Ноги подкосились, и я опустилась на траву, прижимая ладони к пылающим щекам.
Сердце колотилось почему-то в горле, и было невыносимо стыдно.
А ещё хотелось закричать.
Я чувствовала себя потерянной и загнанной, потому что даже не подумала изобразить неловкость.
Потому что сбитый с толку Монтейн мог не заметить, но я знала, как быстро сделались твёрдыми и выпуклыми мои соски́.
Всего-то и нужно было — списать это на воду и ветер. А ещё на неожиданность.
Да только незнакомое мне до сих пор томление в теле намекало, что всё это ложь.
Он просто ушёл, так легко пренебрёг тем, что увидел, хотя точно знал, что долго уговаривать меня не придётся.
Вслед за коленями начинали дрожать руки, но я заставила себя встать, и, почти не чувствуя земли под ногами, всё же дойти до озера.
Вода обещала всё смыть.
Всё — включая это смятение и желание упасть до того, чтобы его окликнуть.
Даже на небольшой глубине озеро оказалось приятно прохладным, и я нырнула в него, полностью скрываясь под водой, а после тряхнула головой и поплыла.
Какая тонкая выходи́ла ирония — в родной деревне много было тех, кто желал получить меня. Взрослые мужчины, мечтающие тайком предаться греху с нечистой рыжей девкой. Мои ровесники, для который хотя бы коснуться меня было достижением. В то время как у девушек начали появиться определённые предпочтения и они стремились доставить радость потенциальным женихам, позволяя трогать себя, я избегала подобного и не видела в этом ничего дурного.
Теперь же мужчина, к которому я потянулась сама, меня отталкивал.
Над этим было впору посмеяться, или же сразу поплакать.
Пока Монтейн был просто инструментом, принять его отказ было проще.
Когда он неожиданно для меня самой вызвал во мне незнакомые доселе чувства и желания…
Я постаралась плыть быстрее, отгоняя непрошеные мысли о том, как это могло бы быть.
Сумел бы он в самом деле заставить меня терять голову?
А, впрочем, я уже её теряла.
Во второй раз уходя под воду, я могла лишь приказать себе успокоиться и начать мыслить трезво.
Это тоже не помогло.
Само воспоминание о Монтейне вызывало такую внутреннюю дрожь, что мне делалось жутко.
Завораживать меня, располагая к себе, ему не было никакой нужды.
А я могла бы выбрать любого мужчину в любом трактире для своих целей.
Или же я просто хотела забыться с ним хоть ненадолго? Позволить себе минуту слабости перед прыжком в омут?
Как бы там ни было, он ушёл, а значит, обольстительница из меня получилась никудышная.
А ведь мать говорила, что в каждой женщине это есть. Что это даровано нам само́й природой.
С такими талантами мне будет нечего делать там, куда я направлялась. Стать посмешищем, разве что.
«Хоть бы и так».
Стиснув зубы, я развернулась и поплыла обратно.
Пусть собственные желания относительно барона и вызывали у меня оторопь, нужно было срочно привести разум и чувства в порядок, и последняя мысль пришлась очень кстати.
Если я не возьму себя в руки, останется только вернуться сюда и утопиться в этом озере, а этого мне отчаянно не хотелось.
Хотелось жить.
Найти свой домик у леса и нелепого толстого щенка.
Быть может, соблазниться рассказами Чёрного Барона, и в память о нашей встрече тоже отправиться в дальнее путешествие. Даже обосноваться там, где меня никто не знает.
Для того чтобы хоть что-нибудь из этого в самом деле произошло, сейчас нужно было остаться хладнокровной. Вернуться к Вильгельму и вести себя как ни в чём не бывало.
Как будто не дрожала на берегу из-за него.
Нырнув в третий раз, я высунулась из воды, чтобы удостовериться в том, что его на берегу не видно, и в ужасе замерла.
Монтейна не было.
Я не видела ни его, ни наших лошадей, ни своей одежды.
Берег остался всё таким же, приветливым и зелёным, да только берег этот был другим.
Увлёкшись своими мыслями, я заплыла слишком далеко, потом неправильно выбрала направление, и как закономерный итог — заблудилась.
Опустившись в озеро по подбородок, я попыталась справиться со страхом.
Озеро — не море, которого я даже никогда не видела. Это оно, по слухам, было больши́м. Здесь же уплыть на противоположную сторону я просто не могла.
Значит, нужно постараться определить направление, узнать хоть какой-нибудь куст…
Или просто выбрать подходящий.
Ноги начинали уставать, а значит, выбираться на сушу нужно было как можно скорее.
В самом крайнем случае я могла бы просто закричать и позвать Монтейна, но так позориться перед ним не хотелось. Достаточно было уже той сцены, которая предшествовала моему купанию.
Чуть правее того места, на котором я замерла, виднелся густой орешник, и я поплыла к нему, справедливо рассудив, что там смогу хотя бы немного обсохнуть и решить, что делать дальше. Не идти же куда глаза глядят в таком виде.
Тёплая трава показалась мне особенно шелковистой и нежной. Сев на неё, я отжала волосы, а после, подтянув колени к груди, осмотрелась.
Ни лошадей, ни человека слышно не было.
Неужели я, сама того не заметив, забралась так далеко?
Можно было либо сидеть на месте и ждать, когда Вильгельма насторожит моё длительное отсутствие и он отправится меня искать.
Либо на свой страх и риск выглянуть из-за кустарника и попытаться вспомнить дорогу.
Просить помощи у обитателей озера я не умела, да и не хотела. Ни к чему колдовать, если можешь решить проблему, не прибегая к колдовству.
В моём случае любая связь с потусторонним существом была рискованной, поэтому я, вздохнув, поднялась и направилась к противоположную от озера сторону.
Идти совсем голой было чудовищно неловко, поэтому я перекинула мокрые волосы вперёд, чтобы они прикрыли хотя бы грудь.
Если это называлось очищением от страхов и грязи…
— О-го-го! Макс, ты только посмотри!
Чуть шепелявый громкий смех раздался позади меня, и я едва не подпрыгнула на месте, развернулась и остолбенела.
Под одним из кустов расположились двое мужчин.
Они были полуодеты, кое-как выстиранные рубашки сохли на солнце неподалёку.
Растрёпанные, неопрятные люди — разбойники или просто местные негодяи вроде Эрвана.
— Какая русалка, а! — Макс, кудрявый и широкоплечий, медленно поднялся. — Ты прав, Джин. Откуда ты взялась, девочка?
Он медленно шёл ко мне, а я, заранее понимая, что это бесполезно, начала отступать.
— Я… заблудилась.
— Ну так мы поможем! — Джин тоже встал.
— Если вы окажетесь так любезны одолжить мне рубашку… — мой голос дрогнул.
Делать вид, что всё если не нормально, то хотя бы терпимо, становились всё сложнее.
Мужчины захохотали.
Из ветвей выпорхнула крошечная птичка, а я бросила быстрый взгляд вправо, пытаясь понять, успею ли хотя выскочить из кустов.
— Ты смотри, как разговаривает. Благородная, знать… — Макс шмыгнул кривым носом, а после утёр его рукой. — Никогда ещё благородных не трахал.
— Ну сейчас попробуешь! — Джин гоготнул и решительно пошёл на меня. — Ты же не против, русалка? За помощь-то платить надо, а. Давай, иди сюда!
— Да пошли вы к чёрту!
Он протянул ко мне руку с обломанными грязными ногтями, и я всё-таки бросилась бежать.
От страха я не разбирала дороги и не почувствовала боли, когда случайная ветка хлестнула по лицу.
Если они меня догонят…
Когда они меня догонят, это должно произойти хотя бы не здесь. На открытом пространстве, там, где происходящее сможет заметить Монтейн.
Если хотя бы заржёт Красавица…
— Ах ты ж сука! — глухой рык раздался неожиданно близко, над самым ухом.
Меня схватили за волосы так сильно, что из глаз брызнули слёзы, и дёрнули назад.
— А ну, иди сюда, тварь!
Джин тащил меня обратно в орешник, попутно хватая за грудь так мерзко, так сильно, что я почти ослепла от ужаса.
Макс уже взялся за свой пояс, и то, что эти мрази могли и собирались сделать со мной…
Схватив губами воздух и отчаянно боясь, что голос подведёт, я всё-таки закричала:
— Барон!
Звук потонул, захлебнулся, когда Джин зажал мне рот ладонью.
— Сейчас, пташка, ты у меня покричишь вдоволь.
Я попыталась лягнуть схватившего меня за бедро Макса, но он ловко перехватил меня за щиколотку, отводя ногу в сторону, лишая опоры.
— Ну-ка, что тут у нас…
Перед глазами потемнело, а потом в голове наступила тишина.
Не было больше ни моих криков, ни ветра, ни их отвратительного смеха. Лишь одна кристально ясная мысль: эти скоты не должны были меня коснуться. Что бы ни случилось со мной после, — не так и не эта шваль.
Отпуская себя на волю, я развернулась, схватила Джина за плечо, и спустя мгновение вонючая рука, решавшая мне дышать, пропала с моих губ.
Он завопил истошно, на разрыв, и так страшно, что не успевший ничего понять Макс попятился.
Он хотел только одного — бежать. Бежать как можно быстрее и дальше и ещё долго не оглядываться, но ни я, ни то, что я отпустила на свободу не желали отпускать его.
Мне стоило лишь податься вперёд, взяться за его запястье.
Он одёрнул руку, глядя на меня с таким же леденящим кровь страхом, с каким я глядела на них немногим ранее.
И они бы меня не пожалели. Точно так же, как не жалели других женщин до меня.
Бегло просматривая чужие воспоминания, я видела вдову, почти старуху, и совсем юную девочку, ещё даже не девушку. Бывшие солдаты, отребье, гниль…
Я уже не чувствовала ни холода, ни боли, ни неловкости за свою полную наготу, стоя над ними и глядя на то, как они корчатся на земле.
Вены под их кожей вздулись и почернели, глаза начали выкатываться из орбит. Джин вывалил набок посиневший язык и смотрел на меня. Он ещё умирал, умирал, понимая, как дорого ему обошлось желание походя поиметь случайную девку, оказавшуюся в беде.
«Будьте прокляты, твари. За каждую, кто не смогла защититься от вас».
Это были мои слова и моё пожелание.
Та сила, что ревела во мне сейчас слышала их, и я знала, что она всё для меня исполнит. Всего-то и нужно — сказать ей «да», принять как свою и перестать сопротивляться. И она сделает всё, что мне будет угодно. Подчинит моей воле даже тех, кто не привык склоняться перед чужими прихотями. Все двери окажутся открыты, любое слово станет на вес золота, потому что так, как я скажу, непременно случится.
И боли не будет.
Не будет больше ни боли, ни кошмарных снов, ни сомнений.
Только одно короткое слово — добровольное согласие.
— Мелли⁈ — Монтейн выбежал из зарослей, запыхавшийся, собранный, и остановился.
Он замер совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, окинул взглядом почерневшие изуродованные трупы, и только после перевёл его на меня.
Я снова стояла совершенно голая перед ним, одетым, но на этот раз ни его, ни меня это не волновало.
Сила взвилась, прокатилась по спине вверх под кожей, и впервые за всё время, что мы с ней были вместе, приласкалась кошкой.
Она стелилась и пела, умоляла о возможности коснуться его. Выпить, высосать до дна, иссушить глазницы, сделать красивые пальцы крючковатым и хрупкими, как молодые веточки.
Вильгельм был полной противоположностью ей. Он мог бы стать ей достойным противником. Мог побороться с ней и даже не победить, но причинить ущерб гораздо больший — привлечь меня на свою сторону, заставить окончательно отвернуться от неё.
Всего лишь прикосновение…
Я приказала ей заткнуться. Тем тоном, которого не подозревала в себе сама, тем, который она подарила мне, однажды показав, каково это — отдавать приказы, без сомнения, в том, что они будут выполнены.
И она послушалась. С протяжным злым шипением отползла назад, а потом пришла боль.
Я содрогнулась всем телом, прижала руки к груди уже не от стыда, а от холода, заставившего застучать зубы.
Стиснув челюсть, Монтейн содрал с себя рубашку. Некрасиво и поспешно стянул её через голову, широкими шагами подошёл ко мне и взял за запястья.
Я не пыталась вывернуться или оттолкнуть его — он мог сделать со мной что угодно, потому что вместе с обжигающей болью пришла каменная усталость.
Вильгельм надел на меня свою рубашку, и когда тонкая, пахнущая им ткань коснулась кожи, я задрожала сильнее.
— Пойдём. Пойдём, Мелли. Не оглядываясь.
Крепко держа за плечи, он провёл меня прочь, и я пошла, хотя ноги уже не держали.
Почуявшая меня Красавица тревожно заржала совсем рядом — я понятия не имела о том, как долго и в какую сторону мы шли, не задумывалась о том, как мы, должно быть, выглядим со стороны.
— Сейчас. Побудь здесь.
Барон усадил меня на траву между лошадьми, и нос Красавицы тут же ткнулся мне в плечо.
У меня не хватило ни сил, ни мужества, чтобы погладить её. Подтянув колени к груди, я сунула руки между ними, боясь только одного — навредить… Ему.
— Вот. Ты сможешь сама одеться?
Рядом со мной легло платье, а Монтейн вдруг взял моё лицо в ладони, заставляя поднять голову.
— Мелания?
Он хотел получить подтверждение тому, что говорит именно со мной, и я кивнула, тяжело и неловко.
— Хорошо. Жди меня здесь, никуда не уходи.
Я должна была сказать ему, что не собираюсь. Что меня просто на это не хватит.
А ещё — что он не должен прикасаться ко мне.
Вильгельм быстро кивнул то ли мне в ответ, то ли собственным мыслям, а потом вдруг сухо и коротко поцеловал меня в лоб, поднялся и скрылся за кустами.