Истай, как водится, смотрел на меня с сочувствием. Осторожно погладил по руке, потом насторожился и задрал рукав. Царапины, полученные в результате лесных приключений, уже не кровоточили, всё затянулось, но небольшие следы ещё оставались.
— Это… он так тебя?! — с ужасом спросил приятель. — Тильда, нельзя больше этого терпеть, надо уходить отсюда! И как можно скорее. Давай мы устроим тебе…
— Нет, — мрачно сказала я. — Нет, это не он, то есть…
Выдавать тайны профессора отчего-то не хотелось даже лучшему другу.
— Всё нормально.
— Всё НЕ нормально! Надо принести тебе ещё заживляющего зелья.
— Не надо, я и так вся в зельях. То, что для голоса, кстати, совершенно отвратительное на вкус.
— Нормальное оно на вкус. Мне говорили, сладкое.
— Горькое оно, врут и не краснеют. А что касается ран… Это не Мортенгейн, но когда я оказываюсь рядом с ним, всё время происходит что-то такое… что-то такое… Ну, мы же не можем встречаться у всех на глазах…
— И не встречаться тоже не можете.
Я только криво усмехнулась.
— Кстати, а что там с эурканией златоцветной? Поиски успехом не увенчались?
Про эурканию в своё время мне тоже поведал всезнающий Ист. Я только глубоко вздохнула.
— Мягко говоря, в ту самую ночь было несколько не до неё.
— Жаль. Возможно, скоро она тебе понадобится.
— Это ещё почему? До экзамена по отварному искусству ещё полгода минимум, — подозрительно осведомилась я, не ожидая от судьбы ничего хорошего. И не ошиблась.
— Не далее как вчера птичка на хвосте принесла, что планируется внеочередная масштабная аттестация всех курсов, уже через пять-семь дней. Якобы было какое-то постановление из министерства, связанное с тотальным снижением качества оказываемых целительских услуг и анонимными жалобами на коррупцию и покупные дипломы… только брехня это всё. Адептам не говорят, поставят перед фактом, сказали по большому секрету только двум старшим курсам, чтоб зубами стучали резче. Вряд ли кого-то отчислят, просто по башке настучат. Аттестацию будет принимать комиссия, четыре человека из Храма Науки, один — перец из министерства. Ну, про «человеков» это я так сказал, для удобства. Как минимум один крайне инициативный дуплиш записался во все комиссии сразу.
— Выхухоль небесная! — только и сказала я. Что ж, надо признать, нюхать ночные рубашки адепток всё же проблематичнее, чем принять экзамен у огромного количества адептов. Чем мне это грозит? Аглана на экзамен за меня никак не придёт.
Мой обман раскроется, Мортенгейн узнает меня по голосу. И даже если я сымитирую приступ немоты… он поймёт, что та Матильда и эта — разные девушки.
Хорошо, что есть ещё несколько дней на то, чтобы принять какое-то решение. Плохо, что вряд ли это решение меня спасёт.
— А что там с подписью? — Ист видимо решил сменить тему на менее неприятную — и не угадал. Я сморщила нос. Нашу маленькую договорённость с Истаем я совершенно упустила из виду. — Забыла, да? Или он отказался? Тильда, ты же понимаешь — достать такую штуку, как нейтрализатор, было очень непросто, и…
— Я всё понимаю! — торопливо принялась я убеждать приятеля. — завтра же решу вопрос. Где ты всё-таки добыл такую редкость?
Ист заколебался, а потом, понизив голос, сказал:
— Моя знакомая — лафийка-беженка. Она держит небольшую лавку с целительскими зельями, это в самом центре Виснеи. Только никому не рассказывай.
— А почему так таинственно? — удивилась я.
— Большинство зелий, которыми она торгует, не имеют соответствующего сертификата или вообще запрещены к продаже в Виснее как малопроверенные. Но, как видишь, они очень действенны. Люди таких не сделают. Лафийцы — настоящие волшебники в зельеделии.
Ну почему я родилась человеком? Сплошная несправедливость.
— Подожди, — я внимательно посмотрела на приятеля. — Если она сбежала из Лафии к нам, то зачем ей подпись на рекомендации на лафийском?
Ист закатил глаза.
— Ну, это вроде и не ей, а то ли её сестре, то ли дочери… Честно сказать, я точно не знаю. Но ты бы не затягивала, подруга. Лафийцы — они такие… Возьмут — и проклятие какое-нибудь наложат. Прыщами покроемся с тобой оба, да ещё и в каких-нибудь неприличных местах.
— Какие — такие? — поинтересовалась я, больше для того, чтобы потянуть время. Ни одной ценной идеи, как убедить Вартайта Мортенгейна поставить подпись на документе, который он не видит, в голове не было.
Истай воспринял мой вопрос буквально.
— Это обособленная община, отдельная раса. Они себя людьми не считают, да и по сути таковыми не являются, хотя внешне отличаются от нас незначительно, можно даже вообще не распознать отличий. Но они есть. Более устойчивые, выносливые, живут долго. У них особая магия, они чувствуют растения, живые организмы… И очень сведущи в целительстве, в изготовлении лекарственных зелий. Магия!
— Что ж они не идут к нам учиться? — мрачно спросила я. Всё-таки обидно быть слабым и уязвимым человеком в мире, где живут одарённые расы. Истай хмыкнул.
— А чему они могут у нас научиться? Они и так всё знают, а что не знают, то чувствуют. Скорее уж, преподавать бы могли… но вряд ли захотят делиться секретами. Да и характер у них… не очень, — приятель задумчиво улыбнулся. — Гордые, самоуверенные, дети богов светлого горизонта. Даже капризные. С ними не договоришься.
— Но ты как-то смог, — заметила я.
— Давние дружеские связи, — Истай развёл руками, а потом неожиданно понизив голос, сказал. — У меня мать — лафийка.
Это было настолько неожиданно, что я чуть не села мимо стула. Не каждый день тебе признаются в своей принадлежности к нечеловеческой расе!
— Ты…
Истай засмеялся, но довольно невесело.
— Отец был человеком, я его никогда не видел. Может, он бросил мать, хотя я склоняюсь к тому, что дело в бабушке с дедушкой. Я тоже человек, как видишь, хотя кое-какие особенности унаследовал, но очень слабые. Не знаю, как так получилось… случайная связь. Наверное, мать оставила меня назло родичам, впрочем, по сути, назло мне. Восемь лет я прожил в лафийской общине, а потом меня отдали в человеческий приют.
— Как это? — растерялась я.
— А вот так. Они не любят людей, не любили и меня, слишком уж не похож на них. У матери наметился другой брачный союз… там немного иначе с этим обстоит, но не важно. Я стал совсем уж лишним, и меня запросто отправили в Виснею.
— Но они тоже твои родственники! Не чужие люди… я хотела сказать — не чужие!
Истай поморщился.
— По человеческим меркам, но не по их… Я не унаследовал лафийскую магию. Неважно, Тильда. Ты понимаешь теперь, почему мне бы не хотелось вашей связи с Мортенгейном? Ни к чему хорошему это не приводит. Людям не стоит связываться с древними магическими расами, пусть себе живут обособленно и замкнуто. Мы всегда будем для них чужими. Я был чужим даже для собственной матери, Тиль. Не питай иллюзий — ты будешь всегда чужой для Мортенгейна и его семьи. И если, не приведи боги, появится ребёнок — при случае вышвырнут из дома, как щенка, который сгрыз хозяйские сапоги. Я просто хотел… Я просто хотел, чтобы ты не забывала об этом.