Постоялый двор показался впереди на рассвете. Дремавший, как мне казалось, в седле Монтейн вскинул голову, коротко кивнул мне, и мы, не сговариваясь, вслух, пустили коней в галоп.
К моменту, когда я спешилась, от такой езды ныло всё тело — время от времени я садилась на Красавицу, чтобы пронестись по окрестным лугам, но никогда не делала этого, устав так сильно.
Впрочем, жаловаться на что-то было бы грешно — я могла вдыхать свежий воздух полной грудью и не волноваться о том, что именно мне нужно предпринять сегодня, чтобы прожить спокойно ещё один день.
— Позаботьтесь о лошадях, я пока сниму комнаты, — барон бросил мне поводья и ушёл так быстро, что я не успела ни возразить, ни согласиться.
Как ни странно, отторжения к нему у меня после этого не возникло.
Договариваясь с конюхом и поглаживая по гривам внезапно занервничавшую Красавицу и коня Монтейна, имя которого не удосужилась узнать, я думала о том, насколько моему спутнику на самом деле в тягость моё присутствие.
Судя по его манере говорить и держаться, он не привык оглядываться на кого бы то ни было.
Всегда один и сам по себе.
Он и в деревне был немногословен, отвечал преимущественно «да» или «нет», а свои потребности формулировал очень коротко и ёмко. В первый день мне даже показалось, что он отвык говорить с людьми. Или вовсе никогда не привыкал.
Несмотря на то, что час был ранний, в трактире уже начали собираться желающие позавтракать — деловитые краснолицые женщины и хмурые мужчины, одинокие путники и целые семьи.
Я остановилась, отыскивая взглядом Монтейна. Волноваться о том, что могу встретить тут знакомых, было уже поздно — даже если и так, откладывать отъезд было немыслимо.
— Ваш ключ, мадам Мелания, — барон появился будто из воздуха.
Я вздрогнула, разворачиваясь к нему, и задела его плечом.
— Простите.
Дыхание постыдно сорвалось, а ведь в эту минуту бояться мне было совершенно нечего.
Благо, мой спутник этого не заметил.
— Вы не знаете, что здесь происходит? — отдав мне ключ, он бросил быстрый взгляд по сторонам.
Монтейн выглядел спокойным, выражение его лица не изменилось, но я чувствовала, что оживление, царящее здесь, ему досаждает.
— Последняя летняя ярмарка в городе. В августе крестьяне съезжаются на неё изо всех окрестных деревень.
— Значит, дальше будет ещё хуже, — он кивнул, не глядя на меня и настолько серьёзно, что я не выдержала, засмеялась.
— Зато в городе, если вы пожелаете туда заехать, до вас никому не будет дела. Если, конечно, не считать местных торговцев, местных воров и продажных женщин.
— Думаете, у кого-то из них я могу вызвать интерес?
Барон вскинул голову так резко и посмотрел так пристально, что веселиться мне отчего-то расхотелось.
— Уверена, что у всех.
Я сама не понимала, почему, но для того, чтобы произнести это ровно и в меру беззаботно, мне пришлось приложить все силы.
Монтейн продолжал смотреть. Любопытно, мог ли он увидеть больше, чем я хотела бы показать ему?
— Для вас принесут воду. А потом обед. Если я вам понадоблюсь, моя дверь напротив, — сам же Монтейн кивнул так, словно ничего не было.
Ни этого пристального взгляда, ни странной интонации, ни странного, ни на что не похожего чувства, как будто я падала в бездну.
Ещё раз кивнув мне, он повернулся и скрылся из вида быстрее, чем я успела опомниться, и мне оставалось только сделать то, что он сказал — подняться наверх и привести себя в порядок.
Благо для этого у меня были все возможности.
Воды оказалось не просто вдоволь. Мне принесли так много, что можно было не ограничиваться несколькими ковшиками, вылитыми на себя, а лечь в настоящую ванну.
В деревне я редко позволяла себе подобное — носить полные вёдра было тяжело, а мнение деревенских женщин о том, что от физического труда ничего мне не сделается, меня волновало мало.
Прежде чем раздеться, я всё же выглянула в окно и убедилась в том, что во дворе собираются обычные люди. Их становилось больше: кто-то готовился ехать дальше, кто-то только спешивался, чтобы поесть и отдохнуть. Если Монтейн не захочет свернуть, нам и правда, возможно придётся ночевать под открытым небом — во время последней ярмарки мест на постоялых дворах хватало не всем.
Эти дни в середине последнего летнего месяца и правда были золотыми и для крестьян, и для грабителей, и для шлюх. В любом месте, в любом лагере барон привлечёт к себе внимание. К себе, а значит, и ко мне.
Опускаясь в тёплую чистую воду, я подумала о том, стоит ли, к примеру, отрезать волосы, и улыбнулась собственным мыслям.
В таком случае останется ещё и примерить мужской костюм, продолжая убеждать Монтейна в том, что ничего особенного не происходит.
Отдав платье постучавшей в комнату горничной, чтобы его привели в порядок, я мельком посмотрела в зеркало, а потом надолго застыла перед ним.
Иллюзия то была или нет, но мне казалось, что я изменилась за прошедшую ночь. Потускневшие за последние месяцы глаза снова стали карими, а волосам словно добавили цвета. Следы усталости лишь немного сгладились, но даже они не отменяли того, что я вдруг сделалась похожей… на себя.
Вероятно, стоило бы списать это на естественную и неконтролируемую реакцию женщины, оказавшуюся в обществе приятного ей мужчины, но себе я была вынуждена признаться: дело не в Монтейне.
Точнее, дело было, конечно же, в нём, но так преобразиться всего за несколько часов я смогла не потому, что он так сильно мне нравился. Причина была в его силе. Пусть я не могла в полной мере понять её природу, я всё равно ощущала её кожей и волей-неволей наполнялась ею сама.
Это было приятное и вместе с тем весьма тревожное открытие. Если барон заметит… Вернее, когда это произойдёт, мне придётся очень быстро попрощаться с ним. Быть может, исчезнуть, не прощаясь вовсе, чтобы ничего не объяснять и не подвергать его опасности, оказаться в которой он точно не заслуживал.
Занятая этими мыслями, я спустилась в трактир и сразу же оказалась приглашена к столу.
— Прошу вас, госпожа, всё уже готово! Ваш любезный спутник просил меня позаботиться о вас, если вы спуститесь раньше! — хлопотала вокруг меня хозяйка.
Я только кивнула ей, запоздало поняв, что смотрю в ответ на это, пусть и наигранное внимание хмуро и с недоверием. Деревенской травнице его уж точно оказали бы куда меньше.
Заказанный Монтейном обед оказался великолепным — точно так же, как и я, он практически не ел в последние дни, обходился хлебом и травяным чаем.
Готовя для него последний, я даже предположила в определённый момент, что он намеренно держит пост во время работы, но потом поняла: нет. Он просто не считал возможным тратить время на нормальную еду и отдых, пока болели те, кого он пришёл лечить.
Такой стойкостью я сама не обладала, хотя бы раз в день, но мне нужна была тарелка более-менее сносной еды. Пусть кусок и не лез в горло, это помогало поддерживать силы.
На каких внутренних возможностях держался барон, предполагать я не решалась.
Не прикасаясь к запечённому с овощами мясу без него, я старалась и не смотреть по сторонам, избегая ответных взглядов. Кто и что может обо мне подумать перестало быть важным, но тратить время на пустые разговоры мне было жаль.
Нам обоим и правда требовался сон, а после нужно будет ехать дальше.
В глубине души я всё же опасалась, что привычный для Монтейна темп может поначалу показаться мне изнурительным, и готовила себя к тому, что обращать внимание на усталость у меня времени не будет. Не в моём положении просить себе пощады.
— Ооо, кого я вижу! Рыжая! — тяжелая мужская рука опустилась мне на плечо, и я стряхнула её инстинктивно, ещё до того, как развернулась.
— Идиот!
— Что, напугал? — Эрван довольно хохотнул и начал перелезать через скамью, чтобы усесться со мной рядом. — И куда вся смелость подевалась?
Колен и Адам уселись напротив, и я вздохнула, не скрывая раздражения.
Этих троих мне хотелось увидеть меньше всего. Не следовало даже мысленно поминать воров, должно быть.
— Так что, красавица, куда собралась? Решила прокатиться до города? Так сказала бы нам, мы бы мигом проводили!
Эрван снова потянулся, чтобы обнять меня за плечи, и я вывернулась во второй раз.
— Не твоё дело. Считай, что туда, где нет тебя.
— Как грубо! — он засмеялся гнусаво из-за давно сломанного и плохо сросшегося носа, и Адам с Коленом загоготали вместе с ним. — Даже почти обидно!
На нас начали не просто посматривать, а коситься с подозрением, и мне захотелось застонать. Оказаться выдворенной из трактира за то, что сидела за одним столом с известными всей округе босяками — это стало бы самым смешным, самым нелепым исходом. И едва ли барон стал бы после этого меня возвращать или просить хозяина о том, чтобы он позволил мне вернуться.
— Исчезни отсюда. Живо! — я развернулась к Эрвану и почти прошипела это ему в лицо.
— Или что? — он ухмыльнулся, и на этот раз избежать его прикосновения я не сумела.
Узкая, но сильная рука с грязными ногтями сжала моё запястье, придавила его к столу так сильно, что я едва не вскрикнула.
— Ты мне кое-что должна, Мелли. Не забыла?
Он понизил голос до злого и опасного шёпота, и моя попытка вырваться оказалась тщетной.
— Да какой же чёрт тебя принёс!..
— Видимо, тот, который мне помогает, — широко и мерзко улыбаясь, второй рукой Эрван схватил меня за колено. — Ты не бойся, рыжая, больно не сделаем. Мы быстренько, а потом пойдёшь дальше, как новенькая.
Оттолкнуть его или ударить я в таком положении не могла, звать на помощь было… страшно.
Эти трое были только моей проблемой, и я успешно справлялась с ней до сих пор. Не далее как прошлой ночью я обещала, что не стану для своего спутника обузой, и нарушить слово было смерти подобно. Поднять крик значило не просто согласиться с собственной беспомощностью. Это грозило мне потерей барона Монтейна, а лишиться такого попутчика я просто не могла.
— Вот к этому чёрту и сходи. Быстренько, — я выговорила это очень чётко, глядя Эрвану прямо в глаза.
Обычно такого взгляда ему оказывалось достаточно, чтобы стушеваться, но сегодня он, по всей видимости, слишком хорошо чуял ускользающую добычу.
— Ах ты тварь. Встала и пошла!
Он всё-таки дёрнул меня за руку, да так сильно, что я вскрикнула, но вытащить из-за стола не успел: поднимаясь, Эрван врезался в Монтейна, приближение которого я во второй раз за утро не заметила.
— Так к какому чёрту вы торопились, милорд? — он спросил спокойно, со сдержанной учтивостью, как будто и вовсе не заметил.
Ни косых опасливых взглядов, ни не подумавших вмешаться людей, ни моего испуга, ни того, как уставились на него эти трое.
«Чёртом» барон Вильгельм Монтейн тоже слыл нередко — его пристрастие к чёрной одежде, чёрный же конь, поразительное спокойствие и сила, пределов которой никто не знал, располагали людей к суевериям.
Сейчас же он не сделал ничего, но Эрван убрал от меня руки, а Колен и Адам вскочили, опасливо отодвигаясь от нашего стола.
— Простите, господин… Ошибочка вышла…
Почти не веря своим глазам, я наблюдала за тем, как Эрван, мимо которого ни один путник не мог проехать, не заплатив дань, пятится, едва ли не кланяясь.
Новости в наших краях всегда распространялись быстро — люди знали, кому обязаны тем, что эпидемия так и не случилось, а кладбища не начали расти.
Понимая, кто перед ним, лихой разбойник, гроза местных лесов, заикался, как мальчишка, и я в очередной раз мысленно поблагодарила все Высшие силы за то, что они надоумили меня обратиться к Монтейну.
— Рад, что мы во всём разобрались, — барон же только кивнул Эрвану, а потом, сочтя инцидент исчерпанным и перестав замечать всех троих, сел напротив меня. — Ты не притронулась к еде. Напрасно, она могла остыть.
Это внезапное «ты» и та лёгкость, с которой оно было брошено, подействовали на меня оглушительно.
Эрван и его дуболомы должны были тоже услышать.
Они должны были запомнить, к чьей женщине посмели приставать.
Если однажды мне взбредёт в голову вернуться сюда, они мне, без сомнения, это припомнят. Либо, напротив, всю оставшуюся жизнь будут обходить мой дом стороной.
— Спасибо, — я выдохнула это едва слышно, когда за шайкой Эрвана закрылась дверь.
— Не стоит благодарности, — барон улыбнулся мне так коротко, что я едва успела эту улыбку заметить. — Надеюсь, это были не те причины, что вынудили вас бежать.
Возвращение к безукоризненно вежливому, но такому обезличенному обращению огорчило так сильно, что я мгновенно разозлилась на себя.
— Это просто местные бандиты. Эвран родом из моей деревни, Ален платит ему дань за то, чтобы они нас охраняли. Когда матери не стало, он начал предлагать защиту мне.
— Как я понимаю, он был слишком навязчив? — он бросил на меня быстрый взгляд и взялся за вилку.
Мне оставалось только последовать этому примеру и стараться успокоиться.
— Да, иногда. Когда он начал становиться слишком настойчивым, я пообещала ему, что он перестанет быть мужчиной, если ещё раз приблизится ко мне. К счастью, о моих возможностях он знает мало.
Монтейн засмеялся. Тихо, без лишних движений, но услышанное в самом деле его позабавило.
— Вы умеете убеждать!
Казалось бы, этот смех должен был разрядить обстановку, но я только разозлилась ещё больше.
— Да, когда в этом есть необходимость. Кстати, сколько я должна вам за комнату и за обед?
Он поднял лицо, и я, наконец, рассмотрела, что глаза у него серые, как грозовое небо.
— Побойтесь Создателя, если вы в него верите, мадам Мелания. Я пока в состоянии оплатить комнаты и обед на постоялом дворе.
В его тоне не было ни насмешки, ни снисхождение, лишь вполне искреннее, чуть настороженное удивление.
Под таким взглядом и после такого ответа продолжить было непросто, но порождённое позорным испугом раздражение требовало выхода, да и сказать то, что я озвучить собиралась, было необходимо.
— Барон Монтейн, — звук, с которым я отложила вилку, получился слишком громким. — Давайте кое-что проясним. Я благодарна вам за то, что вы вмешались, мне не хотелось бы устраивать балаган там, где меня могут узнать. Но я по-прежнему не прошу вашей защиты и не нуждаюсь в том, чтобы вы за меня платили. У меня есть деньги, и я…
— … Не хотите быть никому и ничем обязанной, я понял, — он кивнул и очевидно хотел добавить, что-то ещё, но нам помешали.
— Милорд, это вы, милорд? — рядом с нашим столом возник мальчишка лет двенадцати.
Он шмыгнул носом не то от любопытства, не то страха, но Монтейн повернулся к нему и вдруг улыбнулся совсем иначе — сдержанно, но тепло, располагающе.
— По всей видимости, я. Вы ведь искали Чёрного Барона, юноша?
Мальчишка икнул, замер и заморгал с таким восторгом, что от моего раздражения не осталось и следа.
Никто и никогда точно не разговаривал с ним с таким уважением, а Монтейн как будто и правда не видел разницы между крестьянским ребёнком и Старейшиной целой деревни.
— Ага, — мальчишка рассеянно кивнул, а потом вдруг схватил его за рукав. — Пойдёмте, милорд! Раз это правда вы, пожалуйста, пойдёмте!
Это была неслыханная фамильярность. Деревенские дети сызмальства знали, что могут крутиться рядом со знатными господами, но делать это нужно ненавязчиво, не вызывая раздражения и не мешая.
За подобную вольность можно было получить как минимум подзатыльник, если не серьёзный удар.
Монтейн же поднялся так спокойно, словно ничего необычного не происходило.
— Идём, раз надо.
С неудовольствием отметив, что наблюдаю за ним, едва ли не открыв рот, я тоже вскочила с места и бросилась следом. Пусть меня никто и не приглашал, я просто не могла не узнать, из-за чего возник такой переполох.
Толстая деревянная дверь была слишком тяжёлой для ребёнка, и барон толкнул её сам, прищурился на яркий солнечный свет.
— Сюда, милорд! Сюда, скорее. Он совсем-совсем болеет! — мальчишка увлёк его за конюшню.
Сердце неприятно ёкнуло, и я прибавила шаг, стараясь не слишком повышать голос:
— Милорд!
Эрван был способен на многое. В том числе на то, чтобы заплатить несколько медяков за придуманный повод.
Нужно было предупредить барона, прежде чем он угодит в засаду, но останавливаться и слушать меня он не пожелал. Только послал в ответ на мой окрик короткую кривую и понимающую улыбку и безбоязненно свернул за угол.
— Вот!
Мне показалось, что на долю секунды я перестала дышать, услышав победный и полный надежды возглас мальчишки.
Если всё-таки придётся звать на помощь…
Там не было засады.
Поспешив за Монтейном, чтобы сцепиться с Эрваном самой, я остолбенела, застыла на месте, потому что там был щенок.
Ещё двое мальчишек и девочка сидели прямо на земле, а между ними лежал обычный рыжий щенок. Его передняя правая лапа была вывернута под неестественным углом, а в открытой гноящейся ране уже копошились черви.
— Я же говорил, это он! Он поможет! — мальчишка, который привёл нас, сурово кивнул своим, а после забрал голову, глядя на Монтейна с надеждой. — Правда же поможете, милорд? Мой папаша говорит, что вы вместе помогаете!
— Пожалуйста, милорд! Его переехали повозкой! — девочка подняла на него полные слёз глаза.
Помимо горя об умирающем щенке, в них был страх. Тот самый страх, который испытывают люди, столкнувшись с кем-то вроде Чёрного Барона — кем-то не просто более могущественным, а… иным, чуждым им по своей сути.
И всё же она преодолевала этот страх.
Четверо глупых, беспечных детей, с которых другой, не Монтейн, мог бы попросить в уплату так много.
— Давайте я посмотрю, — я решительно шагнула вперёд, но он меня опередил.
— Ну и что тут у нас?
Щенок уже почти не шевелился, когда Монтейн без всякой брезгливости взял его на руки.
Я мысленно зачем-то отметила, что отличной батистовой рубашке пришёл конец.
Он же не обратил на это никакого внимания, приподнимая опущенные веки.
Безнадёжный случай.
Барон погладил щенка между ушами, и отчего-то именно в этот момент мне захотелось заплакать. Помочь ему уйти и правда было милосердием, да только я такого не умела. Монтейн же наверняка мог сделать это, не причиняя боли.
Дети хором ахнули, а мне показалось, что земля кренится и уходит у меня из-под ног, потому что в его ладони и правда вспыхнуло пламя. Белое и чистое, оно походило на приручённую и послушную воле своего хозяина молнию.
Равнодушно облизав свалявшуюся в животном предсмертии шерсть, это пламя спустилось ниже и проникло в рану, очищая её, заживляя ткани.
Ни жива ни мертва, я смотрела на то, как барон лечил маленькую обречённую собаку, и не знала, ни сколько времени прошло, ни что чувствую по этому поводу.
Когда щенок поднял ухо, я поняла, что он закончил. Только что гниющая лапа поднялась — по всей видимости, в неё возвращалась чувствительность, и щенок готов был учиться пользоваться ею заново.
— Держи, — Монтейн опёрся на левое колено, чтобы передать его мальчику, который отважился обратиться к нему, а потом кивнул девочке. — Хорошо заботьтесь о нём. Он будет жить долго.
Лечил он, но руки дрожали у меня.
Когда Монтейн выпрямился, посмотреть ему в глаза почему-то оказалось так стыдно, что я буквально заставила себя сделать это.
— Принесите мяса, мадам Мелания. Этому зверю сейчас нужно хорошо поесть, — он чему-то улыбался. — Нам с вами, кстати, тоже.