Путь до окружающей замок стены и боковых ворот занял не меньше четверти часа.
Бо́льшую часть этого времени герцогиня Ханна развлекала нас историей о том, как ей удалось поймать мою лошадь.
Оказалось, что Красавица вылетела из-за поворота прямо на неё и герцога Удо, когда они ночью возвращались из своего дома на Северной границе герцогства обратно в замок.
— Она слишком хороша, чтобы можно было устоять, — герцогиня не оправдывалась, лишь искренне воздавала должное лошади.
Морок едва слышно отфыркивался, выражая своё презрение ко всем нам разом, а я украдкой гладила Красавицу, потому что не могла от неё оторваться.
Теперь, когда она снова была со мной, все неудачи и беды казались не такими страшными. Даже предстоящая выволочка от барона не заставляла меня трепетать.
Монтейн же слушал герцогиню очень внимательно. Она говорила о виноградниках и том, что они требуют неусыпного внимания, и дважды я видела, как бровь Вильгельма удивлённо поднималась.
Он как будто соотносит услышанное с чем-то, что было ему давно известно, и это несоответствие ставило его в тупик.
Перед самыми воротами я слегка замешкалась, запоздало вспомнив о том, как выгляжу. Первые встретившиеся нам крестьяне уже бросили на меня подозрительные взгляды. Что же будет, когда мы войдём внутрь?
Ханна очевидно поняла моё смущение, потому что остановилась, окинула меня долгим взглядом, а после покачала головой:
— Идём. Тут не так далеко.
Мне послышалась в её голосе почти вымученная уверенность и… понимание?
О происхождении четвёртой жены герцога Удо болтали разное. Вплоть до того, что до встречи с ним она грабила путников на большой дороге.
Подтверждений этому не было никаких, если это хотя бы отчасти было правдой…
Это значило бы, что у меня есть надежда на снисхождение к допущенной в первую минуту грубости.
Прежде мне не доводилось бывать в замках, и, очутившись во дворе, я остановилась снова. Всё здесь было устроено почти так же просто, как в деревне: суетились люди, бегали дети, справа от нас четверо молодых мужчин чинили крышу сарая.
Ощущение безопасности за стеной усилилось, стало почти осязаемым, и я улыбнулась устало и почти истерично.
Потому что, помимо безопасности, здесь чувствовалась… сила. Она тоже была почти материальной. Казалось, она искрила в воздухе, играла с красивыми и такими необычными волосами Ханны.
Главное — не забыться и не обратиться к ней так, просто по имени.
Мимо нас пронёсся совсем маленький светловолосый мальчишка с прутиком в руках. Он упал, шлёпнулся на четвереньки и тут же вскочил, засмеялся и побежал дальше.
— Удо! — герцогиня хлопнула в ладоши, пытаясь остановить ребёнка, но тот не обратил на неё внимания, устремляясь к высокому мужчине в летах с аккуратной бородкой. — Маленький чёрт! Кем нужно быть, чтобы так назвать ребёнка…
Выругалась она себе под нос, пробормотав последние слова почти скороговоркой.
— Что? — откликнулся ей взрослый мужской голос.
Лицо герцогини дрогнуло, а Монтейн будто окаменел.
Я повернулась в ту сторону, откуда ответили Ханне, пытаясь понять…
Один из чинивших крышу мужчин выпрямился, сидя на самом её краю. Он приложил ладонь ко лбу, чтобы лучше разглядеть нас, а потом спрыгнул на землю так лихо, что я успела инстинктивно испугаться, как бы он не разбился ненароком.
Мужчина направился к нам, и по мере того, как он приближался, мне всё больше хотелось трусливо спрятаться за барона.
Простая одежда, небрежно собранные в короткий хвост светлые волосы — герцога в нём сейчас выдавали лишь походка и осанка, но то, чем он него веяло…
Лишь теперь я начинала в полной мере понимать, о чём говорил Вильгельм, уверяя меня в том, что ему не под силу то, что может герцог Керн.
Сила, которая угадывалась в нём, была огромна. Спокойная и тёмная, как ночное небо, она была полностью в его власти, подчинялась ему и берегла его.
Почуяв её, то жалкое, маленькое, что сидело во мне, придушенно и с ненавистью зашипело, одновременно желая бежать как можно дальше и атаковать.
Он, наконец, остановился перед нами, тряхнул головой, убирая с лица упавшую прядь.
— Ну надо же! Каких гостей прибило к нашему порогу…
Герцог улыбнулся коротко, порочно и очень красиво. Он обращался ко всем сразу и ни к кому конкретно, но смотрел при этом только на барона Монтейна.
Всего на долю секунды, но тот скривился, как от зубной боли, и не счёл нужным отвечать.
Тем временем взгляд Удо Керна, — по всей видимости, Удо-старшего, — переместился на меня, и я крепче вцепилась в поводья, потому что по шее сзади побежал холодок.
Он тоже чувствовал.
— По всей видимости, барон торопился познакомить меня со своей новой спутницей.
— Моя спутница уже имела дело с нечистью сегодня, — Вильгельм вдруг развернулся, сделал почти неуловимое движение без намёка на вызов, но встал аккурат между мной и герцогом.
Тот хмыкнул и хотел ещё что-то сказать, но Ханна его опередила:
— Я пообещала мадам Мелании ванну и чистую одежду.
Она сделала всего один шаг к мужу, и я почти не поверила своим глазам, когда её локоть по-простецки врезался ему в бок — коротко, едва заметно, но с очевидным предупреждением. Как будто это она была урождённой герцогиней, а он — лесным разбойником, до сих плохо знакомым с манерами.
— Разумеется, — Керн же будто этого и вовсе не заметил, отвесил мне короткий, вроде бы шутливый, но достаточно вежливый поклон. — Могу предложить вам расположиться в гостевых комнатах в моём доме. Или предпочтёте замок?
— Благодарю, мы снимем жильё и дождёмся герцога Бруно, — Вильгельм отозвался с непонятной мне интонацией.
— Боюсь, учитывая двух коней, это обойдётся слишком дорого, — герцог ослепительно улыбнулся ему в ответ.
Намёк на былую бедность барона оказался настолько прозрачным, что у меня перехватило дыхание.
Монтейн сделался спокоен и холоден, как скала, а от исходившего от него раздражения начинало покалывать кожу, но Удо Керн этого как будто не замечал. Хотя не мог ведь не заметить.
Что-то происходило между ними, и это что-то могло бы стать хорошим поводом испугаться. Подумать, что всё было зря и о помощи здесь договориться не удастся…
Однако вместе с этими откровенно злыми и оскорбительными шутками, попытками поддеть, не стирая с лица улыбки, чувствовалось…
Я не знала, как это назвать, но твёрдо понимала, что ничего катастрофического не случится. Герцог лишь прощупывал границы дозволенного, почти лениво играя с гостем, как кошка с мышью. Вильгельм же, в свою очередь, демонстрировал отстранённое пренебрежение пополам с равнодушием давал ему… наиграться?
Сбитым с толку подобным приветствием он тем не менее не выглядел, и именно это рождало в моей душе мутные тяжёлые подозрения.
— Гостевое крыло? — Ханна же их взгляды и интонации проигнорировала вовсе. — Оно сейчас пустует, вы будете там одни.
Вильгельм всё же нахмурился.
Ему категорически не хотелось останавливаться в замке, именно это предложение он воспринял как самую болезненную издёвку, но почти минуту спустя он качнул головой:
— Благодарю, герцогиня.
Как будто самого́ Керна тут и не было.
Она кивнула, удовлетворённая тем, как быстро удалось найти устраивающее всех решение, а потом развернулась ко мне.
— Сколько комнат вам понадобится?
Это был такой простой вопрос. Такой обыденный.
Она превосходно понимала, что я Монтейну не жена. Он не сказал мне и двух слов в её присутствии. Однако в тоне Ханны слышалась спокойная уверенность в моём праве спать с тем, с кем я сочту нужным.
Даже скажи она мне прямо о том, что в её доме никто не станет читать мне мораль и следить за моей нравственностью, это не избавило бы меня от неловкости так легко и быстро.
Знать бы ещё, как объяснить ей всю двусмысленность своего положения столь же изящно.
— Одна, — ответил за меня Вильгельм.
Выражение его лица осталось всё таким же нечитаемым, а герцогиня быстро кивнула.
— Я скажу Терезе.
— Я провожу, — герцог Керн не то предложил, не то поставил нас перед фактом.
Ханна развернулась к нему, прищурилась, а потом кивнула на сарай.
— Ты обещал помочь закончить с крышей.
Она спроваживала его столь откровенно, что я снова почти забыла, как дышать.
Едва ли многие осмеливались говорить с этим человеком в подобном тоне.
Ей же он только улыбнулся, качая головой.
— Ну ладно. Если что, кричи.
Он положил руку жене на талию, привлёк её к себе для быстрого горячего поцелуя, а потом развернулся и ушёл, напоследок отсалютовав рукой барону.
Я с некоторой оторопью наблюдала за тем, как годами наводивший суеверный страх на всю округу герцог Керн легко оттолкнулся от лестницы, забираясь обратно на крышу, перебросился с одним из мужчин парой слов.
— Не могу поверить, что вы сделали из него плотника, — барон проговорил это совсем негромко и не отводя взгляда от сарая.
— Мудаком он от этого быть, поверьте, не перестал, — Ханна хмыкнула так выразительно, что я невольно уставилась на неё.
Они с Вильгельмом совершенно точно не были знакомы до этого утра.
Неужели настолько наслышаны друг о друге?..
Странность происходящего заставила бы меня изрядно волноваться, если бы я не устала так сильно.
Герцогиня, видимо, это понимала, потому что снова кивнула именно мне:
— Идём.
Проявив невиданную тактичность, она повела нас не к центральному, а к боковому входу.
Что-то быстро сказав пробегавшей мимо служанке и получив от неё поспешный кивок, Ханна повела нас длинным и просторным коридором.
— Я попросила принести для вас обед в комнату. Если вы не против спуститься в столовую… — она посмотрела на Монтейна.
Тот качнул головой:
— Благодарю вас, это будет лишним. Я постараюсь решить вопрос с комнатами для нас сегодня.
— В этом нет нужды, — снова она бросила на него взгляд, когда мы начали подниматься по лестнице. — Никто из нас не ждёт гостей, в этом крыле практически никто не бывает. Вас никто не потревожит. Горничная для мадам Мелании может разместиться на первом этаже. Вам, как я понимаю, помощь не нужна?
Её дыхание слегка сбилось при ходьбе, или мне только так показалось, потому что Вильгельм сжал зубы, а после коснулся локтя герцогини, заставляя её остановиться.
— Вам нет нужды опасаться меня, герцогиня. У меня есть дело к герцогу Бруно, и не будь оно безотлагательным, поверьте, я бы в эти земли не приехал.
Ханна посмотрела на него, быстро облизнула пересохшие губы.
— Выступать в качестве хозяйки этого дома мне ещё не приходилось. Так что я просто пытаюсь соблюсти приличия.
Барон улыбнулся ей едва заметно, вымученно, но вполне искренне:
— Давайте считать так. Но повторю ещё раз: ни вам, ни Бруно не о чем волноваться.
— Спасибо.
Мне показалось, что герцогиня сама удивилась тому, что произнесла это вслух. Пусть чуть слышно, на выдохе, но искренности в этой благодарности было столько, что мне снова сделалось не по себе.
А новая улыбка Монтейна оказалась не в пример теплее.
— Если кому и принимать благодарность, так это вам.
Он сделал приглашающий жест, заканчивая этот странный разговор, а Ханна ненадолго замешкалась.
Она как будто вдруг почувствовала себя неловко в собственном доме, вспомнила о чём-то, что не доставило ей радости, но быстро взяла себя в руки.
— Прошу, сюда.
Дверь в предназначенную для нас комнату оказалась открыта — внутри уже суетились две служанки, и я невольно замерла на пороге, потому что это была и не комната вовсе. Настоящие покои для знатных гостей.
Окна в просторной гостиной уже открыли, чтобы впустить воздух, одна из девушек ловко протирала пыль, а смазано извинившийся крепкий парень пронёс вглубь помещения два вёдра с водой.
В своём драном грязном платье я ощущала себя настолько нелепо, что хотелось разуться у порога.
— Вещи, если они тебе по каким-то причинам не дороги, выбрасывай, через полчаса для тебя принесут платье, — безошибочно угадав мой порыв, Ханна вдруг коснулась моего запястья, призывая успокоиться.
Она в самом деле понимала, и я была ей за это благодарна.
— Спасибо, — прозвучало глупо, почти жалко.
Герцогиня лишь качнула головой:
— Если что-то понадобится, просто позови меня, я услышу. У твоей Красавицы уже есть место в стойле, коня барона устроят рядом с ней.
При напоминании о чудом вернувшейся ко мне лошади снова захотелось заплакать от облегчения и усталости.
Ханна же смотрела на меня ещё секунду, а потом коротко и также по-простецки кивнула служанкам.
Те поняли её без слов, молча вышмыгнули в коридор, и я невольно восхитилась тем уважением, с которым это было сделано. Впечатление строгой хозяйки Ханна не производила, на равных с прислугой не держалась, однако ее, очевидно здесь любили.
— Устраивайтесь, я не буду вам мешать.
Она вышла, напоследок ещё раз быстро коснувшись моей руки, и мы с Монтейном остались наедине.