнивать. Крупные лучинки вытащила без труда, на мелкие попыталась воздействовать целительской силой — чтобы ткани сами вытолкнули инородный предмет.
— Что за друдары такие, откуда это всё повылезало, Шэд их побери! — ругалась я сквозь зубы, звук собственного голоса успокаивал. — Деревяшка же деревяшкой, как они могут двигаться и слышать! Гадость какая, зачем вы их жевали?! И вообще, чего это вы разлеглись, что за меланхолия?!
Волк лежал себе и начисто меня игнорировал. Если бы не глаза — вообще бы засомневалась, что мой.
— Эй! — немного насторожилась я. — Что с вами? Друдар слишком сильно огрел вас по башке? Так там всё равно ничего нет, кроме дуплишева самолюбия. Что-то сломано? Лапа? Хвост?!
Волк отвернулся со страдальческим видом. Я применила все свои знания, чтобы прочувствовать его — серьёзных травм не ощутила.
— Да что с вами?! — уже безо всякого страха и почтения я прихватила его за холку, потянула. — Вставайте! Принести вам одежду из Храма науки? Как это неудобно, всё время её рвать, профессор. На вас не напасёшься. Надо сделать захоронку в лесу.
Уши у него были бархатные, шерсть — мягкой и гладкой, и трогать его было приятно, по-человечески приятно. Так бы трепала и гладила… А волк и не сопротивлялся, только делал ещё более страдальческий взгляд и растекался под моими ладонями.