Не открывайте глаза, профессор!

Глава 9

Я выбросила лишние мысли из головы. Простого прикосновения было мало, наша проклятая связь требовала близости, между ног стало горячо и влажно, соски напряглись, и я чувствовала происходящие с моим телом изменения, словно со стороны.

Мне хотелось его. Но решиться на что-либо большее, чем почти невинные поглаживания, было так непросто…

Я опустила глаза и увидела, что его член, еще минуту назад опущенный, приподнялся. Реакция на мои касания..? Я чуть надавила, снова провела рукой по груди, задевая соски, потом прошлась вниз, до поджарого живота. Если не считать ту безумную ночь в лесу… никогда ещё в моей жизни не происходило ничего более бесстыдного.

Моя рука коснулась его члена.

Ничего особенного, совершенно ничего — мягкая, даже нежная, сухая кожа. Я провела рукой несколько раз, осваиваясь. На пробу сжала пальцы — и отпустила. Мортенгейн потянулся ко мне, я легонько шлёпнула его по груди.

— Не двигайтесь.

— Что-то ты совсем раскомандовалась, моя строптивая адептка, — сквозь зубы пробормотал Мортенгейн. — Не стоит так явно демонстрировать своё неумение и невежество… С учётом того, что тебе явно придётся заниматься чем-то подобным в будущем, я бы посоветовал оттачивать свои умения.

— Что вы имеете в виду?

— Что ты не получишь диплом. Так что не рассчитывай ни на что, кроме стези утешительницы чужой страждущей плоти за пару монет.

— Так тяжело даётся неподвижность? Точнее, это чувство зависимости, верно? Как некрасиво с вашей стороны срываться на банальные оскорбления!

Больше всего мне хотелось впиться в его податливую и одновременно упругую плоть ногтями. Но я не позволила себе столь дешевой мести. Взяла профессора за ладонь и переплела с ним пальцы, продолжая другой рукой поглаживать его и ласкать.

— Вам нравится, когда я это делаю, профессор? Отвечайте.

— Это приятно чисто физиологически, — снова процедил он. — Хотя такое чувство, что ты держишься за черенок лопаты, деревенщина!

— Вас так раздражает моя неопытность? Или всё-таки собственные чувства, которые вы не можете сдержать?

— Нет никаких чувств! Максимум влечение к доступной самке без капли гордости, глупая девчонка!

— Покажите мне, насколько глубоко ваше влечение, — прошептала я. Его нарочито обидные слова не имели сейчас для меня никакого значения. Потянула его руку к себе. — Покажите, насколько умелы вы.

Его пальцы, направляемые моими, легли на мой лобок — и замерли. А потом он рывком приподнял моё бедро, задрал подол, стянул бельё и скользнул между влажных и липких складочек.

Я уткнулась подбородком ему в плечо, закусывая кожу. Эти его прикосновения… нельзя было терять голову. Но я и не теряла — в каком-то смысле. Ощущения были кристально ясными, предельно чёткими.

Потрясающими.

Все чувства, подстёгнутые не до конца сформировавшейся связью оборотня с его парой, обострились до предела.

— А это вам нравится, профессор?

— Ничего… особенного. Всё как у всех, — жарко выдохнул он мне куда-то в ухо, а я ущипнула его за бок. Невольно потянулась к его губам, не в силах удержаться. Охнула, когда один из его пальцев протолкнулся внутрь моего тела.

Мортенгейн был слишком высоким…

— Наклонитесь, профессор.

Он подчинился и процедил мне в рот:

— Я не просто тебя отчислю. Я тебя убью.

— Через месяц я сама от стыда умру, не переживайте, — простонала я, обхватывая его губы своими, стараясь не задевать повязку на глазах.

Какой же он… сладкий, горячий, восхитительный. Это влечение пришло извне, я его не желала, но оно перемалывало меня, как камни — кофейное зерно.

— Возьмите меня. Сейчас, — прошептала я ему на ухо. Спиной упёрлась в стену, Мортенгейн отвёл моё бедро в сторону настолько, насколько позволяли мышцы. Толкнулся бёдрами, вошёл в меня, помогая себе рукой — я ощутила, насколько тесно и глубоко мы слились, и отчего-то совершенно не почувствовала боли, несмотря на то, насколько узкой я была для него. Он не щадил меня, почти как тогда, в лесу, но сейчас мне не было больно, я подавалась ему навстречу, стараясь подстроиться под заданный им сумасшедший темп. Рычала ему в рот что-то невнятное, и если бы не его крепкие руки, удерживающие меня в вертикальном положении, давно бы уже рухнула на пол. Оргазм скрутил меня мгновенно, и в то мгновение я не думала ни о чём, просто сжималась вокруг его члена, и теперь уже Мортенгейн зарычал, стискивая пальцы на моих бёдрах. Я успела отшатнуться от его зубов, норовящих сомкнуться на моей шее.

— Не… сюда…

Схватила его за волосы и дёрнула, в подтверждение своих слов.

Мортенгейн вышел из меня, горячее семя выплеснулось мне на живот, а ладонь мужчины размазала его по коже.

— Хочу, чтобы ты пахла мной.

В ответ я укусила его за нижнюю губу, и Мортенгейн резко развернул меня лицом к стене, а потом потянул вниз, побуждая опуститься на четвереньки. Его язык скользнул по моих ягодицам, а потом он сжал ладони на моих бёдрах, навалился сверху — и снова протолкнулся внутрь, заставляя меня опуститься на локти, уткнуться лбом в холодный каменный пол.

Шэдова дуплишева физиология…

Прохлада камня отрезвила — самую малость. Я осознала происходящее, представила себя со стороны — и ужаснулась. Тяжелое дыхание Мортенгейна не нарушало тёмную тишину, оно вплеталось в неё, как белая вышивка по белой же ткани.

Ладонь профессора легла на мой затылок, и я в панике завертела головой, не желая, чтобы он обнаружил произошедшую с волосами метаморфозу.

— Уберите руку!

Он подчинился. Абсурдное ощущение: я чувствовала одновременно и собственную уязвимость, и власть над ним. Член пульсировал внутри меня, из сжатых губ рвался стон, но я не хотела выказывать собственное удовольствие. Снова эта мучительно-приятная судорога, и я упрямо подалась вперёд, пальцы Мортенгейна скользнули по бёдрам, пытаясь меня удержать.

— Не в меня! — зашипела я змеёй. — Не смейте, вы обещали!

Я вывернулась из его рук, обхватила эрегированный член рукой, а он сгреб меня в охапку, впиваясь в губы, судорожно проводя ладонью по плечам и спине. Кончил почти моментально, и мы на мгновение замерли, охваченные общей дрожью.

Ну… вот и всё.

Надо уходить.

Но меня трясло, накатившая слабость не давала подняться.

— Довольны, профессор? — голос позорно дрожал. Мортенгейн по-прежнему упирался лбом в моё плечо.

— Для вчерашней пугливой и зажатой девственницы делаешь большие успехи. Видны природные задатки…

— Утешительницы чужой плоти? Я подумаю над вашим предложением. Во-первых, платят, небось, куда больше, чем целителям, во-вторых…

Он ухватил меня крепче и жёстко тряхнул так, что зубы стукнулись друг о друга.

— Шутки шутками, и думать не смей!

— Вы потрясающе нелогичны. Сами же предлагали.

— На этот месяц ты моя, сама так сказала. Только моя. Увижу с другим — убью обоих, и мне за это ничего не будет.

— Так вы сначала увидьте.

— Шутница. Думаешь, вылепить на гипсовой табличке «посмотрим» было очень остроумным?

— Вы же её раздавили.

— А прочесть смог. Сложил картинку из осколков.

Он впился зубами в моё плечо.

— Отпустите! — рявкнула я. — Я понимаю, что дуплишу нет дела до людей, но хоть какие-то зачатки совести у вас есть?! Месяц закончится, а моя жизнь продолжится. Может, у вас всё пройдёт без следа, забудете на следующий день, а мне-то что делать? Прекратите… кусаться!

— Хочешь, я тебе сразу диплом выдам? Всё равно ты безголовая, зачем тебе ещё несколько лет тут маяться. Денег хочешь? Сколько тебе нужно денег, чтобы жить припеваючи? Какую компенсацию тебе нужно, чтобы ты исчезла из моей жизни?!

Вопреки собственным словам он прижал меня к себе крепче.

— Я не понимаю, чего вы хотите: узнать моё имя или выгнать взашей?

— Узнать, чтобы выгнать.

— Ну, вы и сволочь.

Я торопливо натянула платье, Мортенгейн одеваться, напротив, не спешил, ограничившись брюками, опустился на стул. Даже в темноте было видно, что нездоровая бледность сошла с его лица.

— Может, всё-таки представишься, Аманита?

— Это что ещё за Аманита? — подозрительно прищурилась я.

— Название семейства грибов, преимущественно ядовитых, безграмотная моя. Например, к нему относится бледная поганка. Очень подходящий для тебя образ.

Я не успела ответить «сами вы мухомор вонючий» — витражное стекло аудитории с пронзительным жалобным звоном разлетелось на осколки.