Поднимаясь с земли, Монтейн припал на правую ногу и по пути к замку заметно хромал. Я успела почти испугаться того, как сильно ему на самом деле досталось, но в нашу комнату он ворвался почти бегом.
Оставляя меня за спиной, первым делом направился к окну, и едва я успела запереть дверь, со всей силы всадил кулак в каменную стену.
— Сука!
Я вздрогнула так сильно, будто он ударил меня.
Барон же засмеялся, оперевшись ладонями о подоконник и низко опустив голову, позволяя каплям крови упасть на камень.
Сумев, наконец, сделать полноценный вдох я шагнула к нему.
Разумеется, ругательство это было адресовано не мне.
— А он ведь чёрт его побери, во всём прав. И ты ни слова не сказала мне об этом.
Он не смотрел ни на меня, ни в окно, предпочёл уставить взгляд куда-то в пространство.
Любого другого человека я в таком состоянии я не решилась бы тронуть, не стала бы подходить слишком близко. А коснуться Вильгельма оказалось совсем нестрашно.
— О том, что ты взял меня сразу после того, как смотрел на её могилу? — я крепко взяла его за локоть, встав рядом, заставила сфокусироваться на мне. — Ты десять лет бежал от этого, барон. Это очень долго. Вам обоим нужно это закончить.
Я сама не знала, откуда во мне взялись эти слова и такая решимость, но взгляд Вильгельма изменился. Из безумного и слишком тёмного он постепенно сделался осмысленным.
Осторожно погладив его лоб, я попыталась стереть кровь, но вместо этого только размазала её сильнее, а он вдруг перехватил моё запястье и коснулся ладони губами.
Больше ничего говорить было не нужно, и я просто ждала, давала ему привыкнуть к мысли о том, что есть вещи, которые всё равно должны быть пережиты. Хотел он того или боялся, он не мог не очутиться у её могилы. И не его, и не моя беда, что я в этот момент оказалась рядом с ним.
— Тебе очень больно?
— Нет, — он попытался улыбнуться, но тут же поморщился. — Чёртов Удо.
Невольно представив, какими словами прямо сейчас барона вспоминает герцог Керн, я вопреки всякой логике и элементарной вежливости засмеялась.
— Тогда садись, я смою кровь.
— Мел, — Монтейн не позволил мне отойти, сжал мою руку крепче. — Этот разговор может получиться не самым приятным.
После завтрака с Ханной мне казалось, что страшнее уже не будет, но что если…
Бруно Керн оказался похож, и в то же время совершенно не похож на своего брата. Его сила не ощущалась такой искрящейся и необузданной. Она как будто была гуще, спокойнее. И оттого страшнее.
Интуиция подсказывала, что там, где герцог Удо бил в челюсть, этот человек мог просто свернуть голову, оставаясь таким же учтивым и располагающим к себе самим своим видом.
Могло ли всё оказаться ещё более странно, чем уже стало?
Могло ли быть так, что он откажет в том, на что младший Керн согласится?
Монтейн, по всей видимости, думал теперь о том же, потому что в гостиную мы спустились молча, не отвлекая друг друга.
Перед тем как переступить порог, он коротко и слишком сильно сжал мои пальцы, а потом вошёл в комнату первым, и едва не столкнулся с герцогиней Мирабеллой.
— Чёрт же вас подери!.. — она остановила его коротким, но бесконечно фамильярным жестом, немного склонила голову, разглядывая разбитое лицо. — К Удо у меня вопросов нет, но вы, Вильгельм, не перестаёте меня удивлять.
— Это говорит лишь о том, что Вильгельм — человек с очень неоднозначной репутацией, — с комфортом расположившийся в кресле и кажущийся не менее потрёпанным, чем Уил, герцог Удо отсалютовал нам стаканом с коньяком.
— Лучшей, чем у ходячего мертвеца, — барон отозвался с поразительной готовностью, и тут же перевёл взгляд на герцога Бруно. — Мы можем поговорить наедине?
— Настоятельно не советую, — Удо немного запрокинул голову, чтобы лучше видеть брата. — Так себе получается приключение.
Вместо того чтобы ответить одному из них, тот посмотрел на присевшую на край подоконника Ханну:
— Как тебе удалось?
— Никого не пристрелить? — та пожала плечами. — Я подумала, что четвёртая жена герцога Керна, ставшая его второй вдовой, превратится в верх пошлости и абсурда.
Старший герцог только качнул головой, выражая согласие и уважение к такому аргументу.
— Располагайтесь, — Мирабелла, приближения которой я даже не заметила, коротко и не в пример вежливее, чем с бароном, коснулась моей руки. — И не обращайте внимания. Хотите вина? У Ханны получается волшебный букет.
— Она мне льстит, но выпить всё равно советую, — та почти перебила и встала, чтобы пересесть на тот край дивана, что был ближе к её мужу.
Всё утро мне хотелось спросить, как она ухитряется не просто жить с этим человеком, а любить его так сильно. Теперь же герцог обжёг её быстрым, почти незаметным для окружающих взглядом из-под ресниц, и я едва не споткнулась о ковёр, внезапно поняв.
Герцог Удо мог быть невыносим, но на свою четвёртую жену он смотрел с таким обожанием, что она, пожалуй, и правда могла бы приставить пистолет к его виску.
— Не беспокойтесь, в глотки друг другу никто не вцепится, — пока я пыталась уложить увиденное в своей голове, старший Керн предложил мне руку, направляя в оставшееся свободным кресло.
Только опустившись в него, я поняла, насколько удобным, насколько выгодным для меня сейчас было это место. Полутеневая сторона комнаты, в полупрофиль к младшему герцогу и его супруге, в достаточной близости от места, оставшегося Монтейну, но в меру далеко от самого герцога Бруно. Сидя так, я могла чувствовать себя настолько спокойно, насколько это было возможно в принципе.
Барон, судя по всему, эту предусмотрительность тоже оценил. Он не кивнул Керну в знак признательности, ничего не сказал, но сделался заметно спокойнее, садясь напротив него.
Он точно знал, с кем намерен говорить, и именно от этой решимости у меня вдруг пережало горло.
— Что произошло? — свой вопрос старший герцог задал исключительно Вильгельму.
Он хорошо понимал, чего тому всё это стоило.
За прошедший час герцогиня Мирабелла успела сменить строгий дорожный костюм на лёгкое голубое платье, но волосы собирала явно наспех, стремясь лишь, создать видимость приличий. Герцог же сменил сапоги и рубашку, да снял покрытую пылью куртку.
О чём он думал, когда мчался сюда верхом, забыв о еде и отдыхе?
Как сильно он, — старший герцог, мужчина, которому хватило ума и характера увести жену у брата и сохранить со всеми прекрасные отношения, умный и пугающий своей непредсказуемостью урождённый колдун, — боялся Чёрного Барона?
Он спрашивал Монтейна как равного, как того, чьи возможности знал и уважал, и потому относился к его просьбам более чем всерьёз.
— Я расскажу, — мне оставалось только почти перебить его, чтобы не позволить Вильгельму себя опередить.
Достаточно с него было и этой поездки, и этого визита. Всё, что мог сделать для меня, он уже сделал, а мне, взявшись быть храброй, следовало оставаться таковой до конца.
— Мел, — он всё же предостерёг меня напряжённо, коротко.
Я только качнула головой и малодушно уставившись на узор на ковре, заговорила.
Не торопясь, чтобы ничего не упустить, быть может, даже с никому ненужными подробностями, я рассказывала обо всём. О том, как с кем и с чем имели дело мои кровные родственники, о силе, которую получила от них. О том, как наслала болезнь на детей, чтобы заманить в свою деревню барона Монтейна. О том, как начала пользоваться тем, отчего так хотела избавиться, и о своём безумном беге через лес — ровно до границы земель Кернов.
Когда я умолкла, в комнате повисла тишина.
Сердце билось медленно-медленно, сцепленных в замок рук я почти не чувствовала, настолько они похолодели, но поднять глаза и понять, каким станет ответ, я была обязана.
Если Керны отреагируют на услышанное так же, как в первую минуту отреагировал Уил…
Я не могла допустить, чтобы его приезд сюда оказался напрасным. Что угодно, но только не это.
Ханна, на которую я заставила себя взглянуть первой, не улыбалась, но и справедливого негодования в её лице не было. Скорее старый застывший испуг, поднявшийся с самого дна души и памяти — она в самом деле знала, что такое бежать и оглядываться, и какие средства при этом хороши. Знала так хорошо, что не судила меня даже за причину, по которой я рвалась к Удо Керну.
Либо самого герцога ничего не выражало. Он, наконец, перестал паясничать и строить из себя законченного мерзавца, сделался серьёзен и внимателен, и я вдруг поняла, что этот человек больше не вызывает у меня ни страха, ни неприязни.
Перестав быть врагом Монтейну, он ещё не стал его союзником, но всё, что он сказал немногим ранее возле усыпальницы…
Болезненный, жестокий, но самый верный способ избавить человека от мешающей жить памяти — рассказать ему о том, какой грандиозной ложью было всё, во что он верил.
Самообман подчас ничем не лучше обмана.
Герцогиня Мирабелла молча встала, наполнила бокал вином и вложила его в мои руки.
— Пей. Залпом.
Это внезапное «ты» в сочетании с мягким, но не предполагающим возражений тоном вынудили меня поднять голову.
— Может, и захмелеешь, но сейчас лучше так, — она немного надавила на мои пальцы, вынуждая сжать их на ножке бокала.
Я подчинилась просто потому, что не смогла не подчиниться ей, сделала несколько больших глотков.
Вино и правда оказалось вкуснее всего, что я пробовала прежде.
— Позволь уточнить, — до сих пор сидевший прямо герцог Удо медленно откинулся на спинку кресла. — Ты в самом деле собиралась продать мне свою невинность за туманную перспективу получить защиту? Весьма сомнительный, должен заметить товар.
— Закрой рот, — Монтейн вскочил так резко, что я не успела поймать его за рукав, но с места, к счастью, не сорвался.
Бокал в моих руках опасно дрогнул, и ему пришлось наклониться и забрать его, чтобы не позволить мне разлить вино.
— Ты идиот? — Ханна повернулась к мужу, окинула его внимательным, полным вполне искреннего сомнения взглядом.
Герцог же легко пожал плечами, словно не было ни праведного гнева Вильгельма, ни краски, прилившей к моим щекам.
— Не я, а тот, кто её сюда привёл, зная об этом. Что, если бы я согласился?
— Обзавёлся бы славой неудачника, от которого сбежала уже вторая жена.
На его лице медленно расцвела сдержанная, кривоватая и нечитаемая, но неожиданно приятная улыбка.
— Вот так, мадам Мелания. Даже воздавая должное вашей красоте, я польщён, но не заинтересован.
Он повернулся ко мне, коротко поклонился, не меняя позы, и тут же получил от Ханны короткий тычок в плечо.
Засмеяться сейчас было бы недопустимой дикостью, и мне пришлось снова схватиться обеими руками за бокал, чтобы спрятать улыбку.
— Если однажды вы всё-таки решитесь бежать, я к вашим услугам, — слишком резко вдохнув и медленно выдохнув, Монтейн обратился к герцогине, не глядя на неё.
Он прошёл мимо дивана, на котором расположились она и Мирабелла, остановился у окна, глядя в сад, но так и не взглянул за продолжавшего хранить задумчивое молчание герцога Бруно.
Его брат искусно выиграл время, переключив общее внимание на себя, давая ему взвесить всё как следует, но именно от него Вильгельм ждал окончательного ответа.
Взгляд герцога Бруно обжёг мне висок, и я опустила ресницы, страшась посмотреть в ответ.
Вместе с усталостью от собственного тягостного рассказа пришло и понимание того, что если не сможет он, никто другой уже не поможет.
— Это будет сложно, — старший Керн продолжал смотреть на меня, но не требовал того же взамен. — Даже если бы мы попытались откупиться другим младенцем, это бы не помогло. Оно уже работает…
Я вздрогнула, почти подскочила в кресле, разворачиваясь к нему.
— Я не стану платить чужим ребёнком!
— Успокойся, я тоже, — уголки его губ едва заметно дрогнули.
Я поняла, и снова стало невыносимо стыдно.
Порядком напугав, герцог заставил меня вернуться к реальности, начать мыслить трезво.
Коротко кивнув ему в знак благодарности и вместе с тем извиняясь за то, что восприняла эти слова всерьёз, я отставила бокал.
— Но вы сможете… что-то сделать? Я пользовалась этой силой, только когда не видела другого выхода. Она мне не нужна. Я верну её с радостью.
Прежде чем продолжить, я всё же снова опустила глаза. Вильгельм по-прежнему стоял к нам спиной, но я знала, что он обернётся, когда я закончу.
— Я знаю, что можно отдать в уплату несколько лет своей жизни. Я виновата, и я согласна платить, но я не могу сама договориться с ним.
Ничего не произошло. Монтейн остался неподвижен.
Вскинув голову, я увидела, что спина его окаменела, но он не попытался ни возразить мне, ни отговорить.
Если только…
— Нет, — герцог Бруно покачал головой, переводя взгляд с моих рук на лицо. — Для него в этом нет интереса. Даже десять лет твоей жизни не покроют… затрат. Тут нужно что-то другое.
— Ты знаешь, что? — Мирабелла смотрела только на него.
И он как будто отмер, послал ей почти незаметную, но ободряющую улыбку.
— Пока нет. Но что-нибудь найдём. Это существо разумно, значит, с ним можно договариваться.
Его слова так сильно перекликались с тем, о чём мне говорил Вильгельм, что я глубоко и слишком шумно вздохнула.
— Что ты хочешь взамен? — барон не обернулся, не повысил голоса.
Зато и я, и Мирабелла посмотрели в его спину.
Она оставалась восхитительно прямой.
Младший Керн беззвучно хмыкнул, качая головой, а старший откинулся в кресле, сцепив пальцы на животе.
— Вы, вероятно, что-то путаете, барон. Я не торговец, и мы не на базаре.
Даже я понимала, что Монтейну следовало подхватить этот тон, ответить такой же издевательской любезностью, однако тот остался серьёзен.
— Я для него никто, дилетант-самоучка. Да ещё и отказавший нескольким подобным ему существам, к тому же, — развернувшись, он сложил руки на груди и посмотрел не на герцога, а куда-то в его сторону. — Он не станет говорить со мной. Скорее уж убьёт за дерзость. А тебя выслушает. И от тебя примет плату. Это большая работа, у неё должна быть цена.
По лицу Бруно прошла тень, и я почти поверила, что он вот-вот бросит Чёрному Барону безыскусное и неоспоримое: «Не дури, Вильгельм».
Однако вместо этого герцог медленно выдохнул и на секунду крепко сжал челюсть.
— Ханна, — произнёс он наконец.
Мирабелла задержала дыхание, а лицо младшей герцогини застыло.
На нём отразилось лёгкое недоумение, не успевшее оформиться смущение и капля беспомощной горечи.
Барон видел лишь её затылок, но всё равно оторвался от подоконника и опустил руки.
— Вас что-то беспокоит?
Он не спросил о болезни напрямую, но тревога в его голосе была настолько подлинной, что герцог Удо стиснул челюсть.
— Благодарю, барон, со мной всё хорошо, — отозвалась она ровно и вежливо, но в этом ответе было прямое обещание очень непростого разговора с Бруно.
Что-то мне подсказывало, что с ним она в выражениях не постесняется.
Тем не менее старший герцог мастерских сделал вид, что не услышал и не понял.
— Она не может зачать. Избавиться от того ублюдка, что не давал ей житья, было не самой большой проблемой, но мы оба его недооценили. Он слишком хотел утащить её за собой. И ни я, ни Удо не можем это исправить. А у тебя есть все шансы.
Он развернулся, закинув руку на спинку кресла, чтобы поймать взгляд барона, и на долю секунды мне показалось, что так он спасается от неловкости. Интересуется, устроит ли того озвученная плата.
Не желая принимать её вообще, он не хотел и оскорблять Вильгельма собственной благотворительностью. Когда я это поняла, что-то болезненно сжалось за рёбрами.
Монтейн же смотрел только на герцогиню и наверняка догадывался, что она сделалась очень бледна.
— Я могу попробовать, но не могу гарантировать.
— Я тоже ничего не обещал, — Бруно снова сел прямо, положил ногу на ногу.
Как ни странно, именно на это движение барон отреагировал, повернулся к нему.
— Мне непонятно одно, — он заговорил медленно, как будто думал вслух. — Ты силён, у тебя прекрасная семья, твои земли процветают. Почему об этом меня просишь ты?
Нападение было настолько неожиданным и очевидным, что вполне могло бы сойти за подлость.
С другой же стороны, глупо было ожидать, что барон простит герцогу Удо всё, что тот наговорил ему возле усыпальницы.
Ханна всё-таки повернулась, — слишком резко, вцепившись в подлокотник.
— Я не!..
— Было бы очень странно, если бы об этом говорили вы! — Монтейн ответил так резко и тихо, что она послушно осеклась.
На щеках герцога Удо заиграли желваки.
Пытаясь не унизить Вильгельма безвозмездным согласием, старший Керн ненароком попросил его о запредельном. Удо лишил его возможности жениться на любимой и растить с ней детей. Он же вынужден будет помогать Удо и его жене стать родителями.
— Ты не обязан, — я почти не узнала собственный голос. — Не смей ломать себя ради меня.
После этого оставалось только смотреть в стену, обязательно мимо Ханны и самого Вильгельма, потому что через минуту все предварительные договорённости станут недействительными.
На месте герцогини я бы себе этого не простила.
И непонятно было, что хуже: свести на нет всё, что Чёрный Барон уже сделал для меня, или позволить ему скрутить себя в узел и совершить то, с чем ему впоследствии окажется трудно жить.
— Он не станет, не бойся, — как ни странно, ответила мне именно Ханна. — Без моего согласия договориться о подобном будет сложно.
У неё был придушенный, слишком тихий голос изнемогающего от жажды человека, и я не смогла не поднять лицо.
Оказалось, что её глаза позеленели, стали похожими на зимнее болото.
— Герцогиня…
Я не знала, как могу оправдаться перед ней, но она прервала меня, качая головой.
— Мы договаривались по имени и на «ты». Речь идёт о твоей жизни. Я не приму это такой ценой. Как минимум, потому что это всё равно не пойдёт впрок, — она забрала стакан с подлокотника кресла, в котором сидел младший герцог, и залпом допила коньяк. — Мы что-нибудь придумаем. Что-то другое. Времени у меня полно.
Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, потому что, по сути, мы с ней хотели одного и того же. Вот только, если всё у нас получится, я свой шанс на рождение ребёнка получу. А она… Она гораздо больше, чем я, его заслуживала.
— Пожалуйста, — герцог Удо не сменил позы, не попытался даже жестом успокоить жену или взглянуть на Монтейна. — Помоги ей, пожалуйста.
Собиравшаяся что-то сказать и хоть как-то сгладить ситуацию Мирабелла глупо открыла и закрыла рот, а тишина в комнате стала настолько вязкой, что я передёрнула бы плечами, если бы могла пошевелиться.
Точно так же, как Вильгельм и Керны, я была уверена, что скорее небо через минуту обрушится на землю, чем этот человек кого-нибудь о чём-нибудь вот так попросит. Тем более — Чёрного Барона.
Его брат готов был выставить себя не то дураком, не то редкостной сволочью, но сделать это за него. Однако герцог оказался прочнее, чем все мы о нём думали.
Монтейн молчал.
Он так и остался стоять, опираясь заведёнными за спину руками о подоконник и глядя себе под ноги.
— Встань на колени. И я подумаю.
Мне показалось, что небо в самом деле упало, или просто пол ушёл из-под ног.
Он не мог.
Кто угодно, но не тот же самый человек, что побежал сжигать оставленные мною трупы лишь для того, чтобы я не увидела, что именно натворила. Только это было правдой там, на берегу. Всё остальное — красивым объяснением, нужным, чтобы не напугать меня ещё сильнее.
Относясь с таким уважением к Ханне, точно зная, что она ни при чём, помня о свидетелях, которых у его собственного унижения не было…
Он просто не мог.
Герцог Удо странно улыбнулся и встал, направляясь к Вильгельму.
Мне захотелось закричать, свернуться в комок, закрыть голову руками, потому что, если сейчас он его ударит…
Вместо этого он заглянул барону в лицо, а потом опустился перед ним на колени — красиво, спокойно, держа спину всё так же прямо.
Секунда, две, три.
Удо развёл руками и улыбнулся очаровательно едко:
— Встал. Что-нибудь ещё?
Точно так же, как и я, застывшая Ханна поперхнулась воздухом.
Вильгельм поморщился, как будто у него вдруг свело зубы или развернувшееся перед ним зрелище показалось ему обескураживающим и отвратительным.
Он потянулся, чтобы почесать бровь, и тут же скривился снова, теперь уже очевидно из-за свежих побоев.
— Что ж ты за мудак такой…
Герцог не перестал улыбаться, и теперь уже дыхание перехватило у меня, потому что минутой позже, но я поняла то же, что поняла Ханна.
Сказав своё «пожалуйста», он ни секунды не сомневался в том, что Монтейн поможет. Что он помог бы и просто так, даже если бы это не было ценой моего спасения.
— Вы друг друга стоите, — Бруно произнёс это негромко, почти что пробормотал себе под нос, но так, чтобы все слышали, а потом поднялся первым. — Мелания, пойдём со мной.
Я с трудом смогла отвести взгляд от его брата. Младший Керн поднялся, не переставая улыбаться так, что ударить его захотелось уже мне.
Поняв, что ждать меня можно долго, Бруно подошёл и протянул мне руку.
— Мне нужно посмотреть, как далеко всё зашло. Это не больно и не страшно, ты даже ничего не почувствуешь.
Не поверить ему было невозможно, и я оперлась на его ладонь поднимаясь.
— Но как же?..
Единственным, что меня останавливало, была неизвестность. Вино, которое я выпила по настоянию Мирабеллы, и правда дало о себе знать, голова слегка кружилась, и я не могла понять, договорились они в итоге или нет, и если да, то до чего.
— Забудь, — Бруно странно мне улыбнулся, и улыбка эта оказалась почти полной копией улыбки его брата.
Не решившись больше ни о чём спрашивать, я покорно пошла к двери, не оглядываясь, а вот герцог обернулся.
— Мира, — нежности в этом коротком будничном обращении было столько, что у меня захватило дух. — Выдай этим двоим заживляющую мазь и сделай так, чтобы в ближайшие пару часов я их не видел.