Глава 7

В дверь позвонили в семь вечера того же дня. Крессида, которая к этому моменту успела разделаться только с половиной порции «Чикен-Мадрас»,[11] стоявшей на подносе перед телевизором, подумала, что пришла Лотти, чтобы выпить чего-нибудь вкусненького и поболтать.

— Ой! — С удивлением обнаружив, что это совсем не Лотти, и понимая, что у нее изо рта может пахнуть карри, она попятилась от двери.

— Сегодня утром вы назвали мне заниженную цену. И я как-то упустил возможность представиться. — На ее крыльце стоял сын миссис Е. Тернер, загорелый, улыбающийся, одетый в свежую голубую рубашку. А еще он держал в руке букет свежих фрезий. — Том Тернер.

С того инцидента, который травмировал ее душу, когда она была подростком («Ой, какие красивые! Это мне?» — «Нет, они пойдут на могилу моей бабуле»), вид мужчин с цветами вызывал у Крессиды приступ мини-паники.

Охваченная смятением, она сказала:

— Том, рада снова видеть вас. Меня зовут Крессида Форбс.

Том Тернер склонил голову:

— Я это уже знаю.

— Господи, конечно же, я забыла. Гм… я отправила открытку вашей матушке.

Он продолжал улыбаться.

— Я и это знаю. У вас лицо честного человека.

Насчет честности Крессида ничего сказать не могла. А вот в том, что лицо было пунцовым, она не сомневалась. Изо всех сил стараясь не смотреть на фрезии, она проговорила:

— Наверное, сейчас не время признаваться вам в том, что я граблю банки.

— Вот. — Том наконец протянул ей букет. — Я решил, что они вам понравятся. Это мой способ поблагодарить вас за помощь.

— О Боже! — Сделав вид, будто только что заметила цветы, Крессида взяла букет и с энтузиазмом понюхала. — Какие красивые! Большое спасибо. Уверяю вас, вам незачем было утруждать себя.

— Как я уже сказал, вы назвали мне заниженную цену. Я посмотрел цены на вашем сайте. — Том опять улыбнулся. — И еще хочу извиниться за поведение Донни. Боюсь, вел он себя не лучшим образом.

Еще бы! Крессида заглянула Тому за плечо и сказала:

— Ну, это типично для его возраста. Он ждет вас в машине?

— Нет. Я оставил его в коттедже. Его не оторвать от «Геймбоя».

Повисла пауза. Том стоял и не предпринимал никаких попыток уйти. Помня о том, что от нее может пахнуть карри, и одновременно понимая, что нужно прервать неловкое молчание, Крессида жизнерадостно осведомилась:

— Ну как, вы что-нибудь поймали?

Ее вопрос изумил Тома.

— Простите?

Замечательно, теперь он решит, что она допытывается, нет ли у него заболеваний, передающихся половым путем!

— Вы же собирались на рыбалку, — поспешила разъяснить свой вопрос Крессида. — Я имела в виду, поймали ли вы какую-нибудь рыбу?

— А, понятно, простите. Да, нам удалось…

— Заходите в дом. Хотите что-нибудь выпить?

Краешком глаза Крессида заметила Теда, который запер свой магазин и теперь неторопливо шел по Хай-стрит в их сторону, направляясь в «Летящий фазан», чтобы выпить свои традиционные шесть пинт «Гиннеса» и пожаловаться на положение в стране, где все оккупировали эти чертовы супермаркеты и где стадо жалких дилетантов называет себя английской крикетной командой.

Крессида машинально схватила Тома за руку, бесцеремонно втащила в прихожую и захлопнула за ним дверь и только после этого с изумлением поняла, что сделала.

Однако что-то подсказывало ей, что он совсем не возражал против этого.

Приятно удивленный. Том сказал:

— Я уж думал, вы никогда меня не пригласите.

— Извините. Там Тед, из магазина. Проходите. — Она распахнула окна в кухне и отправила в мусорное ведро пластмассовый лоток, в котором продавалась готовая к употреблению курица «Мадрас», — хорошо еще, что она сообразила после микроволновки выложить еду на тарелку. — Простимте за запах карри. Одну минутку, сейчас поставлю цветы во что-нибудь. Чай, кофе, вино?

Том смотрел, как она разворачивает букет.

— Думаю, они предпочли бы простую воду.

— Хорошо, — кивнула Крессида, поняв, что опять ляпнула какую-то глупость. — Вода для цветов. А мы будем пить вино. Только боюсь, оно не из дорогих.

Том улыбнулся:

— Да хватит вам извиняться.

Они расположились в патио, и Крессида узнала, что Том с сыном из Ньюкасла и поселился в одном из коттеджей Фредди. Что они приехали три дня назад и собираются пробыть здесь две недели и рыбачить. Что сегодня днем они поймали шесть форелей и пять окуней.

— Донни пришел в неописуемый восторг, — закончил Том. — Это еще одна причина, почему я хотел увидеться с вами. Чтобы рассказать, что Донни не всегда такой сварливый, как сегодня утром. Он вообще-то хороший парень. Просто последние два года были для него тяжелыми.

— Вы развелись? — Это было обоснованное предположение: отец и сын проводят отпуск вдвоем. И на пальце отца нет обручального кольца.

Том кивнул.

— Моя жена сбежала с другим.

— О Господи. Извините.

Том лишь пожал плечами.

— Это сильно потрясло Донни. Ведь мы ни о чем не подозревали. Просто однажды утром она ушла излома, и все. Оставила записку, даже не попрощалась. Сейчас она живет в Норфолке со своим новым приятелем. Бедняга Донни, мы с ним остались вдвоем. Я стараюсь изо всех сил, мы кое-как существуем. И слава Богу, все уже не так, как раньше.

Крессида сочувственно закивала. Она уже корила себя за то, что утром сердилась на Донни и думала, что его нужно хорошенько отлупить. Ее сердце разрывалось от сострадания к мужчине, сидевшему напротив.

— Наверное, и для вас это было тяжелым ударом?

— Что сказать? — Том покачал головой. — Ведь жить-то надо, собирать жизнь по осколкам. Мне сорок два, я отец-одиночка. Никогда не думал, что со мной может такое случиться, а вот случилось. — Он поморщился, потом улыбнулся: — Теперь настала моя очередь извиняться. Давайте поговорим о чем-нибудь веселом! Давайте повернем разговор в другую сторону, ладно? Расскажите мне о себе.

Крессида ощутила странную дрожь где-то в глубине желудка. Том очень приятный мужчина с добрым лицом и легкой манерой общения. Сегодня утром в магазине Теда она выбрала его непроизвольно, и вот сейчас он сидит в ее патио, потягивает вино и просит рассказать о себе. Однако весь ее печальный опыт общения с мужчинами показывал, что им неизменно гораздо интереснее говорить о себе.

Кроме того, она всегда обладала особым талантом связываться только с поразительно эгоистичными представителями противоположного пола. Какая досада: а конкретно этот представитель живет в Ньюкасле!

— Ну, мне тридцать девять. Разведена. — О Боже, она будто цитирует объявление из раздела «Знакомства»! Неопределенно взмахнув рукой, Крессида сказала: — Но это было много лет назад. Мне нравится жить здесь, в Хестакомбе, и управлять своим крохотным бизнесом. Раньше, когда я работала секретарем в суде, это было простым хобби, но потом я имела глупость завести роман со своим боссом. Естественно, через несколько месяцев все закончилось неприятным разрывом, и после этого мне было очень трудно работать с ним. — «Очень трудно» — это было мягко сказано, но Крессида решила избавить Тома от мрачных подробностей и умолчала о том, что шеф просто выкинул ее на улицу и заменил девятнадцатилетней уличной девкой. — В общем, я уволилась с работы и стала заниматься открытками. Первые несколько месяцев были ужасными — я разъезжала по городам и умоляла владельцев магазинов продавать свои работы, — но вскоре все наладилось. И сейчас… дела идут отлично. Я никогда не разбогатею, однако мне хватает а жизнь и я могу распоряжаться своим временем. Если нужно, я всегда могу освободить день для банджи-джампинга.[12] А иногда мне приходится сидеть ночами и изготавливать пятьдесят приглашений на свадьбу или извещений о рождении. Никогда не знаешь, что тебе закажут в следующий раз, и это мне нравится.

Она выглядит бодрой и уверенной в будущем, верно? Теперь Том не примет ее за павшую духом безработную. Она выглядит необузданной и свободной, непосредственной и импульсивной…

— Для банджи-джампинга?

— А почему бы нет?

Все еще чувствуя себя потрясающе необузданной и свободной — вероятно, на нее подействовало вино, — Крессида ослепительно улыбнулась и небрежно отбросила с лица волосы. Черепаховые гребешки вывались и, звонко стукнувшись о спинку стула, упали на пол патио.

— Ой! — Крессида сдалась: ясно, она не создана для того, чтобы быть необузданной и свободной. — Ну может, не для банджи-джампинга. Если у меня появляется желание отправиться по магазинам, я могу запросто выделить для этого целый день.

— В этом нет ничего зазорного, — закивал Том. — Взять, к примеру, мою бывшую жену — если она на неделе не покупала себе новую пару туфель, то считала, что неделя прошла зря.

— Она была такой роскошной женщиной?

Крессиде самой всегда хотелось быть роскошной, но она знала, что этого никогда не случится. Шик был для нее недостижим. Сколько бы раз она ни отправлялась по магазинам с твердым намерением купить себе какой-нибудь шикарный туалет от известного модельера, все заканчивалось длинными цыганскими юбками, объемными хлопчатобумажными блузами с отделкой бархатом и кружевом и расшитыми жакетами, к которым ее неудержимо тянуло.

— Роскошной? Да в общем-то нет. — Том на мгновение задумался. — Просто Энджи нравилось иметь много нарядов всех цветов. Она всегда была изящной и стильной. Да и сейчас, — добавил он, — остается такой.

«Вот такой мне никогда не бывать», — подумала Крессида. Изящество и стиль предполагают знакомство с утюгом, а она знакома с ним не была. Разве мужчина, который был женат на женщине, умевшей хорошо одеваться, может заинтересоваться кем-то, кто не имеет в доме гладильной доски?

Надо же, куда ее занесло! Бедняга пришел только для того, чтобы поблагодарить ее за помощь.

— Не могу сказать, что Донни ценил это, — спокойно продолжал Том. — Энджи все время пыталась и его заставить одеваться стильно, а ему нравилось носить дырявые трикотажные рубашки из хлопка да камуфляжные штаны. Сейчас я разрешаю ему одеваться как ему нравится. У детей свое представление о том, как они должны выглядеть, правда? Вы тоже должны выработать для себя такой же взгляд.

— Ну, гм…

— Простите. — Увидев, что его слова ошеломили ее, Том сказал: — Я не мог не заметить фотографии в кухне, те, на которых вы с дочерью. Именно поэтому я понял, что вы, будучи родителем-одиночкой, поймете мои проблемы с Донни.

Крессиде следовало бы отшутиться. Но как ни удивительно, она ощутила прилив гордости, смешанной с грустью, — ведь боль можно спрятать, однако она никогда не уйдет полностью. Почему-то слова застряли у нее в горле, и ей пришлось сделать глоток вина.

— Как ее зовут? — поинтересовался Том.

Крессида с трудом выговорила:

— Джоджо.

— Джоджо, — кивнул Том. — И она, кажется, примерно того же возраста, что и Донни?

Его это не касается. Она не обязана рассказывать ему всю историю. Черт, после сегодняшнего вечера она больше не решится поднять на него глаза.

— Джоджо двенадцать. И я ужасно люблю ее. — Крессида заставила себя улыбнуться. Неожиданно она босыми ступнями ощутила шершавость нагревшегося за день камня, которым был вымощен дворик. — Но она мне не дочь. Просто я забочусь о ней.

Загрузка...